Последний император

3 мая произошла моя встреча с членами комиссии по обследованию, длившаяся не более четверти часа. На ней мне задали два вопроса — как я прибыл на Северо-Восток и как было основано Маньчжоу-Го. Прежде чем ответить, я вспомнил, как Джонстон когда-то говорил, что двери Лондона всегда открыты для меня. "Я скажу Литтону, что стал верховным правителем Маньчжоу-Го в результате обмана Доихары и угрозы Итагаки, и попрошу их взять меня в Лондон, — подумал я. — Согласятся они или нет?" Однако я тут же вспомнил, что рядом со мной сидели начальник штаба Квантунской армии Хасимото и сам Итагаки. Взглянув на бледное лицо Итагаки, я послушно стал говорить то, что мне было велено:

— Я прибыл в Манчьжурию после того, как был избран маньчжурским народом. Мое государство совершенно независимо…

Члены комиссии кивали, улыбались и больше ни о чем не спрашивали. Затем вместе сфотографировались, выпили шампанского и пожелали друг другу здоровья. Комиссия по обследованию удалилась, на бледном лице Итагаки появилась улыбка, и он не переставая нахваливал меня:

— Поведение вашего превосходительства было прекрасным, говорили вы превосходно!

Чжэн Сяосюй потом сказал мне:

— Эти иностранцы со мной тоже беседовали. Они интересовались равными возможностями и правами иностранных государств. Я этого ожидал.

В октябре того же года японский журнал "Тюо коорон" опубликовал статью Камаи, и вскоре Чжэн Чуй принес мне ее перевод. Мне в руки попал также и доклад комиссии Лиги Наций по обследованию. Оба документа оставили у меня одинаковое впечатление и подтвердили мнение Чжэн Сяосюя и Чжэн Чуя, которые считали, что комиссию по обследованию интересовали вопросы "равных возможностей" и политики "открытых дверей".

Статья Камаи под названием "Маньчжоу-Го обращается ко всему миру" содержала отчет о беседах автора с лордом Литтоном и другими членами комиссии. В статье Камаи писал, что первый вопрос, который ему задал Литтон, был следующий: "Не преждевременно ли создано Маньчжоу-Го?" На это Камаи ответил, что оно создано не преждевременно, а даже с опозданием. Далее их беседа протекала так:

— Тогда генерал Маккой спросил меня: "Осуществляется лина самом деле провозглашенный Маньчжоу-Го принцип "открытых дверей"?" Я немедленно ответил, что политика "открытых дверей" и "равных возможностей" — два краеугольных камня политики государства. Инициатором провозглашения принципа "открытых дверей" была Америка — одно из тех государств, которые ранее были тесно связаны с Китаем. Но теперь, когда этот принцип начинают признавать все страны, сам Китай закрыл двери. Действительно, где в Китае можно увидеть, что он осуществляет такую политику? Открывая сейчас самым могущественным ключом двери Маньчжоу-Го, мы заслуживаем только вашей благодарности, джентльмены, а не ваших протестов… Я должен лишь добавить, что политика "открытых дверей" неосуществима, когда речь идет о национальной обороне, впрочем, так же, как и в любой другой стране мира. Литтон снова спросил: "Осуществляют ли в Маньчжоу-Го принцип "равных возможностей"?" Я, ничуть не колеблясь, отвечал: "Ваша страна уже знает примеры осуществления этого принципа в Китае. В конце правления династии Цин, когда внутренние дела пришли в полный упадок и стране угрожала потеря единства, Роберт Харт предостерег цинский двор, что последний рискует полностью утратить какую бы то ни было роль в международных делах, если положение и дальше будет оставаться прежним. Он советовал опираться на европейцев, а также учредить императорские таможни. Вслед за этим цинский двор немедленно назначил Роберта Харта главным инспектором таможен, тогда же была учреждена и таможенная администрация. На службу в таможни было принято много англичан, французов, японцев и других иностранцев, и в Китае эти учреждения считаются самыми надежными. Великие державы предоставляют стране займы, оказывая тем самым финансовую помощь. Англичане считают таможни учреждениями, осуществляющими принцип "равных возможностей", но если японцы захотели бы служить в них, от этого принципа пришлось бы отказаться в силу крайне трудного экзамена по английскому языку. Маньчжоу-Го — государство, основанное на сотрудничестве маньчжуров и японцев, поэтому официальные документы нового государства публикуются как на маньчжурском, так и на японском языке. Мы тепло приветствуем людей любой национальности, которые свободно владеют маньчжурским и японским языками. Они будут удовлетворены отношением к себе Маньчжоу-Го. Это я и называю равными возможностями". Далее я спросил их- "Есть ли у вас другие вопросы ко мне?" Все ответили, что в них нет необходимости, ибо они хорошо поняли позицию Маньчжоу-Го и выражают по этому поводу свое удовлетворение. Когда я провожал членов комиссии на вокзале в Синьцзине (Чанчунь), Литтон крепко пожал мне руку и тихо сказал: "Желаю успехов в развитии нового государства Маньчжоу-Го!"

Эта беседа весьма воодушевила Чжэн Сяосюя и Чжэн Чуя. Последний даже предположил, что Лига Наций, возможно, примет резолюцию о совместном управлении Маньчжоу-Го. После опубликования доклада комиссии по обследованию их уверенность усилилась еще больше. В этом документе совершенно определенно и открыто говорилось, что Китай должен признать международный контроль. В нем также подчеркивалось, что желание Японии создать "устойчивое правительство" не лишено оснований, но при этом отмечалось, что лишь в атмосфере внешнего доверия и внутреннего мира может появиться капитал, который необходим для быстрого экономического развития Маньчжурии. Похоже было, что отец и сын Чжэн были правы, ожидая со стороны комиссии поддержки международного управления с учетом интересов всех европейских держав.

Оправдались и предсказания Чжэн Сяосюя относительно антисоветской направленности документа. Комиссия заявила о том, что она понимает, почему Япония считает Маньчжурию жизненно важной линией; кроме того, ей понятна и "заинтересованность Японии в предотвращении использования территории Маньчжурии как базы для военных действий, направленных против ее территории, а также ее желание принять все надлежащие меры, если границы Маньчжурии будут нарушены иностранной державой". Комиссия отмечала дальше, что "может возникнуть вопрос, действительно ли военная оккупация Маньчжурии на неопределенный период, влекущая за собой громадные финансовые затраты, является самым эффективным способом предотвращения угрозы опасности и действительно ли японские войска не станут испытывать серьезных затруднений, если будут окружены своенравным и мятежным населением с неприятельским Китаем в тылу. Япония может найти возможность при симпатии и доброжелательстве других стран и без затрат для себя получить большие гарантии своей безопасности, если будет стремиться к соглашениям, аналогичным достигнутым другими великими державами в разных частях мира". Комиссия выступила против восстановления старого режима в Маньчжурии, отметив, что "удовлетворительный режим в будущем может получить свое развитие на основе настоящего (то есть режима Маньчжоу-Го) без существенных изменений". Такому государству можно было бы придать высокую степень автономности и иметь в нем иностранных советников из разных стран. В силу большей заинтересованности Японии в Северо-Востоке удельный вес японцев там должен быть выше, хотя какую-то часть следует выделить и для других стран. Чтобы новая форма правления стала более эффективной, комиссия предложила в качестве первого шага созвать консультативную конференцию, состоящую из представителей китайского и японского правительств и нейтральных наблюдателей. Конференция обратится к Совету Лиги Наций в случае, если не будет достигнуто соглашение. Комиссия считала, что метод "международного управления" подходит как для Маньчжурии, так и для остального Китая. Причина была все та же (ее постоянно приводили Чжэны): в Китае есть только рабочая сила, и если он не будет иметь капитала, техники и иностранных специалистов, он не сможет развиваться.

В тот день, когда я впервые увидел доклад комиссии, Чжэн Сяосюй радостно сообщил мне, что "дела весьма обнадеживают" и что Ху Ши опубликовал статью, в которой называет доклад "общественным мнением мира". Но реакция японской стороны заставила Чжэн Сяосюя и его сына впасть в глубокий пессимизм. И хотя комиссия не раз подчеркивала, что уважает интересы и права Японии на Северо-Востоке и даже рассматривала события 18 сентября 1931 года как акт самозащиты со стороны Японии, представитель Министерства иностранных дел Японии соглашался с комиссией только в одном: "Предложения комиссии в отношении Маньчжурии могли, вероятно, принести пользу отношениям Китая с великими державами. Примером тому может служить план совместного управления". Год назад Япония была не менее заинтересована в планах международной администрации на Северо-Востоке. Как я говорил выше, энтузиазм Чжэн Сяосюя по поводу политики "открытых дверей" и "равных возможностей" явился причиной того, что впоследствии он потерял расположение японцев и в конце концов отошел в сторону.

До опубликования доклада комиссии Лиги Наций я думал, что если Чжэн говорит правду, то мое положение, возможно, будет лучше, чем при единоличном захвате Японией Маньчжурии. В это время меня беспокоили два вопроса. Во-первых, я боялся осуществления совместного управления, в котором участвовало бы нанкинское правительство. В этом случае я оказался бы в очень трудном положении. Во-вторых, если бы нанкинское правительство и не добралось до меня, вряд ли совместное управление позволило бы мне стать императором. О какой монархии могла идти речь при "автономном правительстве"? Больше всего на меня действовали варварские методы Японии, которые, как ни странно, не встречали осуждения в международных решениях. Поэтому, вспомнив о тех мыслях, которые появились у меня на встрече с комиссией, я подумал про себя: "Хорошо, что я не свалял дурака, а то бы давно распрощался с жизнью. Сейчас самое главное — не раздражать японцев. И если я надеюсь снова взойти на трон, я не смогу обойтись без них!"

Я в третий раз становлюсь "императором"

"Старые сановники Пекина и Тяньцзиня, узнав о том, что император стал верховным правителем, преисполнились гнева и печали, ибо считали, что титул императора отныне упраздняется. Все, вплоть до чиновников бывшей республики, таких как Цао Жулинь, Ван Жунбао и другие, придавали титулу очень большое значение. Лишь после того, как я подробно рассказал им о том, что император много раз решительно отказывался и вынужден был согласиться, они в какой-то степени поняли истинное положение вещей, но я не смог полностью рассеять их сомнения".

Это отрывок из доклада, который прислал мне уехавший в Тяньцзинь Чэнь Цзэншоу спустя месяц после моего вступления в должность "верховного правителя". Немало таких докладов пришло из Пекина и Тяньцзиня. Все они оставляли на душе неприятный осадок.

По договору с японцами я согласился быть правителем сроком на один год и, если Квантунская армия не восстановит монархический строй, мог подать в отставку. Но я не поступил так, ибо на это у меня не хватило смелости. Если бы Квантунская армия и согласилась на мою отставку, куда бы я делся?

В первые дни после годовщины моего пребывания на посту "верховного правителя" командующий Муто на одном из совещаний сам затронул этот вопрос, сказав, что Япония как раз изучает вопрос, каким должен быть государственный строй Маньчжоу-Го. Когда создадутся подходящие условия, этот вопрос, естественно, будет решен.

Спустя некоторое время Япония, чтобы развязать себе руки, вышла из Лиги Наций. Одновременно с этим японская армия начала военные действия и через проходы в Великой Китайской стене ворвалась в Центральный Китай, создав тем самым кольцо блокады вокруг Пекина и Тяньцзиня. В конце мая раздираемое внутренними распрями нанкинское правительство снова капитулировало перед Японией и подписало с ней соглашение в Тангу, по которому территория к югу от Великой Китайской стены, то есть восточная часть провинции Хэбэй, объявлялась демилитаризованной зоной; отсюда были отозваны китайские войска, и Япония в еще большей степени установила свое господство на Севере Китая. Такая обстановка весьма воодушевляюще подействовала на людей, горячо заинтересованных в реставрации цинской монархии. Они решили, что наступил подходящий случай, и начали активные действия. Си Ся еще в марте посылал близкого к нему человека, Линь Хэгао, с поручением пригласить маньчжурских ветеранов-монархистов и бывших членов парламента трех восточных провинций на совещание в Чанчунь. Они хотели просить меня вступить на престол, но японская жандармерия тогда запретила им это. Теперь они снова начали действовать. Некоторые лица из чжилийской группировки, а также шпионы и некоторые японцы готовы были поддержать У Пэйфу, если бы он вышел на сцену. Это вызвало волнение среди старых цинских монархистов Пекина и Тяньцзиня, и они немедленно послали человека к Чжэн Сяосюю для изучения вопроса реставрации монархии на Севере и Северо-Востоке Китая. В июле начальник общей канцелярии Государственного совета Маньчжоу-Го японец Камаи ушел в отставку. Ему дали выходное пособие в размере одного миллиона юаней, кроме того, он получил большой куш за то что обещал хранить молчание. После этого он отправился к Хуан Фу и начал тайную борьбу за получение "независимости" Северным Китаем. Перед отъездом Камаи говорил с Чжэн Сяосюем о том, что отправится в Шанхай действовать во имя будущей реставрации монархии на территории всего Китая. Одним словом, в то время можно было часто слышать о реставрации монархического строя. Подобные разговоры воодушевили меня и всех подобных мне честолюбцев.