Последний интегратор

После экзамена почти весь наш курс -- кроме самых больных -- согласился участвовать в раскопках. Даже некоторые девочки попросили их записать.

На следующее утро мы в походной одежде, в резиновых сапогах, в кепках и панамах, с запасами еды в рюкзаках -- хотя нас обещали кормить -- шли на раскопки. С утра было не так жарко, дым вроде рассеялся. Мы затянули переделанный гимн истфила, в котором герой прогуливает все лекции, сдаёт экзамены на двойки, получает диплом и идёт учить новых студентов.

От места сбора у института мы прошли по Республиканской до Краеведческого музея. На площади у музея возвышалась копия пирамиды Хеопса в два человеческих роста -- реклама выставки египетских древностей. У пирамиды стоял руководитель раскопок. Артём поздоровался с ним за руку и назвал Юликом. Руководитель Юлик не ожидал так много добровольцев и убежал договариваться с завхозом о дополнительных лопатах.

С лопатами мы направились в обход музея, к оврагу. Берег был огорожен низкой чугунной решёткой. Мы подошли к решётке. Ощутимо потянуло канализацией. Вниз вела тропинка. На дне стояло человек пять в походной одежде и резиновых сапогах. Руководитель Юлик окликнул их, ему замахали в ответ. Мы полубоком спустились на дно и растянулись по оврагу, стараясь не провалиться в саму Туганку. В такой сухой сезон её нельзя было назвать даже ручейком.

Из берега повсюду на протяжении двухсот метров торчали толстые почерневшие брёвна. Никто из музейщиков, включая нашего руководителя, не мог догадаться, частью какого сооружения они были. Датировали их примерно пятнадцатым веком, когда на месте музея стоял острог. Я трогал брёвна и вспоминал старинную перевёрнутую карту, которую рассматривал в Инткоме.

Мы работали до двух часов дня с небольшими перерывами в конце каждого часа. Жара, дым, запахи и мошкара превращали овраг в адское пекло. Ватно-марлевые повязки ни от чего не спасали. Через пару часов эти пропитанные пылью и потом тряпки ещё больше мешали дышать.

С противоположной стороны оврага на нас смотрели владельцы новых особняков. Всё это были коренастые пузатые полуголые мужчины с бутылками пива. Допив пиво, они бросали бутылки прямо в овраг.

В первый день мы ни до чего не докопались. В полдень пришли наши сменщики -- физматовцы. Они были так же веселы, как мы утром. Они улюлюкали, кричали, что мы тяжелее карандашей ничего в руках не держали, советовали дать нам вместо лопат детские совочки. "Посмотрим, -- говорили мы, -- как вы запоёте к вечеру".

В конце смены нас в разбитом на берегу шатре накормили кашей и компотом и отправили по домам.

* * *

Мы с Артёмом и Денисом лежали на пологом, почти горизонтальном склоне оврага. В небо, затянутое жёлтым туманом, смотреть не хотелось. Ничего не хотелось. Хотелось поехать домой, смыть с себя грязь, поесть -- хотя можно обойтись без еды -- и остаток дня валяться на полу. На полу прохладнее.

Артём отхлебнул из своей фляжки и протянул нам. Вода была тёплая.

– - Сходим завтра на карнавал?
– - предложил Артём.
– - Втроём, чисто мужской компанией.

– - До завтра надо дожить, -- сказал я.

– - А Наташу не возьмём?
– - спросил Денис.

– - Денисыч, можно хоть раз без баб, -- мрачно ответил Артём.

На противоположный берег вышли два полуголых пузана с пивом. На их лицах были повязки.

– - Куда поедете на лето?
– - опять спросил Артём.

– - В Антарктиду, -- сказал Денис.

– - На Марс, -- сказал я.
– - Говорят, там всегда мороз.

– - Это несерьёзно, -- сказал Артём и приподнялся, опираясь на локоть.
– - Вы хотите всё лето в городе проторчать?

– - Что ты предлагаешь?
– - спросил Денис.

– - Ребята из туркружка собираются в июле в Пермские горы. Пеший поход на неделю. Меня позвали, а я вас зову. Втроём веселее.

Денис сел, скрестив ноги, надел свои очки со стёклами толщиной в палец и сказал:

– - Я хотел поехать домой, к бабушке.

Мы и не думали обзывать его бабушкиным внучком. Дениса вырастила одна бабушка. Он при любой возможности ездил к ней в Ингальск, иногда даже на выходные.

– - Ванька, а ты как?
– - спросил Артём.

– - Не могу, -- сказал я.

– - Чего ты не можешь?
– - Артём тоже сел.
– - Опять Интеграционный комитет? Ты почти каждый день туда ходишь. Зачем Жебелев тебя туда отправил?

– - Я же вам говорил, -- сказал я.
– - То одно, то другое... Сначала доклад, потом курсовая. У них много сведений по моей теме.

– - Ты и летом будешь писать курсовую?

– - У них в архиве -- бардак. Попросили навести порядок.

Мои слова были правдой и неправдой. Про архив, про доклад, про курсовую -- правда. Но я так и не рассказал ребятам истинных причин, по которым я ходил в Интком. Я не сказал, что теперь моё дело -- интеграция, и это навсегда.

Каждый день, когда я их видел, я хотел в этом признаться. Я хотел объяснить, как это важно для всех нас. Я хотел сделать их не только своими друзьями, но и единомышленниками. Но что-то меня останавливало. Может быть, их странные взгляды при виде моей бороды? Я был единственным студентом истфила, который носил бороду. Среди физматовцев бородачей тоже не было.

Я боялся, что они надо мной посмеются. Я боялся, что они меня не поймут. Я боялся, что они окажутся... Тут мои мысли прерывались. Я говорил себе, что они не могут быть дифферами. Они не считают себя интеграторами, но и не дифферы. Они хорошие люди, а все хорошие люди -- интеграторы, даже если сами об этом не знают. Сколько раз я в этом убеждался!

Сейчас я тоже ничего не сказал. Я опять что-то промямлил про доклад и курсовую.

Перерыв закончился, нас позвали копать. Мы спустились в овраг и взялись за лопаты. Нас тут же облепила мошкара. Отбиваясь от мошкары, я не заметил посетителей.

– - Ваня! Денис!
– - раздались голоса сверху.

На берегу стояли Майя и Наташа в летних цветастых платьях, в белых соломенных шляпках, с повязками на лице. Мы с Денисом полезли наверх. Артём зарычал, как тираннозавр, и сильнее вгрызся в землю.

Наташа отозвала Дениса и что-то стала ему нашёптывать. Судя по унылому лицу Дениса, разговор шёл об Артёме.

Майя спустила повязку под подбородок и обняла меня. У неё были серёжки в форме египетского креста.

– - Я так соскучилась, -- сказала Майя.
– - Сто лет тебя не видела.

– - Три дня, -- сказал я.

– - Да ну тебя, -- сказала Майя.
– - Тоже мне счетовод. Я же в поэтическом смысле. А ты соскучился? Почему не звонишь, не заходишь?

Майя забыла, что домой к ней я ни разу не заходил.