Последний конвой. Часть 2

— Мать была родом из штата Мэйн, — начал рассказ Стивен, — когда начался потоп, жителей массово эвакуировали вглубь материка, в Оклахому. Вода очень быстро прибывала, оказались затоплены практически полностью штаты — Флорида, Вирджиния, Пенсильвания, Мэйн, Огайо, Кеннтуки. Небоскребы Нью-Йорка и столица Вашингтон уже покоились глубоко на дне океана. А потом проснулся Йеллоустоун,пепел поднялся в стратосферу, закрыв небо черными непроглядными тучами, и со временем вся эта сажа посыпалась вниз, засыпая города черным снегом. Айдахо, Монтана, Вайоминг, Юта, Дакота, Небраска стояли по пояс в вулканическом пепле. Техника не успевала расчищать, а с неба все сыпет и сыпет. Куда бежать? В Канаду? На Аляску?

Матери тогда было всего шестнадцать лет, сам понимаешь, за нее принимали решение родители. А те, в свою очередь, запаниковали и надумали бежать как можно дальше — в Европу. Но и там дела обстояли ненамного лучше: половина Испании под водой, от Великобритании всего пара малюсеньких островов осталось, итальянский «сапог» уже в насмешку называли «кроссовкой». Германия переполнена беженцами, население Чехии выросло в семь раз, Польша и Венгрия закрыли границы на въезд. Короче, полная жопа!

Но до Европы еще как-то добраться нужно. Все дороги переполнены беженцами, причем, половина и понятия не имеет, куда бегут и зачем? Самолеты не летают, билеты на корабль не купить ни за какие деньги, слишком много желающих смотать удочки. На резиновой лодке через океан не переплывешь, а зафрахтовать вообще нечего. Все давным-давно продано, вплоть до яликов, моторных лодок и небольших катамаранов.

С огромным трудом и кучей затрат добрались они кое-как до побережья, оно к тому времени находилось уже в штате Арканзас, вода прибывала быстро. На Штутгартском армейском аэродроме скопилось столько народу, что никаких палаток не хватило для лагеря беженцев. Люди сидели прямо на земле под проливным дождем и ни на что не надеялись — полностью покорились судьбе. В такую погоду поднять самолет в воздух мог только совершенно отмороженный кретин.

А потом прилетел огромный старый военный борт из Метрополии. Зашел на посадку, хотя половина огней на взлетной полосе ни черта не работала. Как он сел вслепую — совершенно непонятно. С шиком сделал разворот и открыл грузовой люк, куда можно было бы въехать даже на танке. Народ просто сошел с ума, началась паника, давка, все торопились к самолету, надеясь на чудо. Если кто-то падал, то подняться уже не мог, затаптывали насмерть…

Моя мать потеряла в толпе родителей и оказалась единственной из всей семьи, кто сумел попасть на борт. Беженцев набилось, как сельди в бочку. Как они там не передавили друг друга, понятия не имею. Все-таки военный транспортник не был предназначен для эвакуации такого количества обезумевших от отчаяния людей. Но выбирать не приходилось.

Самолет пошел на взлет, несмотря на мокрую полосу, боковой штормовой ветер и адский ливень. А тем временем, на аэродром вошел смерч пятой категории, круша и сметая все на своем пути: мелкие строения, топливозаправочный комплекс, ангары и припаркованные автомобили, легкие авиетки и огромные пассажирские авиалайнеры.

Трудно сказать, выжил ли кто-то еще в этом аду, но своих родственников мать найти так и не смогла. Она еще очень много лет кричала во сне, вспоминая тот злосчастный полет в переполненном трюме огромного самолета в полной темноте и кошмарной давке.

Но все закончилось хорошо; совершив посадку для дозаправки на Дальнем Востоке, самолет увез мою будущую мамашу Столицу Метрополии, где ее и определили в лагерь для перемещенных лиц.

Отец был потомственным военным, поэтому о будущей профессии даже не задумывался. В семнадцать лет поступил в унтер-офицерскую школу и прошел курс общей военной подготовки в составе курсантского бата­льона. Тут как раз шарахнул Юпитер, и дальнейшее обучение накрылось медным тазом. Курсантов в полном составе определили в миротворцы. Заставили наводить порядок не только в Германии, но и по всей сошедшей с ума старушке Европе. Он выдержал несколько лет и подал в отставку, а затем эмигрировал в Метрополию. Он не понаслышке знал, что в Западной Европе ловить совсем нечего и нужно перебираться в более прохладные и сейсмически стабильные районы планеты.

Поток беженцев оказался настолько плотным, что обеспечить приемлемым жильем всех прибывающих местные власти не могли. Расселяли по любым более-менее пригодным для временного размещения объектам. Мол, «пусть пока тут поживут, а потом разберемся». Но потом уже никто ни с чем уже не разбирался, потому что поступала новая группа беженцев.

Моим будущим родителям досталась строительная бытовка. Одна на двоих.

Кто виноват в том, что разнополых граждан из двух разных стран поселили в один вагончик — неизвестно. Скорее всего, ошибся писарь, составлявший списки на расселение. Я так думаю, запутался в сложных иностранных именах и перепутал гендеры.

Ошибку нужно было исправлять, и молодая парочка отправилась качать права и требовать себе другое жилье. Они ведь даже не понимали друг друга толком, тем более не смогли ничего объяснить коменданту на жуткой смеси из английской и немецкой тарабарщины, переполненной жестикуляцией и эмоциями. Одна-единственная вызубренная наизусть фраза о том, что «разнополых граждан в одном помещении могут поселить только в том случае, если они состоят в браке», была воспринята комендантом буквально. Потребовав документы, он моментально шлепнул печати в не предназначенное для этого место на документах, черкнул короткую запись в журнал и потребовал — «проходите, не задерживайте очередь».

Так мои будущие родители оказались мужем и женой. В качестве приданного — строительная бытовка, две лавки и пара солдатских одеял. Даже ширму сделать не из чего.

Это Метрополия, по ночам прохладно; жертвовать собственное одеяло на изготовление ширмы, а потом мерзнуть всю ночь? Ну его нафиг! Лавки поставили к противоположным стенам и просто легли спать. Сил и эмоций на то, чтобы стесняться друг друга, уже не осталось. Утром нашли переводчика, согласившегося помочь бесплатно, растолковали ситуацию и вернулись к коменданту исправлять оплошность. И тут выяснилось, что развести их пока не могут, так как по закону положено «подумать» целый месяц, прежде чем разорвать брак.

А за месяц они не только подружились, но и полюбили друг друга. Поэтому разводиться внезапно передумали, сдвинули лавки в центр и спали в обнимку. Вдвоем — теплее. Морозы к тому времени ударили нешуточные, а вагончик не отапливался. Приближалась длинная и холодная зима, затянувшаяся на целых семь лет…

— А что было потом? — спросил Михаил, понимая что история подошла к концу.

Стивен пожал плечами.

— Потом начался малый ледниковый период. В бытовке жить стало невозможно, промерзла насквозь, никакая буржуйка не могла согреть. Переселились в туннель метро. Мать прошла ускоренные курсы языка и устроилась в военный госпиталь санитаркой. Отец на гражданке работу так и не нашел, снова пошел в миротворцы — наводить порядок, только теперь уже в Метрополии. Погиб, когда мне было лет пять или шесть. Я ведь его и не помню толком. А еще через десять лет и мама умерла. Подцепила в госпитале какую-то заразу, а лекарств нет…

Стивен резко замолчал и шумно сглотнул.

Несколько минут ехали молча. Мишка отчаянно сражался с рулевым колесом, а Стив молча смотрел в окно на проплывающие мимо барханы.

— Ты лучше о себе расскажи, — первым не выдержал Стивен, — а то все больше молчишь и слушаешь.

— О себе? — растерялся Михаил, — да я даже не знаю, что рассказывать…

* * *

— Прогуливаешь? — грубый, прокуренный голос незнакомца испугал Мишку. Он резко обернулся, готовясь дать стрекача, но передумал: бородатый незнакомец улыбался и вовсе не выглядел страшным или опасным.

— Ага, — честно признался Мишка, и добавил, пожав плечами, — математика.

Как будто это объясняло все.

— Понятно, — усмехнулся незнакомец и перевел взгляд на море. Некоторое время размышлял о чем-то своем, а потом пробормотал вполголоса, — эх, искупаться бы…

— Вода холодная, — запротестовал Мишка, — простудитесь.

По серому от низких грозовых туч небу с криками носились рассерженные чайки. Море казалось темно-синим, почти черным. Ветер гнал зыбь, сбивал пену и, словно рассерженный демон, с грохотом швырял на берег крупные волны. Тонкий туман брызг висел в воздухе вдоль всего побережья.