Последний магог

Тогда Сбегу сказал. Просто высказал свое мнение по поводу грома, зарниц и прочих погодных явлений, немножко усомнился в том, что все они являют собой какие-то особые знамения, потому что за свою жизнь повидал немало зарниц и слышал немало раскатов грома. Гром, как показывал опыт, был вообще не страшен, а вот зарница могла треснуть как следует, так, что дым столбом, и лишь мясо паленое оставалось от барана и от человека тоже. А так — обычное дело, каждый месяц гремит гром, сверкают зарницы, и вовсе это не значит, что будет какой-то особый гром, указующий на то, что магогам надлежит срочно куда-то выступить.

Он даже сам удивился, как быстро исчез дух после этих его слов. Будто сквозь землю провалился. Растаял в воздухе. Верно, обиделся. А чего такого он, Сбегу, сказал? Нет, полетел, верно, докладывать высшим: мол, какой страшный Сбегу еретик. Это ладно, а кто баранов собирать будет? И всю-то ночь собирал злой Сбегу разбредшихся по степи баранов.

А наутро перед ним стоял уже другой дух, как две капли воды похожий на первого. Этот говорил уже о солнце, о земле, об ожидании, о том, что ожидание — это участь магогов. Это ожидание было как солнце и земля — нескончаемым.

Сбегу был уже готов к его появлению. Баранов в этот день он оставил в кошаре, чтобы не мешали его общению с духами. И ответил духу тихо и вежливо — сказал, что лично ничего не ожидает, что солнце пусть себе ходит по небу, земля пускай себе стоит посреди Вселенной — при чем тут магоги? Они живут себе и живут, и прекрасно себе поживают.

Не успел он вымолвить последнее слово, как дух пропал. Сбегу уже начинала раздражать такая манера. Ни слова, ни полслова в ответ, а берет и растворяется в чистом воздухе, как дым.

И когда явился ему третий дух, Сбегу был уже основательно зол. Мало того, что повадились являться и говорить и баранов его пугать, так еще отвечать ему не желают. Вот и этот понес что-то про гром и зарницу, память и слух, и было нечто такое в его речах, словно он упрекал в чем-то Сбегу. И Сбегу насилу дослушал его, чтобы возразить: слышим, небось не глухие; помним, небось не слабоумные; видим, небось не слепые. Что с того?

От этого вопроса остолбенел дух. Лицо его сделалось длинным и скучным. Он с некоторой даже брезгливостью поглядел на Сбегу, и было что-то в его лице такое, отчего Сбегу похолодел. Потому что понял, что больше никогда не увидит своих баранов, и душа его беззвучно завопила в плаче. И не успел он это понять, как оказался пред лицом существа огромного и страшного, клубящегося черным дымом, — и был этим существом не кто иной, как Великий Дух Каракирдык.

Молча взирал Великий Дух на Сбегу. Лицо его было мертво, как города, пожранные небесным огнем.

Он раскрыл рот, и первый глагол пал на Сбегу, ударил его и потряс, как запертые ворота.

Второй глагол налетел, как пустынный смерч, и отнял дыхание.

Третий напал, как хищный зверь, и растерзал плоть.

Четвертый вспыхнул, как хвостатая звезда, и лишил зрения.

Пятый подступил, как палач, и ударил бичом.

Шестой впился, как гнус, и отравил кровь.

А седьмой обрушился, как морской вал, и поглотил.

Семь глаголов вытерпел Сбегу — а думал, что не вынесет. Но выстояли ворота, и вернулось дыхание, и затянулась плоть, и открылись глаза, и прошла боль, и очистилась кровь, и схлынул вал — и Сбегу, не веря себе, выпрямился и вновь посмотрел в лицо Великому Духу.

И тогда спросил Великий Дух Каракирдык, путая слова, и на мертвом его лице проступило живое удивление:

— Чей тебе? Кому ты?

И отвечал Сбегу твердо:

— Сбегу.

И тут увидел, что вкруг него стоит сонм тэнгэров — все высокие, лучезарные, с прямыми длинными мечами. Великий Дух стал поднимать руку. Целую вечность поднималась эта рука. Сбегу смотрел, как она поднимается, и чем выше она поднималась, тем тверже становилась уверенность Сбегу, что точно не видать ему больше ни баранов, ни страны Магог. А видеть ему, должно быть, свою смерть — и спокойно гадал Сбегу, какая она, смерть его. Огненная, должно быть. Обдаст его немилосердным жаром — и превратится в прах его тело и в пар — душа.

Но Великий Дух Каракирдык поднял руку, показал на Сбегу и молвил:

— Предаю его вам. Делайте с ним что хотите.

И тут же оказался Сбегу в крепких руках тэнгэров, и подняло его на воздух.

И только успела счастливая мысль мелькнуть, когда он взлетал под небеса.

«Вот теперь я отдохну, — подумалось Сбегу. — Прощайте, бараны!»

СКОК

Да, мы поняли, что покинули страну Магог. Как мы это поняли? Не знаю. Вокруг были те же горы, та же степь, тот же воздух, та же ночь. Только ночь была чернее, и воздух был злее, и казалось, что обступили нас неприступные и неподступные горы, и нет среди них прохода, лишь узенькая тропинка вьется-змеится. Ох как осторожно мы шли, ведя лошадей в поводу, ох как опасливо ступали! Только окликали друг друга, только упреждали:

— Осторожней, друг Языгу, тут круча!

— Смотри под ноги, брат Шепчу, тут обрыв!

А ночь была — не видно ни зги. Прошли мы так сколько-то, и вдруг выглянула луна. Это было так: мы идем, ведем лошадей в поводу, переговариваемся тихими голосами, часто останавливаемся, чтобы ненароком в пропасть не свалиться, — и тут выглядывает луна.

И оказывается, что стоим мы посреди ровной местности. И даже если сто лет будешь искать, то ни одной пропасти вокруг не найдешь. А если будешь ждать другую сотню лет, то, может, дождешься, что вылезет вблизи какая-нибудь одинокая горушка, но чтобы ей дорасти до самых до небес — тут придется ждать третью сотню лет, и то не дождешься.

Застыли мы с Языгу, пораженные этим зрелищем. А зрелище, если честно, не особенно поразительное. Степь кругом. Самая настоящая степь земли Магог. Мы даже засомневались. Но потом, переглянувшись и посоветовавшись, перестали сомневаться. Потому что ночь была все-таки не та, и луна была не та, и воздух был злее.

А главное — неподалеку, не очень далеко, но и не очень-то близко к нам приближаясь, стояла пара псоглавцев. Были они ростом с нас, вот только вместо человеческих голов были у них на плечах собачьи. Стояли эти псоглавцы, и смотрели на нас, и ничего не говорили.

Мы им не очень-то удивились. Луна заставила нас изумиться гораздо больше. Да мы никак прийти в себя не могли! Нет, это надо же: бредем на ощупь, еле ноги переставляем, в пропасть упасть боимся, как дураки, — а оказывается, что гор и в помине нет, бредем по совершенно ровной местности, и бояться нечего. Во смех-то! А между делом оказались рядом какие-то псоглавцы. Песья голова у них вместо людской. Такими уж их на свет мать родила. Ну, стоят и смотрят, что с них возьмешь. На двух магогов-буторов смотрят, горы перешедших. Тут всякий бы засмотрелся.

И пошли мы мимо них спокойно.

Не то чтобы мне псоглавцев каждый день доводилось видеть. Я их и не видел никогда, только слышал много. Да, много удивительных историй приходилось мне про них слыхивать. И мать мне про них рассказывала, и тот человек, с чьих слов она мне про них рассказывала, вполне доверия заслуживал. Не пустой был балабон — он их своими глазами видел. Но вот и я их увидел, и что же? Ничего особенного. Песья голова у них на плечах вместо людской, только и всего.

Вот продолжили мы свой путь и видим: псоглавцы за нами следуют. Идут себе и иногда воздух нюхают. И мы идем. Подумаешь — псоглавцы у нас позади. Мы и не такое видели. Главное, что луна светит, и дорогу видать, и не надо спотыкаться и ногой впереди щупать.