Последний министр. Книга 2

Ну а методы ребята из банды Чугуна никогда не выбирали — тут как придётся.

Поэтому, подходя в полной тишине к дому 36 по Английскому проспекту, Федька Каланча и его бандиты сразу вытащили стволы, когда завидели, что к парадному входу «Донона» подъезжает новенький автомобиль.

— Вон они, Федька, наши ляпаши, — сказал один из бандитов.

Каланча кивнул, подтверждая. Кому ещё приезжать к «Донону» в этот час за отсутствием посетителей.

И началось утро вечером…

Федька первым выстрелил, когда водитель, заподозрив неладное, резко ударил по тормозам и собрался разворачиваться, одновременно нажимая на газ.

Пух!

Разлетелась в клочья резина на одном из колёс.

Пах! Пух!

Последовали новые выстрелы, в оставшиеся целыми три колеса. Из автомобиля начали вылезать люди, с поднятыми руками, до смерти перепуганные, трясущиеся, как осиновые листы. Четверо мужиков, включая водителя и баба, непонятно откуда здесь взявшаяся и немало удивившая Федьку. Ну непохожа эта баба на ту, которую на дело берут — хрупкая такая, бледная. Да и мужчины — одно названия, все трясутся, жмутся.

Понятно, что бандиты знать не знали о том, что сей автомобиль принадлежит владельцу журнала «Аполлон» — Ушкову. И за рулём его находится никто иной, как редактор и один из издателей — Сергей Маковский. А рядом, все эти переруганные до чертиков люди и едва ли не до сердечного приступа доведённые — это блеск и свет творческой интеллигенции Петрограда. Николай Радлов — видный искусствовед, Всеволод Дмитриев — зачётный критик, Григорий Гидони — талантливейший художник. Ну а пятой, той самой хрупенькой бабцой, была непревзойденная Анна Ахматова, истинная поэтическая жемчужина.

Когда Федька Каланча подошёл, держа на мушке всех пятерых, Ахматова с перепугу даже начала читать свой свежий стих, который она прямо сейчас писала и держала в голове:

— Да, я любила их, те сборища ночные, —

На маленьком столе стаканы ледяные,

Над черным кофеем пахучий, зимний пар,

Камина красного тяжелый, зимний жар,

Веселость едкую литературной шутки

И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий… — шептала поэтесса.

Федька каланча опустил пистолет, заслушался даже, хотя стихи он не то чтобы любил, на Анну засмотрелся. Не видел, как из здания, где располагались «Донон» и редакция «Аполлона» выскочил совершенно обескураженный Михаил Ушков и схватился за голову при виде происходящего.

Рядом с Каланчой вырос один из бандитов.

— Слышь, Федька, это поэты кажись, будем мочить? — поинтересовался он у Каланчи.

— Неа, — Федька задумчиво покачал головой.

И разом как-то побледнел вдруг, почесал дулом лоб. — Слышь Сёма, скажи ка, а сколько отсюда до «Кюба»?

— Минут десять пилить, — прикинул бандит примерное расстояние между двумя ресторанами.

— Поехали! Сашка Протопопов кажись в беде!

Федька заприметил скачущую по дороге конную упряжку и засвистел, засунув в рот два пальца.

Громко так.

Бандиты подбежали к упряжке, попрыгали на неё и велели везти их к «Кюба», разумеется бесплатно.

А поэты, художники, критики и вся эта художественная интеллигенция так и остались стоять возле автомобиля с прострелянными колёсами, не понимая, что произошло, но благодаря Господа за то, что тот сохранил им жизни.

Времени было десять минут седьмого….

…За разворачивающимся далее событиями, Протопопов наблюдал из большого зала ресторана. Людей оттуда попросту «попросили» и теперь весь зал оказался в распоряжении масонов и их приспешников. Было половина седьмого, не меньше.

Машин было сразу три, они подъехали к парадному входу «Кюба» одновременно. Две модели К-12 компании Руссо-Балт и один старенький опелек.

Машины остановились.

И из автомобилей на улицу вышли небезызвестные Протопопову господа, почти каждого из которых Александр Дмитриевич узнал в лицо тут же.

Великолепная пятёрка и вратарь — сплошь, да рядом члены будущего Временного правительства.

Масоны.

Все до одного холёные, статные и уверенны в себе.

Внутри у министра все аж сжалось и он на миг позабыл, что находится «под присмотром» револьвера предателя Кирпичникова — заерзал, стиснул зубы.

Успокоился, когда холодное дуло револьвера коснулось затылка.

Не лишним наверняка будет остановиться на каждом из них по отдельности и каждого же описать.

Первым среди революционеров шёл Некрасов. Бывший Генеральный секретарь Верховного совета Великого востока народов России. Помимо прочего, левый кадет и будущий министр путей и сообщения первого Временного правительства в оригинальной истории. Прямо на сегодняшний день, Николай Виссарионович входил в состав Особого совещания по обороне Российской Империи. А ещё этот мерзавец, по разумению нашего героя, был верным псом Гучкова, вместе с которым активно готовил заговор против Государя.

Молодой, нет и сорока.

Лицо светлое.

Взгляд умный и проникновенный.

Осанка по военному ровная.

Рядом с Николаем Виссарионовичем шёл ещё один мерзавчик (тут сразу стоит оговориться, что по разумению Протопопова, порядочных людей в этой компашка не было). Речь шла о Александре Ивановиче Гучкове. Этот постарше лет на двадцать и рожа надменная. Борода и усы ухожены волосок к волоску, носит очки. А ещё верхняя губа вздёрнута, взгляд пренебрежительный и властный. В оригинальной истории опять таки — будущий военный министр. Как стал министром, да ещё и такого важного ведомства как военное, человек с репутацией бретёра — остаётся только гадать. Кстати, возможно от того, что Гучков был заядлым дуэлянтом, шевелюра его была полностью седой. Если Некрасов был ненавистником царя «просто потому что», то Гучков ходил, немного немало, в личных врагах Николая и между ними имелась давняя неприязнь. Вёл свою подрывную деятельность Александр Иванович будучи председателем центрального ВПК. Свои интересы у него были в Государственной Думе, где Гучков, будучи активным членов Прогрессивного блока, педалировал на тему создания правительства общественного доверия (этакая минимальная программа в программе минимум для Александра Ивановича).

В той же машине, в которой ехали Некрасов и Гучков, сидел ещё один Александр Иванович — Коновалов. У этого тоже рожа надменная. Видно, что пребывает в полном рассвете сил и на остальных смотрит с превосходством. Но как ещё должен смотреть тот, кто ворочает миллионами. Коновалов — будущий министр торговли и промышленности, а ещё член думской ложи Роза. Также один из основателей Прогрессивного блока и товарищ Гучкова в центральном ВПК.

Из другой машины вышли ещё трое. Первым — старик с хмурым, подозрительным и недоверчивым взглядом. С кучей глубоких морщин на лице. Князь Георгий Евгеньевич Львов, будущий председатель первого Временного правительства, ну а заодно действующий председатель такой мощной организации, как Земгор. К старому, по разумению Протопопова было меньше всего вопросов, потому как Георгий Евгеньевич был потомственным дворянином княжеского рода Львовых, происходящим от князя Льва Даниловича, потомка Рюрика в восьмом колене. И, соответственно, был отнюдь не прочь «восстановить историческую справедливость» в своём понимании. Хотя его предки верой и правдой защищали Романовых на протяжении трёх столетий…

Львова держался другой известный масон — Александр Фёдорович Керенский. Его Протопопов узнал не сразу. На фоне остальных Керенский выглядел блекло и не внушительно. На лице ни бороды, ни усов, взгляд, как могло показаться, не уверенный, мечется и без точки опоры. Само лицо замученное, как будто у Александра Фёдоровича болит долгое время зуб. Он — действующий глава фракции «трудовиков» и действующий же генеральный секретарь Верховного совета Великого востока народов России.

Третьим из второго автомобиля вышел Терещенко, о котором нам уже доводилось говорить.

Что до старенького опелька, из него вышло пятеро быков, оружие у каждого на виду, по всей видимости, охрана.

Протопопов видел, как навстречу к высоким гостям вышли двое полицейских, которых министр отправлял охранять задний проход здания. Эти двое тоже оказались предателями.

Пожали руки.

Двинулись в ресторан.

Владелец «Кюба», Лео Фино уже пришёл в себя и, держась за повреждённую челюсть, встретил явившиеся в зал господ революционеров, масонов и общественников. Встретил едва не кланяясь в ноги каждому из них.