Последний министр. Книга 3

Царь, он такой царь, что ещё сказать.

Как происходил совет, пожалуй, нет смысла описывать в подробностях, с приведением всех диалогов, описаний и прочего, прочего, прочего. Наверное, без того понятно — напряжённо.

Крайне напряжённо и столь же эмоционально.

Дважды приходилось брать пятиминутный перерыв, поскольку напряжение искрило в воздухе, а господам совмещающимся требовалось выдохнуть и перекурить на свежем воздухе.

Министры кричали наперебой, кричал градоначальник Балк, вышел из себя командующий Хабалов, да и сам Протопопов, что греха таить несколько раз хотел перейти от объяснений в разговорной форме к объяснениям в форме физического насилия. Ничего удивительного здесь нет — темы то были вынесены критичные и острые, какие раньше предпочитали сглаживать и зачастую обходить стороной. А решение по ним виделось отнюдь не таким прозрачным, как того хотели бы господа совещавшиеся. Оно и понятно, если бы все можно было решить просто, без надрыва и рядом последовательных действий, то никаких бы проблем и не возникло вовсе. Потому как в правительстве сидели кто угодно, но далеко не дураки.

Кстати, да — считать господ министров из последнего имперского кабинета лопухами и олухами (что вполне распространённая практика у историков) — виделось крайне опрометчивым. Подавляющее большинство из них было профессионалами своего дела высокого уровня. Но увы и ах, в политике далеко не всегда решающую роль играет голый профессионализм и глубина знаний на том направлении, которым тебе поручено заниматься. Бывает так, что люди глупые, но скажем так настойчивые, прущие на пролом и требовательные, достигают гораздо больших высот, чему наш герой знал немало примеров из прожитой прежней жизни. Ну а в непростое для государства время, у настойчивых твердолобов получается гораздо лучше управляться и во время кризиса они чувствуют себя как рыбы в воде.

На самом заседании, на котором тон задавал Александр Дмитриевич, были подняты основные животрепещущие вопросы. Как то продовольственный вопрос, кризис в котором все больше сказывался на социальной напряжённости и не только в столице. Стоит лишний раз напомнить, что продовольственная развёрстка в России в январе 1917 года не приносила не то чтобы ожидаемых результатов, а попросту зашла в тупик. И опять же дело здесь было отнюдь не в том, что господин Риттих не сумел предложить правильный план (план то был разработан «от» и «до») и не в том, что, к примеру, ведомство господина Кригер-Войновского вставляло палки в колёса начинаниям министерства земледелия. Нет, дело было в том, что на местах и в целом в цепочке плана развёрстки, присутствовали мудаки и педерасты, которые ставили свои личные интересы выше интересов государственных. И в тяжёлый военный год без зазрения совести они доили государство с ловкостью доярки Маньки, облюбовавшей лучшее вымя в коровнике. Все бы ничего, но в первую очередь от этого страдало мирное население из числа самых незащищенных слоев...

Отсюда главным в решении продовольственного вопроса было понять, как всю эту мудачье-пидарастическую шайку-лейку даже не устранить (кто ж тогда работать будет, если всех устранять налево и направо?), но как сделать их интересы равными интересам Российской Империи и мирняка. Сложная задачка и на первый взгляд невыполнимая, но некоторого рода решения были предложены. И предложил их сам Протопопов, который хоть и не знал вопрос глубоко и досконально, зато имел чёткое представление о «хотелках» причастного к развёрстке ворья и жулья. Благо такого сорта шушеры наш герой повидал за свою жизнь немало.

Предложил Александр Дмитриевич следующее.

— Касаемо остро стоящего кризиса продовольствия. Я предлагаю вам, господин Риттих, следующий механизм урегулирования сего животрепещущего вопроса, — говорил Протопопов с расстановкой. — Нам с вами следует создать и проработать некий дотационный фонд, который позволит с одной стороны регулировать цены на продовольствие для губерний, но при этом с другой стороны не даст выйти из рыночных регуляторов.

— Я стесняюсь спросить, как вы это себе видите, Александр Дмитриевич? — спросил Риттих. — Из государственного бюджета хотите вытащить средства? Так денег там нет, милостивый государь и полагаю, что они не скоро там появятся. Туда класть надо, а не изымать. Полагаю, что Пётр Львович подтвердит, чтобы я не пустословил.

Барк, министр финансов отрывисто кивнул.

— Не знаю о каком фонде вы говорите, но могу заверить, что такой возможности у бюджета нет. И вряд ли вот так по щелчку пальцев появится. Я конечно могу обещать, что изыщу средства, что предложу соответствующие решения, но это дело не одной недели.

— Так речи о государственном фонде, тем более бюджетном — речи нет, — возразил Протопопов.

— Подробнее поясните, — попросил Барк. — Я в таком случае ничего не понимаю.

— Я говорю о создании общественного фонда, финансируемого так сказать неравнодушными господами, — охотно пояснил Александр Дмитриевич. — Называться этот фонд будет «Динамо».

— Созвучно с новым спортивным обществом, — заметил Голицын.

— Так собственно господа члены спортивного общества этот фонд и организуют, — улыбнулся министр внутренних дел. — Директор «Динамо» намедни сообщил мне, что в сие спортивное общество охотно и в большом количестве вступают столичные банкиры, да промышленники, которые помимо обычных членских взносов, вносят пожертвования.

— Хотите сказать, что нам хватит пожертвований членов какого-то там «Динамо»? — усомнился Кригер-Войновский.

— Именно так я и сказал.

Протопопов ответил резко, причём настолько, что вмиг перебил желание у министра путей сообщения задавать новые вопросы. В своих словах Александр Дмитриевич был уверен — накануне ему поступило сообщение, что ночной обход динамовцев по квартирам господ буржуев привёл к нужным результатам. «Пожертвования», которые выделяли господа банкиры, промышленники и прочие — исчислялись сотнями тысячи рублей за одно пожертвование. Сумма набралась весьма значительная. Предложение вступить в ряды «Динамо» воспринималось господами с туго набитыми кошельками живо и с большим интересом. Все дело в том, что отказавшиеся, коих оказалось всего несколько человек, сейчас «думали» над своим отказом где-нибудь на дне Невы с прострелянными головами. Каланча выполнял свою часть сделки с блеском... Что до министерства внутренних дел в лице начальника департамента полиции Васильева, то там также активно выполняли свою часть сделки и не давали заявлениям потерпевших ход.

— Ну допустим, Александр Дмитриевич, — к разговору подключился Балк, внимательно слушавший слова о фонде. — Допустим у некого спортивного общества, как вы Тома говорите — «Динамо», действительно имеются немалые средства в неком общественном фонде и допустим, что эти средства могут быть направлены на решение продовольственного кризиса. Как вы этими средствами планируете распоряжаться?

— Поясню охотно. Наша общая задача здесь — заинтересовать господ на всем протяжении цепочки реализации развёрстки и заинтересовать финансово. Им должно быть выгодно работать с государством и с предлагаемыми механизмами, а не воровать.

— Любопытно... но как Александр Дмитриевич?

— Федя, дай как мне листок и ручку, — попросил Протопопов своего охранника.

Тот положил перед министром все запрашиваемое и Александр Дмитриевич начал рисовать. Нарисовал несколько кругов, в которые вписал название губерний. Сами круги располагались вокруг нарисованного квадрата, внутри которого было написано — «регулятор».

— Смотрим сюда, мои хорошие. Я предлагаю сосредоточить все продовольствие в руках одного регулятора, коим вполне резонно может стать «Динамо». Этот регулятор откроет продовольственную биржу, на которую будут поступать сведения о продовольственных запасах одних губерний и сведения о мотивированных заявках по продовольствию других губерний. На основе этого будут формироваться лоты для продаж продовольствия, возможно с первоочерёдным правом выкупа и выставляться на торги...

— Подождите, Александр Дмитриевич, регулятор, биржа — это все прекрасно, — перебил Кригер-Войновский. — Но почему бы не решить вопрос с нечистыми на руку за счёт поднятия оклада, раз уж Вы изрыскали средства в достаточном количестве? Люди они от чего воровать начинают — когда им не доплачивают и они чувствуют себя так, как будто с ними поступили несправедливо. Стоит несправедливость устранить и все наладится.

Протопопов покачал головой. Возможно министр путей сообщения через чур верил в то, что люди — они порядочные по умолчанию. И стоит создать условия, при которых надобность в воровстве исчезнет, то и воровать они перестанут. Увы и ах, это не имело ничего общего с реальностью — в реальности же тот, кто украл однажды, в следующий раз украдёт снова. И доплата к окладу здесь играет последнюю роль, потому как всегда хочется ещё больше денег по сравнению с тем, что ты имеешь сейчас.