Последний Паладин. Том 9

А в итоге он сидел сейчас на коленях перед затопленным входом в катакомбы военного района. Сидел и пустым взглядом смотрел, как бурлит и пузырится темная вода, под которой похоронены проклятые подвалы. Тадао прогонял всю свою жизнь в голове, и ему не требовалось залезать в планшет, чтобы сказать, насколько изменился за эти годы процент загоняемых туда местных жителей.

Ни на сколько. Вот ответ.

Ноль целых, ноль десятых. Борьба всей его жизни не имела никакого смысла. А будущее теперь затянуто таким мраком отчаяния, которое Тадао никогда и не снилось.

Единственным утешением военного советника было то, что он смог защитить от подвалов вдову и детей того рыбака, чьего имени он уже и не помнил… но утешение ли это?

За годы на посту военного советника он был так занят, что перестал их навещать. Да что там навещать… Тадао даже не помнил их лиц и не знал, живы ли они вообще. Хватает ли им денег на еду? Не убил ли их какой-нибудь грабитель или не сожгло дом грозой?

Тадао долгие годы хватало того, что имена вдовы и ее детей не попадались в низах списка, а сейчас… сейчас уже слишком поздно.

Военный советник сидел на коленях и не знал, что ему делать. Впервые в жизни. Он чувствовал бессилие и всепоглощающую пустоту.

Старейшина погиб от рук неизвестных, а первый советник не пережил падение ракеты «Посейдона». Следующим преемником по правилам Дома Идэ являлся именно Тадао.

Казалось бы, военный советник жаждал смерти Старейшины долгие годы. В глубине души искренне верил, что когда его не станет, все изменится.

Однако сейчас, когда вся власть вдруг оказалась в руках Тадао, он осознал, что это было лишь удобной иллюзией.

Как оказался иллюзией и смысл всей прожитой жизни Тадао.

Единственный приказ, который он отдал своим подчиненным после смерти Старейшины, это бросить попытки вытащить со дна потопа долбанный «Посейдон» и переключить все силы на помощь пострадавшим в потопе людям.

Все члены Дома Идэ, кто мог стоять на ногах, сейчас не покладая рук трудились над ликвидацией последствий взрыва, разбором завалов, поиском тел уцелевших и переносом их в безопасное место.

Единственным, кто во всем городе бездействовал, был сам Тадао, который сидел перед проклятыми подвалами, не желая принимать на себя непомерную тяжесть груза, что свалился на его плечи.

Так и сидел Тадао без движения, пока сбоку вдруг не послышался посторонний звук. Военный советник поднял свой взор и увидел стоящий на обломках силуэт молодого человека. Наглый взгляд, снисходительная полуулыбка, в руках надкушенное ярко-красное яблоко, а одежда с ног до головы заляпана кровью Старейшины, узнать которую Тадао не составило труда.

И хоть в руках у чужака не было оружия, а поза была расслабленной, все нутро опытного воина Тадао затрубило о тревоге. Однако военный советник не потянулся к своему верному яри. Копье осталось лежать рядом, а Тадао склонил голову и прошептал, — бей.

* * *

Я беззаботно доедал очередное яблоко и смотрел на безоружного мужика в темно-синем военном облачении. Силенок у него было не в пример больше, чем у тех, кого я встречал в городе до этого. Пожалуй, он сейчас оставался единственным, кто еще мог сражаться несмотря на разрушенный Храм.

— Безоружных не бью, — тем не менее ответил я и, переступив расстелившегося по земле мужчину, шагнул дальше.

— А так?! — вдруг раздался грозный рык позади.

Я лениво обернулся через плечо и увидел, как восточник держит в руках короткое копье, лезвие которого доходило практически до середины древка и угрожающе отливало синевой.

Ну да, держать он оружие в руках может, и силенки остались даже применить его по назначению. Но по глазам вижу, атаковать не собирается, хотя играет неплохо. Я почти поверил.

— Слушай, я не специалист, но слышал, что харакири делается острием в себя, — дал я ценный совет.

— Тц, — закусил губу копейщик.

Я видел всю глубину его ненависти в глазах. Такая мерзкая, тяжелая и с горьким привкусом отчаяния.

Это ненависть к себе в сильнейшем ее проявлении. В том, при котором смерть кажется единственным возможным спасением.

Но как и все, что касается романтизации смерти, это полный бред.

Смерть — это просто смерть. В ней нет ничего романтичного, хорошего или плохого. Она просто есть. Как факт. А человек, стоящий передо мной, на самом деле хочет не умереть, а тупо сбежать.

Поняв, что я не собираюсь ему в этом помогать, копейщик перехватил копье и прислонил синеву лезвия к своей шее. Проступили капли крови, мужчина скривился, но последний в своей жизни шаг сделать отказывался.

И отказывался не из-за страха.

Занятно.

— Знаешь, почему ты не можешь? — спросил я.

— Потому что слабак, знаю, — брезгливо выплюнул мужчина и сжал лезвие двумя руками.

Алые ручейки крови потекли по рукам, но последний шаг был все еще не сделан.

— Нет, — после короткой паузы хмыкнул я, — потому что ты хочешь жить.

— С чего ты взял, чужак?! — облизнулся кровью мужчина, — что ты можешь обо мне знать?!

— Например, то, что ты отдал всем военным приказ помогать людям, — пожал я плечами, — а нахрена тот, кто не хочет жить сам, станет это делать?

Еще минуту потребовалось мужчине, чтобы, наконец, сдаться, после чего тот с рычанием выбросил копье в воду и бессильно опустив голову, сел обратно на влажную землю.

— Знаешь, почему я отдал приказ помогать людям? — тихо произнес он, — потому что после случившегося, туда надо будет загнать тысячи из них. Загнать живыми, понимаешь? — слегка истеричным голосом добавил мужчина и указал дрожащим пальцем на вход в затопленные подвалы.

— Ложь, — спокойно ответил я, — будь это так, я бы тебя уже убил.

— Ты ведь безоружных не бьешь? — нервно ухмыльнулся тот.

— Это касается только людей, — пожал я плечами, — те же, кто создали и поддерживали это место, раковая опухоль на теле человечества. Таких я за людей не считаю.

— Так я как раз один из них, — хмыкнул мужчина.

— Тадао, верно? — спросил я больше для него самого.

Так-то в воспоминаниях Старейшины я уже нарыл нужную мне информацию по этому человеку. Не всю, конечно, но самую важную. Краткую характеристику, так сказать.