Последний поцелуй на ночь
Шрифт:
Затем Соло отпустил человека и поднял руки вверх, ладонями наружу — сама невинность.
— Я требую вернуть деньги! — кричал пострадавший, когда слезы бежали по его щекам. — Ой, ой, ой, и компенсацию! Оплатите все мои медицинские счета, ой, ой, ой. Мне сказали, что не навредят, но посмотрите на это. Она сломана! Ой, ой, ой. Лживая реклама — это преступление.
Хмурясь, охранник убрал оружие, чтобы осмотреть рану человека.
«Ой-ой. Теперь у тебя неприятности», — глумился доктор Зло, смеясь. Здоровье и жизненная сила возвращались
«Сосредоточься на свете», — настаивал Икс. Изрядно побледневший и ослабевший.
Не было света в такой ситуации.
Охранник отправил человека, вероятно, к врачу, и приблизился к клетке.
— Я надеюсь, ты понимаешь, что деньги, которые мы ему теперь должны, сдерут с твоей шкуры. — С этими словами он нажал кнопку, которую когда-то нажимала Вика, после чего наступал паралич.
Соло заревел, когда теплота распространилась от его запястий по всему телу, также, когда он сердился, только сейчас эта теплота была более сильной и перемещалась намного быстрее. Река, которая только что освободилась от дамбы. Он боролся с внезапным приступом слабости… боролся с наступающей уязвимостью…
Он проиграл.
Последнее, что он увидел, когда его веки отяжелели, была Вика, ее длинные волосы, её глаза блестели странным безумием. Она мчалась к нему, полная решимости добраться, пока второй охранник не схватил ее за талию, заставляя остановиться.
Соло заревел еще раз, пытаясь дотронуться до нее, но не смог.
Глава 11
Не радуйся ради меня, неприятельница моя! хотя я упал, но встану; хотя я во мраке, но Господь свет для меня.
Около двух часов ночи луна выглядела, словно серп из золота в черном усеянном звездами небе.
Посетители цирка разошлись, и теперь артисты собирались около большого, сверкающего костра в центре поляны, вокруг которой размещались клетки с иными.
Вика дрожала от страха. Но на сей раз не за себя, а за новичка. Голубоглазый, так она прозвала его.
Плата в размере пятнадцати долларов, которую ее отец потерял вместе с «компенсацией», а также раздражение от необходимости иметь дело с сердитым человеком, все это он должен будет возместить за счет шкуры Голубоглазого.
Мужчина не просыпался, с тех пор как вкололи огромную порцию наркотиков, добавляя новую дозу каждый час.
Ее отец хотел держать иного послушным до нужного времени, и оно наступило тогда, когда все его работники и Вика могли засвидетельствовать наказание Голубоглазого.
Артисты принесли складные стульчики и разместили их перед клетками. Среди зрителей промелькнула Раса — женщина-карлик с бородой из шипящих змей. Глотатель шпаг — транссексуал с четырьмя руками, сиамские близнецы гимнасты, и, по-видимому, тысячи других.
В центре установили столб с торчащими крюками, к которым привязали за наручники Голубоглазого, стоящего на коленях.
Огонь полыхал рядом с ним, бросая золотые блики на бронзовую кожу его голой спины.Не было и намека на красный. Но он будет. Очень скоро, и это будет красный другого рода.
Джекис пнул Соло в бок, чтобы разбудить — послышались аплодисменты.
Когда Голубоглазый поднял голову, то быстро заморгал, возможно, пытаясь сосредоточиться.
Джекис ходил вокруг него, высоко подняв руки. Он остановился перед иным и повернулся лицом к зрителям.
— Этот мужчина — это отвратительное существо, осмелился прикоснуться к человеку без разрешения, — кричал ее отец, раззадоривая толпу. Вика продолжала читать по губам. — Он намеренно хотел причинить непоправимый вред, даже после того, как был предупрежден об обязательности хорошего поведения.
Сквозь толпу пронесся крик «Фуу», и вибрация от него почти сбила Вику с ног. Она оглядела людей, с которыми выросла, надеясь, молясь о том, чтобы найти хотя бы одно сочувствующее лицо, что кто-то, встанет и крикнет, «Это неправильно. Я не позволю вам причинить ему боль».Кто-то сильный, способный заставить ее отца отступить.
Вместо этого она почувствовала ехидное ликование и порочное удовольствие. Выражения лиц казались маниакальными, благодаря сценическим костюмам, которые до сих пор были на артистах после последнего шоу. Пестря всевозможными: блестками, перьями, короткими пышными юбками, кружевом и колготками, блестящими торсами, и расписными штанами.
Люди, будучи изгоями, принимались только для развлечения толпы. Теперь, они хотели веселья и думали, что заслужили хорошее шоу. Джекис получил признание, в конце концов.
Мышцы на спине Голубоглазого сжались, и он выпрямился. Осмотревшись, мужчина внезапно насторожился.
Кто-то бросил в него горстку поп-корна, и желтые зерна дождем просыпались над телом иного.
Ярость сверкала в его глазах… и огонь, горячее, чем костер, горящий рядом.
Вика догадывалась, что задумал Джекис. Только не это.
— Пусть это будет уроком для всех, — продолжал отец, поворачиваясь… поворачиваясь лицом к публике. Он говорил еще что-то, но стоял спиной к Вике, чтобы она не могла прочитать по губам. Толпе нравилось представление, неважно угрозы или оскорбления произносил Джекис, поскольку люди смеялись. Потом Джекис снова повернулся в сторону Вики и продолжил, — … узнают, что неповиновение влечет за собой страдание.
Приветствия присоединились к смеху. Желудок Вики скрутило. Так много потрясений, на которые она реагировала в последнее время, от чего чувствовала, будто в животе взбивали масло.
Когда отец протянул руку, Матас вложил в раскрытую ладонь кнут, и Вика отпрянула, скрываясь в тени. Джекис хотел крови девушки, и если бы заметил ее, то избил бы тоже.
Кое-что странное произошло сегодня. Через несколько минут после ухода Матаса из ее трейлера, снова замерцали огни.
Она открыла дверь, ожидая, что он вернулся.
Вместо Матаса на пороге стоял Джекис. Угрюмый и разъяренный.
— Ты посмела не повиноваться мне? Осмелилась подвергнуть себя опасности, зная, что для меня, ты — самая драгоценная вещь в мире?