Последний поцелуй

Я смотрю на неё и моргаю.

– Глухим. Ещё говорят слабо слышащий, словно так менее обидно. Как, например, вместо слова инвалид говорят люди с физическими недостатками. Я узнала об этом в колледже. Меня называли социально неприспособленной. Хотя может так не говорят по-русски. Ты ведь русский, да?

– Да. Какое это имеет значение?

– Никакое. У меня на курсе по истории был русский однокурсник. Твой акцент похож на его. Помню, он называл какой-то южный регион. Мне не очень понравился этот курс. Мой куратор заставил меня пройти его, сказав, что мне нужны гуманитарные занятия, чтобы образование было полным, но изучение живописи и политики не помогает мне в создании лучшего кода. Мне нравится писать код. У кода есть смыл. У искусства его нет.

– Нет, думаю, нет. Искусство предназначено для того, чтобы заставить тебя чувствовать.

Она морщится, будто чувства проклятая вещь. Наоми Хейз – странная девушка, даже более странная, чем её быстро говорящий брат.

– Ты не такая, как твой брат, – замечаю я.

Он хмурится ещё сильнее.

– Потому что он забавный. Все любят весёлых людей.

После бурного потока слов она снова закрывается. Я делаю пометку, чтобы в будущем не сравнивать её с братом.

– Мне не кажется, что Дениэл Хейз смешной, – отвечаю я. – Скорее, он раздражающий, но компетентный. Думаю, эта черта присуща вам обоим.

– Компетентный, – она проговаривает это слово, замирая на мгновение, словно проверяет определение в словаре перед ответом. – Согласна. Почему мы стоим в вестибюле?

Я открываю рот, чтобы сказать, что ждал её. Но вместо этого быстро улыбаюсь, и вспоминая её предыдущие жалобы, не прикасаюсь к ней, а указываю на лифт.

– Пойдём в наш номер?

– У нас общий номер? Я люблю тишину. Не хочу, чтобы меня беспокоили. После этого мы пойдём домой?

– У тебя будет собственная комната. В номере три спальни, президентский люкс, одна выходит окнами на Трианонский парк.

Войдя в лифт, я подмечаю, что она стоит точно посередине и держит руки плотно прижатыми по бокам. Она снова что-то считает, но не этажи, которые отчитываются тиками, пока мы поднимаемся на двадцать первый этаж. Что-то ещё.

– Что ты считаешь, Наоми? – из любопытства спрашиваю я.

Она не отвечает и не смотрит на меня. И тут я понимаю, что она редко смотрит мне в лицо. В вестибюле она смотрела куда угодно вокруг, на мою грудь, но почти никогда на моё лицо. Сначала я подумал, что она изучает обстановку, но сейчас думаю, что причина в чём-то другом. Она несколько раз щёлкает пальцами по козырьку кепки, которая и так потрепана, что белые нитки свободно выбиваются по краям.

Многим женщинам нравится моё лицо. Очень многим. На нём есть шрамы, но они не сдерживают слабый пол. Но, тем не менее, она не интересуется мной. Я разглядываю её тело, пока она отвлекается. У неё сладкая большая грудь, тонкая талия и широкие бёдра. Если бы я был человеком, которому нравится секс, я бы захотел её.

Когда звенит сигнал о прибытии лифта на наш этаж, она не сразу выходит, а наблюдает за тем, как открываются двери и начинают закрываться. Быстро нажав на кнопку открытия дверей, жду. Я становлюсь ближе к ней, но не прикасаюсь. Между нами остаётся пространство. Если бы немного наклонился вперёд, то нас бы залил стыд оттого, что я прикоснулся пахом к её заднице. А мы всё ещё ждём.

Она дышит мне в сторону. И с высоты я наблюдаю, как у неё сиськи поднимаются и опускаются с каждым размеренным вдохом и выдохом. У меня большие руки, но подозреваю, что если бы я взял в руку её грудь, она бы не поместилась в моей ладони. Мой сердечный ритм ускоряется, когда в голове проносятся изображения кровати, на которой я трахаю её милые сиськи, будто цветной калейдоскоп.

– Ты странно дышишь, – говорит она.

– Ты тоже, – замечаю я.

У неё грудь быстро двигается, а сиськи ритмично прыгают. Представляю, как они выглядят без бюстгальтера, свободно подпрыгивая. Безумие. Я одёргиваю себя, потому что не из тех, кого может поразить похоть. Мне не нравится, когда меня трогают. Я не люблю женщин. Слова «похоть» нет в моём словаре.

– Почему ты дышишь быстрее? – в её тоне звучит искреннее любопытство.

Разве может быть так легко? Могу ли я её соблазнить и трахнуть в соответствии со своим планом? Я трахал многих женщин, которых ненавидел. Но я не ненавижу Наоми. По-видимому, она нравится моему телу. Я смотрю вниз, чтобы увидеть видимые признаки возбуждения. Так редко чувствую физическое желание, что натянутые брюки внизу кажутся странными и чужими.

– Если я расскажу, ты сделаешь мне одолжение? – бормочу я.

– Конечно, – немедленно отвечает она.

– Я представил тебя голую на своей кровати. Руки связаны у тебя над головой. Спина выгнута. Я собираю руками твою грудь вместе, что создать проход для моего члена. Я трахаю твою грудь, и мой член упирается в твой подбородок, а твой язык облизывает его в это время.

Я делаю мельчайший шажок вперёд, всё ещё не касаясь её, но настолько близко, что любое движение заставит её задеть мою растущую эрекцию. Несмотря на моё отвращение к прикосновениям, в ней есть что-то притягательное. Возможно, её формы? Моя физическая реакция на её близость необъяснима. Я наклоняю голову к её уху.

– Что скажешь в своё оправдание?

Она прижимает руку к груди, касаясь верхней части одной из двух своих потрясающе красивых сисек.

– Я не знаю, – говорит она искренне и растерянно, как и я.

 Наоми не смотрит на меня, но будто вынужденно наклоняется поближе. Поощряет.

Прежде чем я успеваю спросить ещё что-то, в лифте звучит охранный сигнал. Острый назойливый звук заставляет Наоми закричать и захлопать ладонями по ушам. Она опускается на пол, раскачиваясь так же, как в фургоне, когда нам в спины стреляли.

Звон лифта и крики Наоми наполняют помещение какофоническими звуками и заставляют Алексея бежать. Возбуждение, которое я чувствую, исчезает. Наоми – моё главное оружие в борьбе за сестру и Братву. Если с ней что-то произойдёт, то моя поездка станет бессмысленной. Я должен быть осторожен с ней.

– Что во имя Христа происходит? – орёт Алексей.

– Ничего, – кричу я в ответ.

Не обращая внимания на желание Наоми оставаться нетронутой, я беру её и приношу в гостиную на чёрный диван. Она остаётся неподвижной в скрученном положении, всё ещё хлопая руками по ушам. Лифт всё ещё гудит.

– Алексей, – командую я, – отправь лифт. Он раздражает.

– Что я могу сделать для тебя? – спрашиваю я, опустившись рядом с Наоми.

Может, я шокирую её своими словами? Я проклинаю своё плохое воспитание. У Наоми такая же нежная душа, как и её кожа. Она слишком кроткая для моей грубости. Неважно, что я выгляжу, как высокородный, но я не такой. Я не рождён в Братве или другой более статусной семье. Я просто убийца с повышенным статусом, ищущий непристойную картину, чтобы укрепить свои позиции в королевстве злодеев. Мне отвратительно осознавать себя таким и пытаюсь подобрать нужные для неё слова.