Последний поход

Скоты, скоты, - лихорадочно твердил Егоров.
– Каково ему видеть, как танцуют вокруг? А вы цепляете себе на грудь очередную звезду Героя, говорите об идее, которая непременно овладевает миром, и прикидываете своими прокисшими мозгами, куда бы отправить нас дальше, на какой континент, чтобы сделать очередную прививку социализма. А парням звезды другие - железные и над могилами! За что вы нас так ненавидите? За что?"

Скомканная пустая пачка полетела в море. Они стояли на пирсе, на который настойчиво и безуспешно наползало море. Сияющий, залитый огнями берег был за спиной.

– Правда, мы никогда не расстанемся?
– спросил Виктор.

– Конечно, - ответила девушка и обняла Егорова.

– Кого ты больше хочешь - мальчика или девочку?

– Мальчика.

– Ни за что на свете, - покачал головой Егоров, - ни за что! Лучше девочку. Они все-таки для дома, и им не надо служить в армии. Ведь он для войны. А там - смерть. Понимаешь, человек родился, живет, его кто-то любит, и он любит, а потом он вынужден убивать или его убивают. Бац - и нет человека, нет жизни. Все обрывается, абсолютно все! А еще хуже, когда без ноги, руки или глаз. Тогда жизнь вообще обходит человека стороной. И только он один знает, сколько сил надо потратить, чтобы обратно вползти в нее. Страшное это дело война! Очень страшное! Думаешь, Зиненко этот предполагал, что без ноги останется, что все именно так сложится? Да никогда. Уверен, что рвался он туда. А в итоге? Представить нельзя, как он страдает. И так всю жизнь! Думаешь, он пошел бы туда, если б знал, чем все это закончится? Да нет же, нет! Если бы каждый человек понимал, что именно с ним может произойти несчастье - он сто раз подумал прежде, чем брать автомат. Ведь те, кто эти самые войны начинают, - никогда не страдают. И родственники их тоже. А если бы мы не пошли, то, может, и войн никаких не было.

– Но ведь не все возвращаются инвалидами?
– сказала девушка.

– Не все. Это судьба. Но никому не пожелаю такой судьбы!

– Я тоже, - сказала Ирина и еще сильнее обняла Егорова, - какое счастье, что ты жив и здоров!

Виктор сказал тогда о судьбе, не подозревая, что через несколько дней она обойдется с ним жестоко, как и с тем парнем.

Сейчас, совершенно одинокий среди веселящихся посетителей кафе, Егоров вспомнил о калеке, и ему стало нестерпимо стыдно перед ним.

Тогда Зиненко неприкаянный сидел в ресторанном шуме и был никому не нужен, а Виктор, единственная родственная душа, убегал от него, не желая испортить себе настроение, не взяв на себя даже частичку чужой боли. Тогдашнее одиночество солдата вернулось теперь к Егорову.

"Может, это расплата, - подумал офицер, - глядя, как рядом с лестницей, у входа, несколько парочек танцуют на небольшом пятачке - единственно свободном месте в заведении. Может, это наказание не только за брошенного искалеченного солдата, но и за всю мою жизнь там. Ведь я мало кому принес добра. А на втором году стал убивать даже больше, чем надо".

Егоров залпом допил водку прямо из горлышка, а затем стал уминать бутерброды, мысленно поблагодарив за них Светку. Только сейчас он почувствовал, насколько проголодался, вспомнив, что за день так ничего и не поел.

Пустая бутылка примостилась у правой ноги. Водка гнала тепло по груди и желудку. Виктора бил озноб.

Тупое, щемящее чувство тоски все сильнее разбирало его. Слезы так и подкатывали, но Егоров из последних сил старался откровенно, навзрыд не заплакать, как тогда инвалид в ресторане.

Но и забыть девушку не получалось.

"Наверное, она уже с ним, - думал Виктор.
– Какой он? Вероятно, красивый и сильный".

Себе же Егоров представлялся сейчас хилым уродцем. "Если бы я не был жалким и слабым, то разве ушла бы от меня такая прекрасная девушка?" - думал парень.

"Чем она занята", - гадал он, и ему виделась девушка в чужих объятиях. Пальцы сжимались в кулаки, и Виктору хотелось вскочить и броситься на поиски, чтобы бить этого незнакомого и страшного для него человека до тех пор, пока лицо его не превратится в кровавое месиво. А потом он станет ломать ему пальцы, спокойно так, один за другим, от мизинца к большому, один за другим, как карандаши. И полуживое тело при каждом хрусте будет вздрагивать, потому что боль все-таки проникнет в мозг. А потом, потом...

Виктор надолго задумался, что будет потом, но так ничего и не представил. Даже на злость сил было мало.

Ненависть медленно покидала его, вновь уступая место необъятной тоске. Егоров опять казался себе настолько жалким и никчемным, что даже попытался хоть немножко выбраться из той ямы, в которую сам себя и бросил.

"А Светка, Маленькая Мэрилин, - подумал Виктор, - ведь она очень красивая, и ты ей нравишься, очень нравишься. Ты же видишь, как она краснеет, разговаривая с тобой, и ведет совершенно по-другому, не так, как с остальными здесь. Наверное, в тебе все-таки что-то есть?"

"Ну, я не самый последний человек на этом свете", - отвечал себе парень.

"И все-таки она ушла от тебя", - подначивал Виктора другой Егоров: злой, беспощадный и прямолинейный до грубости.

"Да, ушла, - соглашался Виктор.
– Ушла! Значит, так тому и быть. Что я могу сделать?"

"Драться за нее, бороться. Биться! Ведь ты ни разу не проиграл, а поэтому вернулся. Так давай: выиграй, победи его", - наседал Егоров, и глаза его яростно блестели.

"Да, там я выиграл. Но здесь другие правила, другая жизнь. Я не знаю ее, а поэтому силы не на моей стороне", - отвечал Виктор.

"На твоей, конечно же, на твоей, ты опытен, силен, ты победишь, утверждал Егоров, - только попробуй, давай!"

Виктор тер лоб и думал. Курил, слегка раскачиваясь на стуле, и продолжал напряженно размышлять.

"Нет, - говорил он себе, - насилие и любовь несовместимы. Тот ни в чем не виноват, а Ирина сделала выбор. Это ее решение, и изменить его он, Виктор, не вправе. Вмешиваться в их жизнь - тем более. Достаточно того, что он искренне натворил там, куда его, по большому счету, никто не приглашал".

"Нет, - все тверже отвечал Виктор, - как можно драться за любовь? Мне остается только просто любить. А драться? Может, годик назад я бы сделал это. Нет, даже наверняка подрался. Но сейчас любовь не захватишь силой, не отвоюешь. Я слишком хорошо это понял там".

"А если попробовать?" - не оставлял надежды Егоров.

"Нет, - уверенно и твердо отвечал Виктор.
– В мире лишь две вещи невозможно ни завоевать, ни купить, пусть даже за миллиарды рублей".

"И какие?" - спрашивал Егоров насмешливо.

"Подлинную любовь и здоровье", - не задумываясь отвечал Виктор.

"Ну-ну", - хмыкал многозначительно Егоров напоследок.

– С кем разговариваешь?

Виктор качнулся, чуть не опрокинулся навзничь, в последний момент успев ухватиться за стол, и взглянул вверх. Рядом стояла улыбающаяся Светка.

– Да так, - смущенно пробормотал он, - просто губами шевелил.

– А я смотрю, ты уже все съел. Принести еще?

– Водки.

– А хочешь картошки горячей, с мясом?