Последний поход

Двое прошли, посмотрели, но ничего не тронули. А потом дед какой-то плетется. Подкрался к ящику осторожненько, посмотрел, что в нем, и тут же намылился его в кишлак тащить.

Егоров засмеялся. Девушка непонимающе смотрела на него, но тоже постаралась изобразить улыбку.

– Ты что, не поняла?
– оборвал смех парень.
– Ящик же заминирован был. Потащишь его, а мина под ним и сработает. Патроны в одну сторону, а дед в другую. Целый час лапками махал, пока помощь из кишлака не подоспела.

– Ну, Витя, - заскулила Светка.

– Что, Витя?
– вновь озлобился Егоров, и глаза его сузились.

– Этими патронами они нас бы убивать стали. Понимаешь. Это - война. Идешь ты, так и иди, а не лезь куда не следует. Думаешь, духи так с нашими не поступали? Еще как! Сейчас, наверное, сидят у себя в кишлаках и веселятся, вспоминая, как наши парни на их бакшишах, подарках значит, подрывались. Это война. Здесь кто кого обманет!

– Я ничего не думаю, - сказала Светка и заплакала.

Девушка съежилась, и ее лопатки двумя беззащитными крыльями разошлись в стороны.

Светка старалась плакать беззвучно, но это у нее не получалось.

– Прости меня, - всхлипывала она, комкая маленький платочек.
– Я не специально.

"Какой же я идиот, - смешался внезапно Виктор, - нашел, чем ее развлекать. И что бы она подумала, когда узнала бы, что это мы с Файзи подложили ящик. А сделали исключительно потому, что вечером нажрались и поспорили. Я говорил, что первый тут же и будет последним. А Файзуха утверждал, что я не прав. И он, сволочь, Царство ему небесное, тогда у меня бутылку водки-то и выиграл".

Глядя на девушку, которая, наверное, и крови-то в жизни не видела, Егорову подкатил ком к горлу, и острое чувство вины вспороло сердце. Он осторожно коснулся рук девушки, которыми та закрывала лицо.

– Это ты прости меня. Я не хотел. Не знаю, что на меня сегодня нашло. Это и в самом деле не смешно. Извини, милая. Прости, родная.

Официантка вздрогнула и замолкла.

– Проводишь меня?
– осторожно спросила Светка, не отрывая рук от лица, но в то же время кончиками пальцев ухватывая ладонь парня.

– Да, - согласился Виктор, поднося зажженную спичку к сигарете.

Только сейчас официантка заметила глубокие морщины не только на его лбу, но и под глазами.

7.

Они остановились у блочного дома, где в двухкомнатной квартире Светка снимала комнату. Девушка отдых на море сочетала с работой. Семья у нее была большая, и лишних денег, разумеется, не было.

Квадратом стояли близнецы-пятиэтажки. Фонари большей частью были разбиты, и свет скупо падал на небольшой дворик, посреди которого были традиционная песочница, естественно, без песка, и свернутые набок детские качели, походившие на жирафу с подломившимся передними ногами.

По стенам дома ползли толстые виноградные стебли, свисая с бетонных козырьков над подъездами большими зелеными бородами.

Расплавленная по южному темная, почти черная ночь постепенно наполнялась свежестью. Пахло пересохшей землей. В жухлой, полегшей от яркого солнца траве дружно трещали цикады: звонко, громко, до постоянного звона в ушах.

– Присядем?
– предложила Светка.

– Устала?

– Нет, нет!
– поспешно ответила Маленькая Мэрилин.

Они опустились на лавочку. Черными точечками вокруг разбегалась шелуха от семечек, которую Егоров принял сначала за тараканов.

– Не зябко?
– спросил он.

– Возле тебя нет, - ответила Светка и склонила голову.

Пышные пряди погладили ему щеку.

Где-то гремели посудой и пьяно, а поэтому громко разговаривали. Слов было не разобрать. Впрочем, Егоров и не пытался это сделать.

Он думал о сегодняшнем дне и той, которая покинула его. Как хотелось, чтобы хоть кто-то узнал о его горе! Но друзей рядом не было.

– Я тебе нравлюсь?
– спросил он, не глядя на официантку.

– Неужели сам не видишь?
– обиделась Светка и слегка прижалась к Егорову.

– Почему?

– Ты такой хороший.

– Я злой и агрессивный.

– Нет, ты хороший. Я знаю.

– Это не ответ, - зло сказал Егоров.

– Ты - заботливый.

– Не смеши. Пять стаканов два раза помыл и несколько тарелок, когда ты зашивалась. Ерунда, в училище в нарядах мне десятки раз приходилось мыть сотни тарелок.

– Ты - добрый.

– Добрее некуда, - с сарказмом согласился Егоров, - прямо-таки ангел шестикрылый. Всегда плачу, когда фильмы добрые смотрю.

Здесь Виктор беззастенчиво врал. Вернувшись оттуда, где лейтенант и слезинки не уронил, он и в самом деле порой плакал, особенно тогда, когда в кино люди совершали добрые и человечные поступки. Правда, слезы были редкими, и скатывались они только тогда, когда рядом никого не было.

– Нет, ты очень добрый, - уверенно сказал Светка.
– Я знаю.

– Много ты знаешь.

– Знаю, - Маленькая Мэрилин упрямо закусила губку.
– Знаю, Витя, знаю. Ты можешь быть злым. Ты не представляешь, как я испугалась, когда ты с теми ребятами разговаривал, ну, которые не хотели уходить. Я думала, что ты их убьешь, и тебя в тюрьму посадят.

"Странно, - подумал Егоров, - убиваешь одних, в принципе хороших и смелых мужиков, которые защищают себя, землю свою, семьи, - ордена получаешь. А стоит размазать по стенке подонка, который мразь и негодяй, так точно на зону отправишься".

– У тебя, - продолжала Светка, - у тебя глаза были такие ... такие ... ну ... прямо бешеные. Я, если честно, подумала, что ты их ударишь.

– Если бы ударил, так точно не остановился.
– сказал Виктор, - Поэтому и не стал трогать.

– Я, вот, Витя, все время смотрю за тобой, когда ты к нам приходишь. Иногда лицо такое злое-злое, а чаще - грустное, очень грустное. Мне так тебя жалко становится.

– Только не надо, - перебил резко Егоров.
– Этого не надо. Мужика жалеть - последнее дело.

– А у тебя брат или сестра есть?

– Есть, сестренка. Я ее очень люблю.

– Наверное, она тебя тоже очень любит?
– спросила Светка.

– Очень, - согласился Виктор.

– А знаешь, как наши девочки тебя любят?

– И ты?

– И я, - немного погодя тихо сказала Маленькая Мэрилин.

– За компанию, - усмехнулся Егоров.

– Зачем? Сама по себе, - прошептала Светка.