Последний праведник

— Ты уверен, что это та самая?

— Абсолютно. Это одна из самых известных церквей в Копенгагене.

Теперь Абдул и сам узнал фото, которые видел в интернете. Иисус на деревянном кресте. Он немного сожалел о том, что его тоже придется взорвать, но в конце концов, это же не Иисус, а просто кукла, всего лишь кукла. Все эти западные невыносимые и бесконечные попытки превращать священное в кукол, фигурки и рисунки. Инсценировки евангельских легенд, изящная деревянная резьба на основе библейских мотивов, статуи, рисунки — этому нет конца. Западные люди пытаются убедить самих себя с помощью картинок, они делали это раньше, они продолжают делать это сейчас. Теперь это реклама их стиля жизни. Не то что Хади и его народ, они чувствуют божественное внутри себя, им не нужно трогать его руками. Он снова взглянул на фигуру Иисуса. Какое-то детское очарование.

— Мы подкрутили шурупы. — Мухаммед указал на подвальное окошко церкви на снимке. — На это ушло три вечера. Но нас точно никто не заметил. Все четыре шурупа держатся на честном слове, выдавить стекло теперь ничего не стоит.

У Абдула Хади снова заурчало в животе — выданные стюардессой орешки были его единственной едой за последние много часов. Он коротко вспомнил о ней, о ее светлых волосах, о руке, коснувшейся его руки, — но он не мог думать о ней без того, чтобы не вспоминать свою умершую сестру и того мальчика, которого его отец переехал. Две жизни заплачены за то, чтобы он сидел сейчас здесь, две жизни. Так что только справедливо, что он хочет расплатиться по счетам. И бесполезно думать о стюардессе. Лучше бы она вообще ему не улыбалась. Не улыбалась так, по крайней мере.

13

Государственная полиция, Венеция

На столе лежал сверток с записью того, что происходило непосредственно во время одного из убийств. Скорее всего, это единственная подобная запись, и ее почти невозможно было раздобыть, но ему это все-таки удалось.

Томмасо Ди Барбара потер глаза, рассматривая маленький аккуратный сверток на столе в переговорной. Он нашел множество жертв, но никак не мог нащупать направление, где искать убийцу.

Комиссар Моранте пришел не один, Томмасо услышал это по шагам в коридоре. Властные ритмичные шаги в ногу. Томмасо подумал, что ритм прекрасен в музыке, но действует устрашающе в ходьбе. Люди, которые идут в ногу, затевают что-то слишком жестокое для того, чтобы делать это в одиночку. Дверь открылась. Комиссар сел и налил воды себе, начальнику отдела кадров и какому-то незнакомцу с материка, прежде чем взглянул на Томмасо. Тот постарался выглядеть максимально здоровым — насколько это возможно с температурой и головной болью.

— Ну и ночка выдалась. Вдова стеклодува.

— Она созналась? — спросил Томмасо.

— Да, но только утром, когда к Флавио присоединился священник.

— Это из-за страховки?

— Нет, он не был застрахован. — Комиссар откашлялся и сменил тему разговора: — Томмасо! Я последний раз спрашиваю…

— Да, — быстро ответил Томмасо.

— Что — да?

— Да, это я связался с китайскими властями и попросил их выслать пленку. Не исключено, что на ней содержатся очень важные данные.

Комиссар повысил голос:

— Не имея на то полномочий, ты использовал наши официальные каналы, чтобы разослать предупреждения в Киев, Копенгаген и целый ряд других городов.

Томмасо перестал слушать. Откуда комиссару может быть все это известно? Наверное, кто-то проболтался — или же они следили за ним гораздо дольше, чем он думал.

Возникла небольшая пауза, и Томмасо снова попробовал объяснить:

— Я который раз пытаюсь донести до вас, что все эти убийства совершаются по определенной схеме. И последнее из них еще не совершено.

Молчание. Кто-то из присутствующих откашлялся.

— Но Томмасо, — сказал комиссар, — ты связался с нашим консульством в Дели, заставил их отправить человека в Бомбей, чтобы искать какие-то следы.

— Нет, не следы. Я попросил его осмотреть убитого индийского экономиста.

Комиссар продолжил, игнорируя слова Томмасо:

— Ты попросил китайские власти переслать нам материалы. Ты связался с Интерполом.

— Потому что они работали над делом, похожим на бомбейское! Посмотрите на материалы, выслушайте то, что я могу вам рассказать, это все, о чем я прошу. Сначала я сам был ошарашен. Прошли месяцы с тех пор, как я впервые увидел разосланную Интерполом фотографию. Тогда это был просто какой-то труп с огромной татуировкой. Но потом я начал изучать материалы. Я запросил в Интерполе снимки в большем разрешении…

— Ты запросил у них дополнительные материалы? — Комиссар легонько покачал головой.

Томмасо отчаялся донести что-то до него и решил сосредоточить усилия на незнакомце справа от комиссара. Наверняка это какой-то вышестоящий чин с материка.

— Сначала был только один убитый. Потом двое. Убийства объединяла метка на спине жертвы. Кроме того, жертвы так или иначе помогали другим людям.

Незнакомец заинтересованно кивнул.

— Я обратился в Интерпол, но там отказались за это браться, сказали, что для них это слишком мелкое дело. Тогда я начал рыть сам.

— Тогда ты начал рыть сам? — повторил комиссар, неодобрительно качая головой.

— Да. Начал сам. В свободное время. Это не мешало моей работе, я не пропустил ни единого дежурства, я занимался поисками только в свободное время.

— В свободное время! Мы же говорим не только о том времени, которое ты на это потратил! Как насчет всех тех, кого ты к этому привлек? Как насчет сотрудника посольства в Дели?

— Мы все отвечаем за происходящее…

Комиссар сделал вид, что не слышал этого замечания, и продолжил:

— Завтра мы ждем высоких гостей — министра юстиции в сопровождении судей и политиков. И как, по-твоему, все это выглядит на фоне их визита?

Томмасо выругался про себя. Это единственное, что волнует комиссара: прием бесконечных высоких гостей, наезжающих в город чуть ли не каждую вторую неделю, потому что всем необходимо устраивать свои конференции именно в Венеции. Возможно, комиссар понял, что Томмасо разоблачил его болезненное тщеславие; во всяком случае, он сменил тактику:

— Так что же, как насчет всех тех людей, которых ты в это вовлек, Томмасо? Когда ты рассылаешь «красную карточку», люди должны на это реагировать. Ты задействовал людей во многих городах. В Анкаре. В Слайго.

— И в Копенгагене. Здесь есть закономерность.

Комиссар ободряюще взглянул на незнакомца с материка. Он смотрел на него так каждый раз, когда Томмасо упоминал о закономерности. Незнакомец откашлялся и провел обеими руками по волосам.

— Закономерность, в деталях которой я пока не уверен, — продолжал Томмасо. — Расстояние между местами преступлений составляет примерно три тысячи километров. Так что мне показалось естественным предупредить полицейские участки тех городов, которые, судя по всему, находятся в зоне опасности.