Последний праведник
Шрифт:
— Он умер, — прошептала Ханна.
— Именно.
Тишина как будто превратила палату в звуконепроницаемый кокон.
— Более чем подробная и подтвержденная свидетелями история. Позже Пандей — мальчик, я имею в виду, — считал, что неприятным мужчиной был Яма, бог смерти в индуизме. Мальчик рассказывал еще, что когда выяснилось, что речь идет о другом Пандее, те же самые двое мужчин отнесли его назад. — Старушка сделала глубокий вдох. Ей было явно сложно так много говорить. — Рассказ Васудева Пандея наверняка тоже войдет в книгу.
— Книгу?
Она улыбнулась:
— Подумайте, как много для каждого из нас значит смерть. Это единственное, что мы знаем с уверенностью: мы все умрем. Это единственное, что всерьез связывает все человечество,
Ханна покачала головой.
— Нет, так, как вы об этом рассказываете, — нет.
Агнес Давидсен придвинулась чуть ближе и посмотрела Ханне прямо в глаза.
— Ну что, теперь, может быть, вы расскажете о том, что испытали во время собственной смерти?
Ханна колебалась. Где-то работало радио. Рождественская музыка. I am driving home for Christmas. [110]
— Ханна… Несмотря на то, что обычно говорят о моменте смерти, смерть — это скорее процесс. Дыхание останавливается, сердце перестает биться, мозг прекращает всякую деятельность. Но даже когда этот процесс подходит к концу, начинается период — и для некоторых он растягивается почти на час, — когда не исключена возможность возвращения к жизни. И вопрос тогда в том, что испытывает умерший в течение этого времени. Мы занимаемся исследованием именно этого периода. — Она накрыла своей рукой руку Ханны. — Как долго продолжалась ваша клиническая смерть?
110
Я возвращаюсь домой на Рождество (англ.).
— Я не знаю, — Ханна беспокойно пожала плечами.
— Примерно девять минут, — подсказала Агнес. — Так я поняла, по крайней мере.
Ханна не отвечала.
— Можете говорить смело, я не стану использовать ваш опыт, если вы этого не захотите. Я прежде всего хочу услышать о нем. Помните, что хотя разные околосмертные переживания имеют много общих элементов, не бывает двух одинаковых переживаний, всегда существуют какие-то различия и нюансы. Вы не хотите об этом говорить?
… driving home for Christmas.
Ханна взглянула на полку под потолком.
— Может быть, нет.
— Почему?
Она помялась.
— Может быть, я не хочу доказательств…
Надтреснутый смех Агнес:
— Доказательств существования жизни после смерти? Попробуйте взглянуть немного иначе. Мы называем это «изучением сознания». Тогда это не так пугает. — Долгая пауза, после которой Агнес задала вопрос: — Ханна… вы знаете, что лежит там на полке? Вы это видели?
.. .get mу feet on holy ground… so I sing for you… [111]
Агнес попробовала зайти с другой стороны:
— Вы верите в Бога?
— Я не знаю.
— Я спрашиваю, потому что, по моему опыту, многие толкуют свои околосмертные переживания, тот проблеск чего-то, что, возможно, является жизнью после смерти как доказательство существования
Бога. Но я считаю, что стоит разделять эти две вещи, и здесь вступаю в противоречие со многими моими коллегами. В моем мире можно представить жизнь после смерти, в которой не задействован Бог.111
Ступить ногой на Святую землю… так что я пою для тебя (англ.).
— Как это?
— Самое важное для меня, — ответила Агнес, собравшись с мыслями, — это доказать, что сознание существует отдельно от тела. Мы все больше и больше верим в то, что все можно объяснить, проанализировать и категоризировать.
… driving home for Christmas…
Ханна закрыла глаза и подумала о Йоханнесе. Каким он был, как он выглядел. Сказать правду, несколько раз за последние месяцы она ловила себя на том, что ей сложно воссоздать в памяти его лицо: не хватало деталей, приходилось обращаться к фотографиям. Впервые это случилось поздним летом в прошлом году и совершенно выбило ее из колеи. Она почувствовала себя убийцей. Она привыкла думать, что хотя Йоханнес мертв, но в ее воспоминаниях он все равно продолжает жить. Стоило ей только закрыть глаза, как он представал перед ней живым. Но теперь, когда так больше не получалось, она окончательно оттолкнула его в темноту.
— Ханна?
Голос был далеким и каким-то приглушенным.
— Если вам так проще, можете держать глаза закрытыми.
… Driving home for Christmas… I’m moving down that line… [112]
Она ничего не ответила. Продолжала лежать с закрытыми глазами, попробовала привыкнуть к темноте, которая теперь подступила совсем близко.
— Я была в непроглядной темноте.
Ханна слышала, что Агнес открыла сумку и достала оттуда что-то — может быть, диктофон, может быть, ручку.
112
…Я еду в том направлении… (англ.)
…It’s gonna take some time, but I’ll get there… [113]
— Я была окружена воздухом со всех сторон. Но потом — из темноты — выросла световая щель. Сначала это была просто белая полоса, как будто одинокая меловая полоса на огромном футбольном поле. На черном поле. На чем-то плоском. Вы понимаете?
— Да.
— Но потом она потихоньку приоткрылась и превратилась во вход. Свет был струящийся, мягкий и приятный.
113
…Пусть не сразу, но я все равно туда доберусь… (англ.)
Агнес старалась дышать потише. Ханна не открывала глаз. Сказать — и сбросить это с себя.
— Я не вошла — меня подняло и потащило с места. Как будто на мне были закреплены какие-то веревки, просто я их не видела. Там была такая тишина, какой я никогда и нигде раньше не слышала. Покой, который… нет… Я была в полном сознании. Я думала так ясно!
Ханна улыбнулась при воспоминании об этом, и Агнес по-матерински тронула ее за руку.
— И что было потом?
— Потом я вспомнила о Нильсе.
— Вашем муже?
Ханна задумалась. Нильс мне муж?
— Вы начали возвращаться обратно.
— Да. Но другой дорогой. Там было темнее.
— И что потом?
— Потом я висела над собой, — сказала Ханна со слезами в голосе. — Смотрела, как врачи колдуют и колдуют над моим телом. Оно было таким чужим. Неприятным. Белым, полностью разрушенным. Уродливым.
— Вы висели прямо над своим телом.
— Да.
— В этой палате?