Последний секрет на троих
Шрифт:
– Так-то да, – скроил недовольную гримасу охранник. – Но было тут не так давно одно недоразумение. Ворота кто-то оставил открытыми. И машину угнали. Неделю ее не было. Все притихли. И помалкивают. Все виноватыми себя считали. А потом раз – и она на месте.
– Как это? Через неделю после угона? – вытаращился Мелихов.
– Ну да.
– Сейчас она где?
– В гараже.
– Веди, показывай, – скомандовала Соня.
Ее голые коленки не мешали ей быть хозяйкой всего здесь.
Охранник послушно провел их по территории, остановился у запертых
– Вот эта машина, – показал он на темный внедорожник старой модели. – Стоит себе, боками сияет, как новенькая.
Мелихов обошел машину трижды. И, постучав по левому переднему крылу, проговорил:
– Она и есть новенькая. Ее недавно красили.
– Ух ты! – конфузливо улыбнулся охранник. – Думал, не заметите.
– Вы все заметили, а мы нет? Вы ведь поняли, что машину вернули после ДТП? Так?
– Не дураки, – кратко ответил Владимир.
– И кто вернул машину?
– Этого не знаю, – глянул он честно. – Но это точно кто-то из своих. Потому что поставил машину тогда, когда тут не было никого. В наш обед. Он всего-то пятнадцать минут у нас, а вычислили. Но этот кто-то свой точно. Чужие не знают. И обед у нас всегда сдвигается. То ли наблюдали…
– А Уткин?
– Ванька, что ли? Так он тут так – принеси, подай. У него даже ключа нету.
Соня с Мелиховым быстро переглянулись. У Уткина, получается, был тут сообщник?
– У него ведь сын есть? Так?
– Не сын, брат младший. Мент он. Даже приезжал разбираться, когда пропажа машины обнаружилась.
– Умно! – тихо обронила Соня для Мелихова.
– Ничего не скажешь, – кивнул он, соглашаясь. И снова обратился к охраннику: – А можно повидать Ивана Уткина?
– Так нет его. Уволился.
– Да ладно! – опешила Соня. – Когда?
– Прямо вот вчера и уволился. Все, сказал, делать в этом поселке нечего. В Москву подамся, говорит. Нашел работу денежную.
– И контактов не оставил?
– Не-а. Дом запер и укатил.
– А брат его?
– Мент который? – уточнил охранник. – Про него не знаю. Сказать не могу. Это вам к нему в отдел надо.
В райотделе Уткина не было.
– Уехал, – недобро глянул на них старший лейтенант дежурной части.
Не любили тут столичных коллег, ясно.
– А когда будет? – сунулся к окошку Мелихов.
– Не доложил. Это у его начальника узнавайте. У Николаева. Он на месте.
Они вышли на улицу.
– Что делать станем, Софийка? Вдруг они…
– Не болтай ерунды, – рассердилась Соня. – Так всех на свете начнем подозревать. Он с Коневым тесно сотрудничает. Никаких подвохов быть не должно. Идем к майору…
Глава 26
Конев явился на службу в самом скверном своем настроении. Поганее дня, кажется, еще не случалось в его жизни. Только когда жена его бросила. Так это чужой человек. Он с этим как-то справился. Пережил. Переболел.
А тут сын! О нем не забудешь, его из жизни не вычеркнешь.
Алешка опять его огорчил. Он соврал ему. Значит, снова предал.
– Ты обещал
мне! – орал на него вчера вечером Конев. – Обещал, что мне больше никогда за тебя не будет стыдно!– Я ничего не сделал, пап, – твердил сын, не поднимая на него глаз.
Конев видел только его макушку. И худенькие плечи. Его душили жалость и злоба.
Два часа назад позвонила классная руководительница его сына и неприятным голосом рассказала ему, что его Алеша курил вместе с девочками и мальчиками за школьной столовой.
– Он не курит, – произнес Конев после ее длительной тирады. И добавил твердо: – И не пьет.
– Я не говорила, что он пьет. Но он курил в группе своих ровесников.
– Я не почувствовал от него запаха сигарет.
На самом деле, когда он поцеловал сына в щеку, вернувшись с работы, никакого запаха сигарет не было. Чего она мелет?
– Значит, зажевал чем-то. Вы не представляете, насколько изобретательны подростки! – с непонятной радостью оповестила классная руководительница.
Он представлял много чего. Он являлся действующим сотрудником органов внутренних дел. Но рассказывать разные душераздирающие истории и приводить примеры он этой дуре не станет.
– Я понял, я уточню у своего сына, – пообещал Конев, пытаясь прервать нудный разговор.
– Это еще не самое главное. – Она поняла, что он пытается от нее отделаться.
– Слушаю.
– Сигареты были куплены им. Пачка находилась в его кармане.
Это было почти как удар под дых. Его сын, его Алешка, покупает сигареты на свои карманные деньги? Отец ему дает на мороженое и бургеры, а он покупает сигареты? Он порвет его, твою мать! Он лишит его всяческих денег! Он закроет его до первого сентября в комнате и не выпустит оттуда до линейки.
Но вслух Конев сказал совсем другое:
– Я правильно понял: вы обыскивали моего сына? Не имея на то никакого права и полномочий? Вы обыскали карманы моего сына?
Его тон говорил сам за себя. В нем присутствовали и удивление, и недовольство, и угроза.
В горле у классной руководительницы что-то булькнуло, она сбилась, извинилась и поспешила проститься. А он приступил к допросу. И чем больше он допрашивал, тем сильнее отстранялся его сын. Вечером он даже расплакался, пытаясь убедить отца, что он не курил. А сигареты спрятал, потому что попросила девочка. Это ее были. А утром Алешка не вышел к завтраку. И сказал, что в школьный лагерь больше не пойдет.
– Как хочешь, – стоя у закрытой двери его комнаты, Конев кусал губы. – Но завтрак никто не отменял.
– Нет аппетита.
– Алеша! Я готовил, старался, – повысил Конев голос.
– Пап, я не хочу. Не буду, – упирался Алешка.
Было понятно, что он обиделся на отца. И не за то, что тот накричал. А за то, что не поверил. На душе у Конева сделалось скверно. И все из-за этой дуры – классной руководительницы. Она виновата! Она оговорила Алешку!
Надо будет подробнее узнать о ней, о ее личной жизни. И при случае ударить наотмашь за то, что, не разобравшись, заклеймила его мальчика.