Последний шанс

Иван Иванович поразился откровенности Тюльпановой. С одной стороны, такое обнажение человеческой сущности приводило в смущение, а с другой — вызывало уважение. Умеет постоять за себя во всем.

— Подъехали мы к тому месту, где меня ждал Саша, — рассказывала Тюльпанова, — мой кабанчик пересел, я передала Саше кое-что для Генераловой и помчалась дальше. В Мариуполе делать мне было нечего, при въезде свернула через поселки, мимо стана «Три тысячи». Я всегда той дорогой езжу. На развилке голосует какой-то парень: «На Таганрог не возьмете?» Гляжу — ничего из себя, симпатичный, веселые глазки. Думаю, будет с кем поговорить, а в одиночку, на трассе, да еще вечером после хлопотного дня — и уснуть за рулем недолго.

— А не боязно вот так, с первым встречным? В степи...

Она покачала головой:

— Иван Иванович, вы меня недооцениваете. С любым управлюсь запросто, даже если он с ножом или с железякой, заставлю землю есть! — Она рассмеялась.

— По дороге что-нибудь бросалось вам в глаза в его поведении? — поинтересовался Иван Иванович.

Она пожала плечами:

— Не помню... Наверно, ничего такого не было. Смеркалось, знаете: еще не вечер, но уже и не день. Дорога серая, кромки не видно, включишь фары — еще хуже, свет рассеивается. Так что все внимание на дорогу. О маме думала... Нет, ничего особенного не заметила, — заключила Тюльпанова. — Ах да, вертолет летал, раза два прошел низко над дорогой и вернулся. Ну и еще... под Мариуполем, за Касьяновкой, меня обошел «Москвич». Глянула на спидометр — сто двадцать, а он меня так запросто. Еще подивилась: что за мотор на этой лайбе?

— На номер внимания не обратили? — осторожно спросил Орач.

— Я же вам сказала, какое было время: серо. И «москвичок» серенький, не наш, не донецкий. ЦЕ, ЦО... Что-то в этом роде.

— Может, ЦОФ? — пытался уточнить Иван Иванович.

— Не знаю, не углядела. Вильнул кормой и ушел. А врать не хочу.

Хотелось ей верить.

ЦО... ЦОФ... А почему бы и нет? Опередили Тюльпанову, вышли на развилке. О том, что вертолеты летают неспроста, догадаться было нетрудно, вот и решили «сменить лошадей»...

Иван Иванович внимательно изучил телеграмму, позвавшую Алевтину Кузьминичну в дорогу: ее обнаружили в «бардачке» угнанной машины. «Лукерья Карповна тяжело больна. Приезжай. Тетя Лена».

Отправлена из Кущевской, принята в Донецке. Дата. Реквизиты.

— Что это за «тетя Лена»?

— Соседка. Такая же солдатка, как и мама. Только у нее совсем никого нет. Война всех подобрала.

Надо было решать, что делать с Тюльпановой: задержать до выяснения всех обстоятельств или оформить подписку о невыезде и отпустить с миром. Женщина и без того настрадалась.

— Алевтина Кузьминична, простите за вопрос не по существу: когда вы последний раз ели?

— Вчера перед выездом из Донецка. Перехватила на скорую руку. Ничего в рот не лезло, все думала о телеграмме...

Майор Орач отложил в сторону бланк и внимательно посмотрел на собеседницу. Мучило его одно сомнение. Тюльпанова категорически отрицала, что у нее в машине было двое, а Строкун не сомневался: один сидел за рулем, второй прицельно стрелял из автомата по постовому.

Сказала бы она: в машине было двое — сначала сел один, а потом, когда отъехали, он попросил прихватить приятеля, — и все стало бы на свои места, Иван Иванович поверил бы в невиновность Тюльпановой.

Уж очень убедительно прозвучало воспоминание о сереньком «Москвиче» с номерными знаками то ли ЦЕ, то ли ЦО. Хотелось верить, что это был номер ЦОФ 94—32.

Кто мог стрелять в постового? Тот, кто знал, что его ищут. Летают вертолеты. А искали-то Кузьмакова, Дорошенко и «папу Юлю».

«Пожалуй, придется повременить с подпиской о невыезде», — решил Иван Иванович.

— Алевтина Кузьминична, у меня к вам просьба: я познакомлю вас с молодым симпатичным человеком, майором Крутояровым. Помогите ему составить словесный портрет вашего попутчика. А пока суд да дело, я что-нибудь принесу вам из нашего буфета.

— Если можно, Иван Иванович, разрешите мне сначала сходить в туалет. Тоже со вчерашнего дня. От страха обо всем забыла...

Орач перепоручил Алевтину Кузьминичну майору Крутоярову, шепнув ему на ухо о ее просьбе.

— Ну и, как всегда, Олег Савельевич, за вами фоторобот.

Иван Иванович принес из буфета холодный бифштекс без гарнира, соленый огурец, баночку сметаны и бутылку молока.

В нем жило неосознанное чувство вины перед Тюльпановой. Из головы не шел ее рассказ о матери. Была семья, полная хата детворы. Шестеро детей! Попробуй прокорми такую ораву в голодное военное время. Правда, в селе было легче: при всех поборах кое-что удавалось припрятать.

И вот однажды, в одно мгновение — ничего не осталось, только глубокая воронка, где еще недавно стояла хата, шумела голосистая орава. Никого! Только пыль да звенит в ушах пугающая своей пустотой тишина. Алевтине тогда шел пятый год. И с замужеством ей не повезло...

Иван Иванович поглядел на часы: без десяти семнадцать.

Тюльпанов сейчас наверняка в гостях у академика Генералова. И Саня там же.

Вторгаться в чужую жизнь в такой торжественный день. Но с Тюльпановым необходимо было побеседовать, и именно сейчас, пока Алевтина Кузьминична с Крутояровым составляют фоторобот. А затем уже решать дальнейшую судьбу задержанной. Прямых улик против нее нет, лишь подозрения, нуждающиеся в проверке.

— Поехали, Сережа, знакомиться с директором гастронома «Ленинград», — сказал Иван Иванович водителю.

Гастроном с двумястами пятьюдесятью тысячами рублей суточного оборота — сложное хозяйство. Нужно вовремя выписать товар, завезти его, распределить по отделам, расфасовать и продать...

Иван Иванович решил остановиться вдали от служебного входа: там и без того тесно от машин. Стояли под разгрузкой рефрижераторы, прибывшие, видимо, издалека. Тут же, в сторонке, выжидали легковые автомашины. Их хозяева не знают, что такое очередь, они превосходно изучили все служебные входы и выходы.

Иван Иванович зашел в магазин. Здесь пахло мукой, рыбой пряного посола и еще чем-то специфическим.

— Подскажите, как пройти к директору магазина, — попросил он женщину в белом халате.

— К Александру Яковлевичу? — переспросила та.

— Именно к Александру Яковлевичу, — подтвердил Иван Иванович.

— Поднимитесь на второй этаж.

Приемная директора была под стать кабинету министра: стены выложены цветным пластиком, пол паркетный, покрытый лаком. На окнах — занавеси из шелка. У входа на должности цербера — миловидная девчушка. Одним отвечает: «Александра Яковлевича нет, уехал в горком», а других тут же проводит к шефу.

— Вы не возражаете, если загляну к Александру Яковлевичу? — обратился к ней Иван Иванович и, не задерживаясь в приемной, тут же открыл дверь в кабинет. Девушка и опомниться не успела.

За столом сидел сухощавый мужчина, возраст — где-то шестьдесят. Он разговаривал по телефону. Поднял на Ивана Ивановича уставшие серые глаза, что-то сказал в трубку тихим вкрадчивым голосом и положил ее.

— Извините, Александр Яковлевич, вас оторвал от дела областной уголовный розыск. Майор Орач, — представился Иван Иванович.