Последний шанс

Определившись с планом действий, я встал и неспешным шагом пошел в сторону отелей. Пора было осмотреться на местности и почтить личным присутствием прибытие британского премьер-министра. Заодно посмотреть, где он разместится.

На подходе к отелям я заметил мощное оцепление. Был бы я видимым, нечего было бы и думать, что бы попасть за кордон. А так я достаточно легко прошмыгнул между двумя стоящими рядом солдатами и прошел ко входу в "Петерсберг". Время до приезда английской делегации оставалось еще достаточно. Пройдя в отель, я подслушал разговоры отельного персонала и довольно быстро выяснил, в каких именно апартаментах предстоит проживать Чемберлену. Вспомнив, как прорывался три года назад в еще незнакомый мне кабинет Сталина, я повторил этот трюк и здесь. И только чудом не напоролся на служку, наводившего в номере окончательный марафет. Но пронесло. Обогнув по дуге старательного уборщика, я аккуратно обошел номер, запоминая наиболее удобные места, куда можно было бы при случае переместиться, не встревожив обитателей номера. Затем выглянул на улицу и перескочил ко входу в отель "Дреезен", где предстояло пройти переговорам. Судя по суете, Гитлер уже прибыл, хотя конференц-зал был пуст. Это позволило мне и здесь подобрать себе уютный уголок для проникновения.

Чувствовал я себя довольно уверенно, понимая, что самое плохое, что могло бы случиться, это шум по поводу неустановленного явления. Да и то лишь в том случае, если меня угораздит столкнуться с кем-то из членов делегаций или их охраны. И все же нервы были напряжены. Как-никак, а шпионское амплуа для меня дело далеко не привычное.

Но беспокоился я совершенно напрасно. Все прошло, как нельзя лучше. Более того, я очень порадовался, что такая идея вообще пришла мне в голову. Одно дело читать про извивы тонкой европейской политики и рассуждать про то, насколько Гитлер был самостоятелен или подчинен финансировавшей его закулисе, и совершенно иное видеть все это собственными глазами. Все оказалось далеко не так просто и однозначно. Гитлер, безусловно, не был марионеткой. Видя, как уверенно и порой даже нагловато держит себя с Чемберленом, я понимал, что джин, если и сидел когда-то в бутылке, уже явно выпущен на свободу. Другое дело, что Гитлер так же не хотел мгновенного обострения отношений с Британией. А потому пытался делать вид, что ее мнение имеет для него большое значение. Но, сравнивая одного политика с другим, я понимал, что, как это ни странно, именно Гитлер чувствует себя намного уверенней. Его позиция и перспективы выглядели достаточно просто. Ему нужно было расширение жизненного пространства и одновременное избегание возможной войны на два фронта. О первом говорилось громко, второе подразумевалась, угадываясь в молчании. Позиция Чемберлена выглядела явно двусмысленней. Официальная политика Британии не предусматривала возможного альянса с Гитлером, а потому премьер пытался надувать щеки и пугать Гитлера осложнениями. Но одновременно ему было необходимо направить экспансию Германии на Восток, а потому так или иначе, но прослойку между ней и Советами надо было сдавать. Англичанин крутился как мог, понимая, что у него совершенно нет и не может даже теоретически быть козырей, чтобы остановить немцев от входа в Чехословакию. Все это было мне известно и понятно заранее. Но один момент привлек мое тщательное внимание. Чемберлен в ходе переговоров проговорился или просто попытался использовать любой шанс, чтобы выиграть время, но он вскользь намекнул, что Англия не будет вмешиваться, если Гитлер направит свои устремления на юг, в Турцию. Для меня эти слова значили больше, чем весь остальной треп. Поскольку именно они ликвидировали одно из главных неизвестных. В тот же момент Гитлер ничего не ответил, но потом обсуждая со своим штабом завершившиеся переговоры вспомнил об этом и поручил военным проработать план операции по захвату Босфора и Дарданелл, а дипломатам нарастить усилия по привлечению Турцию в состав стран Оси. Не менее важным оказалось и то, что не произошло. Англия наотрез отказалась отдавать Гитлеру Польшу. И здесь, насколько я смог уловить из обсуждений вопроса Чемберленом со своими помощниками, дело было даже не в том, что Польша была Англии так нужна. Будучи прагматиком Чемберлен совершенно не горел желанием воевать изо всех сил за Польшу. Просто Англия не могла себе позволить отказаться от поддержки Польши. Это не Чехословакия, в которой проживает треть немцев. Там хоть можно сделать вид, что речь идет просто о миротворческой миссии. Тем более, что основная ответственность за Чехословакию лежит на Франции. А вот Польша, это уже чисто британский союзник. И стоит Польше хотя бы официально подружиться с Гитлером, как всем станет понятно, что это именно английское решение. А потому Польшу отдадут на растерзание Гитлеру, но тихо. А на публике будет много криков, громких заявлений и даже объявление войны. Войну ведь тоже можно вести по-разному. Для меня эта информация также оказалась на вес золота. Разумеется, все еще может десять раз поменяться, но уже понятны хотя бы базовые расклады. И принципиальные изменения в диспозиции сторон накануне войны.

После этого для меня даже встреча в Мюнхене прошла уже не так интересно, хотя я на ней и побывал. Основное стало понятно после Годесберга. Что Франция, что Италия на этих переговорах однозначно выглядели статистами. А Гитлер с Чемберленом устроили показательные ритуальные пляски, изображая жестокую дипломатическую войну. Окончившуюся, впрочем, как и ожидалось. Мюнхенским сговором.

Докладывая Сталину о результатах моей шпионской деятельности, я особо выделил следующие моменты.

Англия хочет натравить Гитлера на СССР. Гитлер это прекрасно понимает и ничего принципиально против не имеет. Англии он не верит, а потому ожидает от нее всего, что угодно, вплоть до удара в спину, как только он схватится с СССР. Франция полностью лишена своего мнения и уповает лишь на Англию. Она фактически обречена. Гитлер оговорился, что это уже вопрос решенный. Двигаясь на Восток нельзя оставлять в тылу боеспособных лягушатников. Вояки он никакие, но при поддержке Англии могут доставить немало хлопот, а потому с Францией Германия будет однозначно разбираться до СССР. Да и вообще я пока не увидел у Гитлера четкой решимости воевать с Советским Союзом. Все будет зависеть от его оценки ситуации. Выход, который подсказал ему Чемберлен, намекнув на Турцию, вполне может сместить приоритеты Германии. Правда далеко не факт, что подобная задержка во времени сработает в нашу пользу. Скорее наоборот. Добравшись до нефтяных ресурсов Ближнего Востока, Гитлер будет чувствовать себя намного более уверенно. Если сегодня у него два слабых места, это нефть в Румынии и металл в Норвегии, то с захватом Ближнего Востока ситуация существенно поменяется.

– И что Вы предлагаете, товарищ Алексей?
– спросил Сталин после моего подробного доклада.

– Думаю, что самое слабое наше место на сегодня это Иран. Если нам удастся договориться с шахом полюбовно, то даже вступление в войну Турции для нас скорее благо, нежели вред. Сил потребует больше, но и выигрыш может быть принципиально иным.

– Почему Вы так думаете?

– Дело в том, что Турция наверняка в первую очередь полезет на юг, пытаясь двигаться навстречу африканской армии немцев. Если им удастся захватить с двух сторон Суэцкий канал, то это сразу же отрежет Англию от ее колоний. Вокруг Африки много подкреплений не пошлешь. Пока они доплывут, все будет уже закончено. А потому наверняка первая их цель именно там. Вторая цель будет на востоке. Но там опять же будут англичане, которые наверняка попытаются, как и в моей истории, захватить Ирак. Так что с нами им драться будет сначала не резон. А вот для нас союз Германии и Турции в конечном итоге будет великолепным поводом для захвата черноморских проливов. Англия будет слаба и ничем помешать не сможет. Правда, для всего этого будет необходимо победить Германию. В моем времени это заняло четыре жестоких года. Сейчас, я уверен, мы будем готовы в разы лучше, но легкой победы все равно не жду.

– И правильно делаете, что не ждете, товарищ Алексей. Ждать ее не надо, но готовить ее, это наша святая обязанность.

Глава 51.

Предвоенные преобразования.

Скорость, с которой после Мюнхенского сговора Германия, Венгрия и Польша набросились на оставшуюся беззащитной Чехословакию, Сталина потрясла. Всего за два месяца, октябрь и ноябрь 1938 года от некогда вполне самостоятельного государства остались рожки да ножки. Тем более, что с моих слов и показаний на карте Сталин достаточно хорошо представлял себе, что произойдет к марту 39-го. Довольно сильное впечатление на него произвело и поведение поляков, решившихся, даже несмотря на недвусмысленное предупреждение СССР о разрыве договора о взаимном ненападении при таком развитии ситуации, на то, чтобы урвать и себе кусок чужой территории.

Впрочем, территория Тешинской Силезии была давним предметом споров между Польшей и Чехословакией. Этот район еще со времен Австро-венгерской империи был в ней наиболее индустриально развитым. Особую его привлекательность создавали богатые залежи бурого угля. Еще в 1920-м году при развале Австро-Венгрии вокруг принадлежности этой территории между Польшей и Чехословакией вспыхнул вооруженный конфликт. Тогда Чехословакия пригрозила вступить в польско-советский конфликт, если Тешин не достанется ей. Поляки в тот момент уступили, но обиду затаили. Еще в самом начале развития чешско-немецкого конфликта вокруг Судет Польша на переговорах с Германией однозначно выразила свой интерес к этой территории. И нашла у Гитлера понимание. Как нашла его и в отношении польского интереса к советской Украине.

Никаких особых иллюзий по поводу поляков Сталин не испытывал. Он прекрасно понимал, что Польша, как страна с недосостоявшейся государственностью, очень похожа на человека, обуреваемого комплексами неполноценности, а потому постоянно стремящегося доказать самому себе свою состоятельность. При этом особую зависть у таких и людей, и стран вызывают вполне себе сложившиеся государства-соседи. Прекрасно осведомлен был Сталин и о череде переговоров между Польшей и Германией, начиная с подписания в 1934-м договора о взаимном ненападении. Он нисколько не сомневался, что Польша с гораздо большей охотой при конфликте Германии и СССР присоединится именно к Германии. Что ее сдерживает лишь позиция Англии, мечтающей использовать Польшу, как предлог к собственному вступлению в войну, а также яростное стремление Польши к полному суверенитету, который в случае антисоветского альянса мгновенно оказался бы под угрозой. Самое интересное, что и Гитлер не шибко стремился к практической реализации более тесных отношений с поляками. C одной стороны, в свое время стала широко известной его фраза о том, что "

каждая польская дивизия под Москвой - это одной немецкой дивизией меньше"

. С другой, независимая и нейтральная, но враждебно настроенная по отношению к СССР Польша была Гитлеру гораздо выгоднее, нежели столь ненадежный союзник. Ведь оставаясь самостоятельной, Польша являлась для Германии отличным восточным щитом, развязывая Гитлеру руки для разборок на Западе. А любая агрессия СССР против Польши мгновенно обернулась бы войной и с Германией, и с Англией, выступавшей гарантом польского суверенитета.

Все это было достаточно очевидно, политические шаги на ближайшее время практически всех сторон предсказуемыми, но, тем не менее, Сталин не мог заставить себя спокойно реагировать на столь стремительные изменения государственных границ в непосредственной близости от границ советских. Будучи опытным политиком, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что все международные договоры, соглашения и союзы более не стоят ничего. Все будет решать лишь сила и политическая целесообразность. Даже обладая от меня всей полнотой информации и знанием ближайших перспектив, видимо, Сталин в глубине души все же надеялся, что все обойдется. Что война не настолько близка, и у него еще есть время для более тщательной подготовки. И то, что все развивалось практически "по написанному" не могло не вызвать у него тревогу. В этом Сталин мало чем отличался от обычного человека. Нам всем, увы, свойственно гнать в моменты благополучия и спокойствия любые дурные мысли, угрожающие разрушить это благополучие, даже в том случае, когда негативный сценарий и перспективы подтверждаются кучей косвенных данных, логическими выводами и точными расчетами. Надежда умирает последней.

А еще стремительная сдача Чехословакии ее признанными гарантами, в первую очередь Францией, совершенно четко показала Сталину два очевидных момента, о которых он не раз от меня слышал, но в которых откровенно сомневался.

Во-первых, ему окончательно стал ясен глубоко и давно продуманный план погружения Европы в хаос всеобщей войны. Теперь, когда Франция столь легко "умыла руки", отказавшись военным путем защищать независимость Чехословакии, а у СССР руки оказались буквально связанными договором 35-го года, в котором именно чехи настояли на включение пункта о том, что советский Союз может придти на помощь только в том случае, если одновременно это сделает Франция. Тогда в 35-м, если бы не мой рассказ, этот пункт вообще казался малозначащим и защищающим Чехословакию от потенциальной агрессии СССР. И лишь знание последующих событий придавало ему истинный смысл. Но тогда это было все в теории. А сейчас на глазах Сталина стремительно реализовывалась практика.