Последний снег

Мужчина сел на крыльцо, и старые доски заскрипели под его тяжестью. Из сумки на плече достал термос и бутерброды в пленке. Ел и слушал, как ветер свистит в старом доме. Ветром приносило неприятный запах, отчего еда казалась невкусной. Мужчина открутил крышку термоса и вдохнул кофейный пар. Бросив взгляд на кабину лесопильной машины, он пожалел, что не остался перекусить там.

Без всякого аппетита доел бутерброд и поднялся. Шагая обратно по высокой траве, он еще сильнее ощутил неприятный запах, от которого к горлу подступала тошнота. Обернувшись, посмотрел на дом. Что, если там лежит покойник? Ноги сами собой пустились в бег. Но запах не отпускал. Запнувшись о траву, мужчина остановился и заметил чуть поодаль заброшенный колодец. Прижал край рубахи к носу и медленно пошел вперед. Ему было страшно, все его естество вопило вернуться в кабину, но что-то гнало вперед. Пусть и медленно, ноги сами несли его к колодцу. Колодец прикрывала деревянная крышка. Он сдвинул ее, и из колодца вырвалась целая туча мух. Не дыша, он склонился над отверстием. Ржавая цепь свисала вниз, исчезая во мраке. Он дернул за цепь, но она не сдвинулась с места. Чтобы там ни было опущено вниз, он это вытаскивать не будет. Вонь стояла такая, что его стошнило на мох. Согнувшись, он выблевал весь свой обед. А когда выпрямился, заметил кровь. Темные пятна на белом мху и камнях колодца. От ужаса он так резко отпрянул, что шлепнулся спиной на траву. Тут же вскочил и бросился бежать к машине.

Когда он захлопывал дверцу кабины, к небу взлетели сотни черных птиц.

РАННЕЕ ЛЕТО 2002 ГОДА

Аромат новой жизни щекочет ноздри. По вечерам она по-прежнему сидит напротив отца в кухне, но это не имеет никакого значения. Ей нет больше до него дела. Голова полнится мыслями о будущем. Она смотрит на дорогу за окном и считает ночи и дни до того, как обретет свободу. Водянистые глаза отца глядят на ее поверх очков. Он догадывается, что она планирует побег. Что бредит свободой.

Пока она в школе, он обыскивает ее комнату, роется в ящиках, ищет секреты. Она знает, что он просматривает ее одежду, читает ее дневник. Но в дневнике она пишет разные глупости, только то, что ему можно прочитать. Ее настоящие секреты спрятаны в лесу.

Она делает крюк, чтобы убедиться: не следит ли кто, и сворачивает к болоту. Не каждый отважится зайти в эти места. Дойдя до охотничьей вышки, опускается на колени и ползет последние метры. Прислушивается к каждому шороху. У вышки сидит и ждет, пока успокоится дыхание. Потом взбирается по узкой лестнице и подползает к бойнице. Окидывает взглядом отцовские земли и представляет, что он идет спиной к ней. Невидимое ружье лежит у нее в руках. Она поднимает его, прицеливается и нажимает на курок.

Отец падает навзничь. Тело дергается, он похож на рыбу, вытащенную из воды. Зажмурившись, она четко представляет эту картину, но звонкие дрозды возвращают ее в реальность.

Пальцы отыскивают нужную доску в стене, отводят в сторону и достают скрытые за ней сокровища. С бешено бьющимся сердцем она раскрывает один пластиковый пакет за другим. Пакетов три, а внутри — пачки с купюрами. Она взвешивает пачки на ладонях, пересчитывает каждую купюру. Пальцы вибрируют от возбуждения. Кровь бурлит в жилах. Скоро начнется новая жизнь. Скоро.

Но приходит лето, а деньги по-прежнему лежат в тайнике. На нее напала какая-то хворь. Ее постоянно тошнит, и у нее совсем нет сил. Она чувствует себя бесконечно усталой. Каждую ночь она решает уйти на рассвете, но утром снова оказывается на холодном полу в ванной комнате, склоненной над унитазом. Отец нервничает под дверью.

— Что с тобой?

Работать — это как играть в театре. Лиам весь вспотел в своей униформе. Воротник, застегнутый на все пуговицы, царапает чисто выбритую шею. В зеркале в комнате отдыха он выглядит как обычный работник, но все равно ему с трудом дается эта роль. Стоя за кассой, он не осмеливался посмотреть покупателям в глаза. Монотонным голосом желает им хорошего дня, словно реплика записана на магнитофон. Ему казалось, что они насмехаются над его бритой мордой и рабочей униформой. Тебе нас так легко не провести, говорят их глаза.

Но Ниила был им доволен. Когда в магазине стало поспокойнее, он подошел к Лиаму с чашкой кофе.

— Ты быстро учишься.

Только одна фраза, но Лиам весь покраснел и залпом выпил обжигающий кофе, стараясь не подавать вида, что его тронула похвала. Сама работа была простой. Сложность заключалась в том, что надо было иметь дело с людьми, а к этому Лиам не привык.

Все произошло очень быстро. Первые выходные были пробными, но уже в понедельник Ниила позвонил и спросил, не хочет ли он поработать в будни:

— У одной моей сотрудницы проблема, — сказал он, — отец пропал.

— Конечно, — поспешил ответить Лиам, — я приду.

И вот он стоит весь в поту в ярком свете ламп и изображает из себя обычного человека. После обеда посетителей немного. Большинство только заправиться приезжают. Ниила показал ему, как следить за насосами и попросил фиксировать номера машин. Глаза лучше любой камеры. Спокойствие Ниилы заражало. Его голос был похож на ветер в густом лесу — и не слышен почти. Лиам заметил, что, когда Ниила говорит, у него успокаивается пульс.

— Ты куришь? — спросил хозяин.

— Бывает.

— Можешь брать перекуры, если хочешь. Только скажи.

— Вообще-то я хочу бросить.

Ниила недоверчиво посмотрел на него.

— Не будь так суров с собой. Это хорошим не кончится. Должны же в жизни быть какие-то удовольствия.

Он ушел к себе в кабинет, оставив Лиама одного за кассой. Простой жест, говорящий, что он, Лиам, справляется с задачей. Что ему можно доверять.

Она, должно быть, вошлд через задний вход, потому что Лиам не слышал ее прихода. Стоя спиной к прилавку, он пополнял сигаретную полку, когда она внезапно возникла рядом. Дочь Ви-дара Бьёрнлунда. Она была в старой куртке на несколько размеров больше. На бледном лице просвечивали синие жилки. Больше похожа на фарфоровую куклу с пластиковыми глазами, чем на живого человека.

— Ты кто?

— Я — Лиам, я здесь работаю.

— И с каких пор?

— С недавних.

Она не похожа на отца. Совсем не похожа. Лиам обвел взглядом гладкий лоб, губы, волосы, собранные в хвост. Ничего общего со стариком. Но, может, живых нельзя сравнивать с мертвыми.

Женщина протянула руку. Он отложил в сторону блок сигарет и пожал ее холодные пальцы. От этого пожатия мурашки выступили на коже. Он боялся посмотреть ей в глаза. Боялся, что она прочитает в них всю правду про него.

— Лив Бьёрнлунд, как ты уже знаешь.

— Ниила сказал, что ты эту неделю не работаешь.

— Вот как?

— Сказал, у тебя проблемы в семье, что твой отец пропал.

От этих слов она пошатнулась, но быстро взяла себя в руки и нагнулась к нему.

— Я знаю, кто ты, — прошептала она.

Лиам искал глазами пути отхода. Ее лицо было так близко. Она изучала его. Каждую черточку его враз ставшего пунцовым лица. Подступила паника. Что, если она видела его в Одесмарке в одну из тех ночей?

— Вы с братом тут подворовываете, — сказала она.

— Это было давно.

Уголки губ приподнялись в улыбке.

— Не бери в голову. Я тебя не обвиняю. Ниила имеет слабость ко всему, что нуждается в починке. Включая людей. Думаешь, как я тут оказалась?

Лиам робко улыбнулся в ответ. Взгляд упал на ее обувь — мужские ботинки на несколько размеров больше, все перемазанные землей. Джинсы выглядят не лучше — мокрые, грязные. От нее плохо пахло — потом и трухлым сеном. Она была похожа на человека в сложной ситуации, и Лиам почувствовал угрызения совести.