Последний сын
Шрифт:
Никогда раньше сам с собой он не разговаривал.
Переживания становились все тяжелее, и только слова признания, которые рвались наружу, могли освободить переполненную совесть.
Когда Телль рассказывал Фине, его голова горела от стыда.
– Ты бы все равно ему ничем не помог, – была уверена жена.
– Но я хотя бы в этом не участвовал бы, – опустил голову Телль.
– У тебя какая была цель? Навредить старику или отвести угрозу от сына?
– Думаешь, от этого легче?
– Или ты все же что-то не то написал? – чуть наклонив голову,
– Я написал – это уже «не то», – Телль смотрел на стакан с чаем, который ему налила жена. – Этот человек знал, о чем я думаю.
Есть не хотелось – кусок не лез в горло.
– Как сказать сыну? – спросила Фина. – Он ждет.
– Сказать, что учитель уехал… Нет. Это будет неправда. Собирается уехать, – ответил Телль, придвинув к себе стакан чая.
– Тогда Ханнес еще сильнее станет ждать его, чтобы проститься.
– Значит, просто сказать, что учителю запретили приходить, – решил было Телль, но, вместо того, чтобы выпить чай, отодвинул стакан.
– В школе учиться нельзя, учителю приходить домой и давать уроки – нельзя… Каково будет Ханнесу? – вопрос Фины был, в общем-то, не к мужу.
– Но сказать надо… – произнес Телль.
– Да, надо, – согласилась Фина.
На работе Телля тут же вызвал к себе мастер. Зайдя к нему, Телль увидел начальника цеха, сидевшего на месте мастера и смотревшего исподлобья.
– Зачем тебя в комитет вызывали? – угрюмо спросил начальник цеха.
– Так это не по работе, – простодушно ответил Телль.
– Но для этого пришлось отпустить тебя со смены, – не сводя глаз с Телля, мастер поставил стул возле своего стола и сел.
Телль рассказал, как было дело. Начальник цеха с мастером слушали внимательно, смотря то на него, то друг на друга.
– И это все? – спросил мастер, когда Телль замолчал.
– Все, – пожал плечами тот.
– Дурень, – хлопнул по столу начальник цеха. – Надо было договориться: ты им напишешь про учителя все, что они захотят, а они помогут с сыном тебе решить.
Телль, снова разворошивший в себе чувство стыда и вновь переживавший свой поступок, поднял на начальника цеха непонимающий взгляд.
– А… – махнул тот рукой. – Иди.
Телль еще не вышел, как они с мастером начали обсуждать услышанное.
– Я надеюсь, ты даже не подумал о таком, – сказала вечером мужу Фина.
– Нет, – уверенно выдохнул Телль. – А как Ханнес? Он знает?
– Я сказала ему, – тяжело ответила жена. – Ханнес спросил меня: «Как я смогу тогда жить, если не буду учиться?» Я объяснила, что учиться можно и самому, и не только математике. Ты только сейчас ему ничего не говори, он занимается.
– Хорошо, – согласился Телль.
Он отодвинул штору. Налив воды в стакан, сел к окну. Было видно дальнюю часть улицы, освещаемую фарами одиноких машин, фонари под окнами соседних домов, сами окна. В каждом из них была своя жизнь. Приподнявшись, Телль разглядел прохожих. Совсем недавно он сам шел по этой темной улице вместе со старым математиком.
Телль выпил воды и пошел в родительскую комнату.
Фина сидела у дивана, зашивая рукав рубашки сына.– Я должен сходить к учителю.
– Сходи, – не отрываясь от шитья, ответила Фина. – Но будь готов к тому, что тебя еще раз унизят.
Закончив в субботний день работу раньше, Телль отправился в школу, чтобы найти учителя. Ему сказали, что старика уволили по возрасту. Тогда Телль попросил его адрес. Адрес ему назвать отказались, но Телля это не расстроило. Наверняка старик жил в учительском доме за школой. Все учителя жили в том доме.
Зажженный в окнах свет помог найти квартиру старого математика. Она была на втором этаже. Телль увидел, как старик стоял на кухне – наверное, у плиты. Дверь в подъезд оказалась чуть приоткрыта, оттуда пробивался свет лампочки с этажа.
Схватившись за деревянный поручень перил, Телль чуть не оторвал его. Поправив поручень, Телль медленно поднялся на этаж и тихо постучал в крайнюю из четырех квартир. Дверь открылась на вытянувшуюся цепочку. Учитель поглядел, кто пришел, щелкнул снимаемой цепочкой и пригласил Телля в квартиру.
– Я на мгновение подумал, что это пришли за мной. Но потом понял: они бы так не постучали, – старик принес в комнату из кухни табурет.
– Вы ждете? – спросил Телль, провожая старика взглядом.
– Да, – кивнул, повернувшись к нему учитель.
Комнатка у него оказалась такой маленькой, что, кроме шкафа, стола, да кровати со стулом, в ней ничего не помещалось. Старик сел на табурет, оставив гостю стул.
– Я много лет хотел себе кресло, но куда его тут поставить-то? – словно извиняясь за тесноту, объяснил он.
За дверью в комнатке Телль заметил старый чемодан, стопкой связанные книги и зонт.
– Да. Мне нужно будет только обуться и накинуть плащ, – подтвердил учитель.
Телль смотрел в доски пола, думая, как лучше сказать.
– Простите. Я собирался пить чай. Составите компанию? – предложил старик.
Он вышел с табуретом на кухню и поставил на крохотный столик вторую чашку. Телль замялся.
– Я вам не предлагал чай, когда вы к нам приходили, – осторожно сказал он.
– А я бы и не стал, – старик жестом пригласил гостя в кухню.
Телль вынес туда стул. Старик налил чая в чашку Телля.
– Понимаете, я не должен был вам давать ни малейшего повода подумать такое, – продолжил он свою мысль.
– Подумать что? – не совсем понял Телль.
– Что я прихожу ради еды. Ну, или еще за чем-то.
Решимость к Теллю пришла сама собой.
– Я хотел попросить у вас прощения, – негромко, но отчетливо сказал он.
Положив ложку на стол, старый математик вздохнул.
– Не вам надо извиняться, а мне. Я своим поступком поставил вас в такое положение. Сложилась ситуация, из которой не было нормального выхода: либо мальчик бросит учиться, либо у меня могут возникнуть трудности. Но ничего нового. Вы ведь, прежде чем пришли ко мне, зашли в школу и узнали, что я больше не работаю там.