Последний Тёмный
Шрифт:
— Я собирался убить тебя, — почти ласково говорит он. — Почему ты не умер, уродец?
Этого не было! Равель так не говорил, да и смотрел тогда брат на него не с отвращением, а со страхом и потрясением.
— Потому что он должен жить. Вместо меня. За меня.
Девчачий голос, высокий и звонкий. Над Лукой склоняется ещё одна темноволосая голова. Девочка, очень похожая на Мири и Софию, но ещё больше на самого Луку. Почти точная копия его самого, только более смазливая, как и все девчонки.
— Кто ты?
— Тати.
Сестра, та, что умерла ещё в колыбели. Его близняшка, оказавшаяся
— Не умерла, ты убил её, выпив силу сестры ещё до вашего появления на свет. А я ведь предпочёл бы, чтобы у меня была ещё одна хорошенькая сестричка, а не такое недоразумение, как ты, — злобно говорит Равель.
— Не слушай его. Это лишь морок, голос в голове, — поспешно говорит Тати.
— Как и ты, Тати. Ты мертва. А я брежу. Наверное, болен или умираю, — растерянно шепчет Лука, не отводя от неё глаз.
Сестра невесомо касается холодной ладонью его щеки.
— Послушай… я многое бы хотела рассказать тебе и объяснить, но у тебя слишком мало времени. Ты должен открыть глаза.
— Но они уже открыты!
— Нет, на самом деле. Не в воспоминаниях. Прошу, приди в себя.
— Зачем? Зачем ему просыпаться? — вмешивается Равель. — Разве его там ждёт что-то хорошее? Не лучше ли умереть вот так, во сне, чем корчась от боли и беспомощности на енохианском алтаре?
Лука вспомнил. Он общался с ведьмами, а затем Магистр Гохр сбежал к святым братьям… а затем за ним самим пришёл тот чудовищный призрак. А потом… алтарь он уже не помнил. «Значит, я проиграл раньше, чем успел хоть что-то сделать?».
Тати бросает раздражённый взгляд на Равеля, но когда вновь смотрит на своего близнеца, лицо её смягчается:
— Нет, нет, с тобой всё в порядке, Лука. Хоть ты и не помнишь этого пока, но ты справился, победил Еноха. Пока, правда, только его. Его хозяин… бывший хозяин тебе всё ещё не по силам. Но теперь ты должен открыть глаза, иначе ты просто замёрзнешь. Разве ты не чувствуешь, как холодно? Открой глаза, прошу.
Как открыть глаза, когда они уже открыты? Лука беспомощно переводит взгляд с сестры на брата и обратно. Внезапно Равель как-то устало улыбается, опуская свою тяжёлую руку на глаза юного мага.
— Так и быть, помогу тебе. Всё равно ведь сдохнешь. Я-то знаю, какой ты слабак…
Тьма опускается перед взором Луки, и теперь он действительно чувствует холод, продиравший его до самых костей. А затем ощущение чужих рук на лице исчезает и Лука распахивает уже глаза по-настоящему.
Маг лежит на обочине дороги в самой что ни на есть дорожной пыли, той, что мерзко забивается в нос и горло и насмерть въедается в кожу и волосы. Но хуже всего не это. Судя по онемению конечностей, и инею в волосах, он был весьма близок к тому, чтобы замёрзнуть насмерть. Хотя, казалось бы, начало лета, и не должно было быть так холодно. А значит, что-то не так именно с ним.
Небо уже светлеет, а значит сейчас ранее
утро, а он в неизвестном месте… Но хотя бы не енохианском храме. Всё-таки Равель, точнее его дурная копия из воспоминаний Луки, его запугивал, а вот Тати на самом деле хотела помочь.— Так, хорошо. Где я? — пробормотал Лука охрипшим голосом. Судя по всему, он уже давно не промачивал горло, так сильно оно пересохло, да и живот сводило от голода.
Вокруг лишь пшеничные поля, да лес темнеет вдалеке. Нигде нет никаких вывесок, ни опознавательных знаков, не говоря уже о признаках жилья. А значит, он может быть где угодно. Но явно не на шелгорских болотах, что уже неплохо.
— Ну и в какую сторону мне пойти? — продолжил разговаривать Лука сам с собой.
Без разницы.
Маг замер. Этот голос… внутри него самого? Совсем не похоже на то, что называют «диалогом самим с собой». Хотя интонации вполне знакомые. Лука потёр виски:
— Наверное, усталость.
Гнусный смешок, раздавшийся в голове, уж точно не мог принадлежать самому Лукрецию.
Если судить по всем признакам, юный маг явно сошёл с ума — это отлично объясняло чужой голос в голове, да и странное видение мёртвой сестры. Эта теория казалась Луке гораздо более привлекательной, чем другая. В которой он был одержим.
«Когда-то магистр Гохр уже пытался вселиться в меня, вытеснив меня из моего же тела. Тогда ему это не далось. Но Енох… Енох бы справился».
— Но я всё ещё осознаю себя. Я всё еще Лукреций Горгенштейн. Не Енох…
… И не Тобиас Гохр.
Вот теперь он узнал этот голос. Это был действительно магистр. В его голове. Мерзко и отвратительно, но не так ужасно, если бы это был Енох.
Стоило Луке об этом подумать, как перед глазами вспыхнула картинка. Худой скуластый человек с длинными светлыми волосами мечется внутри огромной клетки. Рот его дёргается, как будто он что-то говорит, точнее вопит, но из клетки не доносится не звука.
Ты сам его туда посадил. Мои поздравления, мальчик. Хотел бы я сказать, что ученик превзошёл учителя, но ты ведь и сам понимаешь, что я мало чему тебя научил.
Лука опустился на колени, закрывая ладонями лицо, пытаясь хоть что-то вспомнить. Он был в своей квартире, затем появилось это невидимое чудовище. А затем… затем что?
Лишь только сон, в котором Тати говорила, что он смог победить Еноха. Но он не чувствовал себя победителем. Он чувствовал себя больным и усталым, и голос магистра в его голове, а также странные образы, всплывающие из сознания, не могли придать ему оптимизма.
Нужно вернуться домой. Наплевать на алтарь енохианцев, наплевать на Шелгор. Всё, что хотел сейчас Лукреций, это вернуться в тёплую постель. И воды. Очень хотелось пить.
Хотя слушать голос в голове было не слишком хорошей идеей, но нужного направления он действительно не знал, поэтому просто побрёл по дороге в одну из сторон.
Первая телега проехала спустя полчаса. Маг попытался было её остановить, но видимо его внешний вид не внушал доверия или уважения, и в результате его чуть не затоптали.