Последний тигр. Обитель Святого Ёльма

Епископ Сешальский привёз в далёкий, дьярский монастырь, известный в столице, как Верёзовка, мощи Святого Ёльма, укрывая их от войны, что тогда бушевала на юге Ахорна. С тех пор город зовётся Сешалем, а монастырь именуют — обитель Святого Ёльма.

Как не старался Орис, но вспомнить хоть что-нибудь про самого Святого, так и не смог.

Издали городские стены растекались алой лентой по холмам, реяли флаги, да возвышался надо городом купол главного, кафедрального собора. Чем ближе они подъезжали, тем сильнее одолевало Ориса разочарование. Красочным историям, которыми развлекал его дед в детстве, реальный Сешаль сильно уступал.

Красная, кирпичная стена местами порушилась, проржавели ворота, которые с последней войны и вовсе не закрывались, а подъёмный мост вряд ли теперь уже поднимут снова. Заросший мхом, тиной и болотным плющом, он частично просел и касался воды, отчего та приобрела бурый оттенок. На въезде их ждала неожиданная очередь из паломников, купцов, деревенских жителей и даже босоногих нищих, всех досматривали.

Городские ворота проезжали долго, когда подошла их очередь, Орис уже весь взмок от палящего солнца и нетерпения, и мечтал только об одном —холодной ванне.

– Грамард? – переспросил писарь, раскрывая въездную книгу. Молодой парень в белой хламиде адепта, с монастырским гербом на рукаве. – Ты учёный или как все, самоучка?

Будь писарь девицей, сомлел бы в раз от сладкой, как кленовый сироп, улыбки и сражён наповал взглядом тёплых, как каштаны на солнцепёке, карих глаз. Грамард умел притворяться.

– Не учёный я, зато наученный. Вы по делу интересуетесь или праздное любопытство замучило?
– смеясь, спросил Орис, но грамоту все же достал. Писарь глянул и поджал губы.

– Языкастый какой, - пробормотал священнослужитель на эсалле. Вручил Орису въездную виру и тут же отвернулся.

– Спасибо, - сказал грамард на языке суров.
– Нужен буду, обращайтесь.

Писарь головы не повернул, но покраснел до корней волос.

Орис взял лошадей под уздцы, и они с дедом двинулись по главной улице в сторону Площади Храмовников, откуда доносился звон поющего обедню, колокола.

Сур, царапающий пером у главных ворот вместо писаря, это неспроста. Гостей ждут? Уж не из Столицы ли кого ветром занести должно? Или беглецов ищут? Мысль засела занозой, так и сяк крутил её Орис в голове, подбирал догадки, но так ни на чем и не остановился.

– Не проходите мимо! Лучший сешальский лен и хлопок, тэвейский шёлк и бархат.

– Подковать лошадь? Починить кольчугу? Кузнечных дел мастер приветствует вас…

– Лесопильня! Срубы, доски, дрова!

– Дом терпимости сьярии Рошель!

Зазывалы и мальчишки-глашатая перекрикивали друг друга. Торговая улица была переполнена, мощёная дорога, кое-где залатанная серым, жидким камнем, уводила все глубже в дебри суетливого города. Улочки становились все уже, торговцы настойчивее, а Орис раздражительнее. Им стоило свернуть на менее людный проулок и поискать гостиницу, но грамарда не покидало навязчивое желание побывать на площади Храмовников. Поймав очередного горластого зазывалу за ворот куртки, Орис спросил:

– Где в вашем городе, благородным господарям, можно остановиться на ночлег?

Мальчишка смерил благородных наглым оценивающим взглядом и задумался.

Да, стоило признать, дед с внуком совсем не выглядели платёжеспособными. Седой, сгорбленный старик, в поношенном одеянии, перевязанном верёвкой, напоминал дьяра – отшельника. Орис же, хоть и носил теперь титул благородного даря, с виду походил скорее на обнищавшего наёмника: истёртые в дальних дорогах кожаные штаны в заплатках, белая рубаха, да куртка из синего сукна. Богаче во всех отношениях смотрелись лошади, на которых Орис денег никогда не жалел.

– «Виноградная лоза» - неплохой постоялый двор, - с сомнением в голосе сказал мальчик. Орис покачал головой и сверкнул перед носом зазывалы серебряным клёном. Монета ловко пробежала по костяшкам пальцев и исчезла в кармане.

– Проводить сможешь?

– Конечно!
– глаза мальчишки загорелись.
– Все что пожелают милостивые дари! Проводим, устроим, словечко замолвим!

– Значит, договорились? – улыбнулся Орис и всучил поводья.
– Лошадей в конюшню. Накормить, напоить, почистить. Приду, рассчитаюсь.

Взгляд прохиндея потух, на скулах заходили желваки. Мальчишка готов был уже дать дёру, как вмешался дед:

– Нечего деньгами разбрасываться, - сказал Серат, прищурился и, хитро глядя на зазывалу, достал из кармана медный клён. На раскрытой ладони дед протянул его мальчишке, но как только тот потянулся за ним, дед сжал кулак, а когда разжал, монеты не оказалось.

– Поищи-ка в подоле, вдруг найдёшь, - засмеялся Серат.

Орис скорчил деду кислую мину и, заложив руки за спину, покачался с носка на пятку, изображая нетерпение.

– Так в какой же гостинице мне вас искать говоришь? – обратился он к сияющему мальчишке, который не мог отвести восхищённого взгляда от деда. В руках мальчик держал монету, неожиданно найденную в собственном кармане.

– «Маковый цвет» господарь, лучшая гостиница во всем Сешале, – с энтузиазмом выпалил малец. – Вы легко её найдёте, почти из любого квартала к ней ведёт путеводная нить из красного камня, там на крышах, по бортам, клумбы с цветами красными насажены, и сами крыши – красные!

– Вот и замечательно, ждите меня там, - сказал Орис.
– Я в Ратушу наведаюсь.

С недавнего времени, мир для Ориса стал краше. Из безродного босяка, не имеющего за душой ни клёна, ни имени отца, ни даже просто названия родных земель, он по счастливому случаю, превратился в благородного даря. И пусть суры и университетские маги сколь угодно препираются и спорят между собой, не признавая грамардов себе ровнями, но даже они не в силах отнять благословение Создателя.

Сила дарованная Создателем, стихийна и непредсказуема, ей не научишься, её можно лишь получить в дар. И частичка этой силы досталась ему – Орису. Нет, он не возгордился, но на мир стал смотреть иначе. Теперь мир для него стал шире, перед ним раскинулись десятки новых дорог, по которым можно было пройти, и только одно обстоятельство сильно смущало —тяжёлая длань матушки церкви. Чтобы получить разрешение практиковать, претенденты должны были поступить на обучение, а после него принести клятву верности Создателю и Церкви. Грамарды не то чтобы вливались, они скорее нанимались, в ряды священного войска. В его контракте был пункт, что он обязан откликнуться на зов Святого Престола в случае любой священной войны. Взамен церковь давала грамарду новое имя и приложенный к нему благородный статус, который не вправе был отнять даже король. Так Орис превратился в господаря Морисса Ёльдера, пусть все такого же безземельного, но теперь – мага. Правда, обстоятельство это не изменило его старых привычек. Орис шёл по улицам Сешаля, опустив голову и избегая смотреть благородным в глаза, взгляд всегда выдавал в нём простолюдина.

Огромный, белый Собор Святого Ёльма возвышался над серо-красным полотном площади Храмовников, на которой в этот час собралось несчётное количество народа. Четыре колокольни, две справа и две слева, изрезанный витражами Изумрудный купол и знаменитые статуи четырёх святых у подножия, склоняющие в смирении головы и прикрывающие лица ладонями. Вместо семи ударов, колокол отбил четырнадцать, призывая людей на поминальную службу.

Орис прошептал молитву за упокой и, расталкивая толпу, стал пробиваться к зданию Ратуши. Двери были заперты и висела траурная лента, флаг Сешаля был приспущен, что могло означать лишь смерть главы города.