Последний тур. История пятая. Будда всё подтвердит
Шрифт:
– Пойдём.
Минут двадцать шли пешком. Александр всё это время не молчал. Он рассказывал Маше, как десять лет назад приехал в Москву из Белорусского Гродно. Как с первой попытки поступил в институт. Как после института отслужил два года офицером в ракетных войсках. И как после армии пошёл на комсомольскую работу. Рассказывал Зиневич увлекательно. Каждое время в его жизни было наполнено событиями. Марию увлекал собеседник. Она и не предполагала, что многое в этом повествовании было неправдой. Вернее было полуправдой. Чуть приукрашено, чуть преувеличено. Многое просто скрыто. Но звучало всё весьма правдоподобно и вызывало уважение.
Мария
– Привет, Гриша, - тряс руку служащему Александр, будто старому знакомому.
– Мой столик, надеюсь, свободен?
– А как же, Александр Виленович, - услужливо улыбаясь, ответил швейцар, мужчина лет пятидесяти.
– Девушка с вами?
– Да.
Зиневич достал что-то из кармана, Мария не успела разглядеть что, и положил в карман швейцару. Тот энергичным движением распахнул следующую дверь и пропустил гостей в зал. Александр взял Марию под руку и проводил к столику у стены на небольшом подиуме.
В центре зала высокий модный парень и три девушки ритмично двигались под композицию Майкла Джексона «The Way You Make Me Fell».
– Так значит у вас, Александр, в этом кафе есть свой столик, - сказала Мария, оглядывая посетителей за другими столиками.
– Мария, мы с вами молодые люди. Давайте заканчивать с официозом. Предлагаю перейти на «ты».
Маша убрала руки под стол, наклонила голову и сверлила глазами Зиневича. Она ничего не ответила на просьбу нового знакомого. Зиневич не выдержал молчания и искусственно рассмеялся.
– Вы… вернее ты, продолжаешь меня бояться. Да не кусаюсь я, Маша, не кусаюсь.
– Я вас не боюсь, - Мария не спешила переходить на «ты».
– Вернее, боюсь, но совсем немного.
– Почему?
– Вы так запросто открыли дверь, на которой табличка «Мест нет». Вы человек другого уровня. Для меня это неизвестность. От этого и боюсь.
Зиневич посмотрел в глаза Марии. Улыбка теперь на его лице не была такой яркой и беззаботной. Он сделал вывод, что эта провинциалка не так простодушна, как казалось на первый взгляд. Тем было интереснее. Александр пересел на диванчик рядом с Марией.
– Маша, - вкрадчивым голосом начал Зиневич, - мы взрослые люди и понимаем, в какой стране и в каком городе живём. Понимаем, что есть законы писаные и неписаные. И не всё, что говорят по телевизору и пишут в газетах, соответствует действительности. Хотя бы вот этот пиджак и вот эти джинсы, - Александр провёл рукой по своей одежде.
– Ты же знаешь, что я купил это не в универмаге через дорогу.
– А где тогда? У спекулянтов?
– Ну зачем же так примитивно? В «Берёзке». Ты знаешь, что это?
– Слышала. Но там на рубли не купишь.
– Правильно. Там нужны чеки. А чеки это валюта.
– Вам в ЦК платят валютой?
– с явной иронией спросила Мария.
– Нет. Нам платят так же как и всем. Но такая должность как моя подразумевает связи. А связи это самая твёрдая валюта. Поняла?
– Ты мне, я тебе!
– Правильно. Самый социалистический принцип,– хитро улыбнувшись, продолжил Александр. – От каждого по возможностям, каждому по способностям.
– Но как же тогда…
– Мария!
– Александр прервал вопрос девушки, взяв её за предплечье.
– Я простой мальчишка из глубинки смог добиться большой должности. Я в паре
– Что положено попу, не положено дьякону?
– Правильно, Маша. Ты хорошая ученица. Если захочешь, я из дьяконов вытащу тебя в попы, - Зиневич громко рассмеялся.
– Заметь, не я привёл эту аллегорию.
В эту минуту подошёл официант. Зиневич, как и обещал, заказал кофе, пирожные и попросил подать фирменное мороженое с шоколадом и орехами.
– Даже не думай отказываться, Маша, - настаивал он.
– Я нигде не ел такого вкусного мороженого как здесь.
Мария и не думала отказываться. Она переваривала только что произошедший разговор. В душе она была согласна с позицией Зиневича. Только в отличие от него она не могла себе позволить говорить об этом так откровенно. Несмотря на то, что в стране уже пару лет буйствовала гласность.
– Я не откажусь, - сказала она.
– Я очень люблю мороженое. Саша, скажите честно, вы пригласили меня сюда совсем не для того, чтобы посвятить в тонкости комсомольской работы?
Зиневич опять улыбнулся своей располагающей улыбкой.
– Мария, ты прелесть. Давай с тобой дружить.
– Саша, вы не ответили на вопрос, - настаивала девушка.
– Нет! Конечно, нет. Мы не будем сегодня говорить о работе. Да и ни к чему. Из нашего короткого общения я уже понял, что ты именно тот человек, который должен быть секретарём. И не просто курса, я бы заглянул выше. Понимаешь, о чём я?
Мария улыбнулась и ничего не ответила. На столе уже появились чашки с ароматным кофе и эклеры, густо политые шоколадом. Маша не очень благоволила к бодрящему напитку, но вот пирожное её очаровало. Теперь ей совсем не хотелось ни о чём говорить, ей хотелось наслаждаться вкусом.
В кафе пробыли недолго. Мария насытилась обществом инструктора, и ей захотелось в общежитие. Там на тумбочке лежала уже начатая вчера книга Эрика Сигала. Погрузиться в перипетии жизненной драмы преуспевающего профессора, это, пожалуй, единственное чего хотела сейчас Мария. Зиневич не оставил свою новую знакомую одну. Он поймал такси и довёз Градову до общежития. Вежливо, опять-таки с улыбкой, попрощался и, пожелав хорошего вечера, уехал.
Маша поднялась к себе в комнату. Подруг, соседок по общежитию, не было. Наверное, в пятницу пошли куда-нибудь развлечься. Мария сходила в душ, переоделась и легла с книгой на кровать. Пыталась погрузиться в события романа, но глаза всё время соскальзывали со страниц. Мысли возвращали девушку к сегодняшнему вечеру. Саша. Она почему-то думала о нём. Этот молодой человек вызывал у Маши противоречивые чувства. Милый, приветливый, очень умный, оттого и успешный. Его очаровательная улыбка и бархатистый, с лёгким прононсом голос, притягивали. Его хотелось слушать и видеть. Маша задала себе вопрос: он нравится ей, привлекает? Да. Зачем врать себе? Среди однокурсников нет ни одного подобного парня. Они все, разве что кроме Славы Сушкова, ещё дети, взбалмошные старшеклассники. Сушков же чрезмерно серьёзен и живёт совершенно другой жизнью. Он похож на революционера. Идея, известная только ему одному, для него главное. Девушек он привлекал, но никакой обратной связи не допускал.