Последний выход Шейлока

Черты лица его, несмотря на стертость, характерную для всех заключенных, производили впечатление стремительных, а взгляд глубоко и чересчур близко посаженных глаз был острым и проницательным. Обращала на себя внимание чрезмерная бледность кожи, характерная для людей, редко бывающих на солнце или же долгое время проведших в подвалах и подземельях.

Именно странный наряд, больше напоминавший костюм Арлекина-Порции, показался мне кучей тряпья, не позволившей сразу же разглядеть обладателя.

– Я сообщу господину Шефтелю, – хриплым от напряжения голосом сказал раввин. – Он должен знать о случившемся. По-моему он еще не ушел. И господин Зандберг тоже. Пусть пришлет своих полицейских.

Я испытал мгновенный укол страха. Что я скажу им? И потом… Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила меня похолодеть.

– Не стоит, – голос мой тоже напряженно подрагивал. – Не надо никому ничего говорить. Не надо звать полицейских, – я взял рабби Аврум-Гирша под руку. – Это опасно, рабби…

Реакция раввина оказалась неожиданной. Он вжался в угол, а на лице его – не то детском, не то старческом – обозначилось выражение сильнейшего испуга.

– Вы?.. – пролепетал он. – Это сделали вы, доктор Вайсфельд?

Я опешил.

– Успокойтесь, господин раввин, – сказал незнакомец, с вежливым интересом наблюдавший за этой короткой сценой. – Доктор просто опасается, что нас всех могут обвинить в причастности к этому несчастью. Он совершенно прав – пока не стоит никому ничего сообщать... – он вдруг замолчал, прислушался и спешно вытолкал нас из гримерной, при этом приговаривая вполголоса: «Пойдемте, пойдемте отсюда...»

Сам, перед тем, как последовать за нами, еще раз окинул быстрым внимательным взглядом комнатку.

Раввин мгновенно скрылся в одном из коридоров. Не знаю, какое чувство им двигало. Во всяком случае, не страх. Мы же с незнакомцем успели сделать лишь несколько шагов по коридору, когда он схватил меня за руку и втолкнул в нишу.

– Тихо! Молчите, – шепнул он.

Послышались торопливые шаги. Я увидел девушку, исполнявшую роль Джессики. Теперь я понял, почему при первом появлении на сцене черты лица этой девушки показались мне знакомыми. Белый парик отсутствовал, и я узнал в исполнительнице роли арийской дочери Шейлока одну из двух девушек, раздававших пищу нетрудоспособным обитателям Брокенвальда. «Ракель, – вспомнил я слова Луизы Бротман. – Ей совсем не идет белый парик…»

Ракель быстро подошла к гримерной Ландау, постучала. Подождала немного, затем решительно открыла дверь и вошла. Спустя мгновение мы услышали сдавленный вскрик, затем девушка выбежала из гримерной.

– Минутку... – сказал человек-арлекин. – Стойте здесь, доктор Вайсфельд. Я хочу кое-что проверить.

Вновь послышались шаги. Я с трудом удержался от удивленного возгласа, узнав Луизу Бротман, мою спутницу, покинувшую, как я полагал, помещение спортзала около получаса назад.

– Вот кто ее должен был ждать… – пробормотал я уязвленно. Видимо, в антракте Луиза бегала за кулисы к Ландау, и они договорились о встрече после спектакля. Вот почему она так уверенно рассуждала о его замысле и так интересовалась госпожой Ландау – находится ли та в зале? Боже, какая пошлость… От негодования я едва не вышел из укрытия, чтобы окликнуть медсестру. Человек-арлекин предостерегающе сжал мою руку. Я опомнился. И тут же испытал нечто вроде раскаяния: речь-то идет о трагически погибшем человеке.

Постучав в дверь и толкнув ее, не дождавшись ответа, Луиза не вошла, а лишь заглянула в гримерную. Она застыла, но, вместо того, чтобы уйти, вошла, не забыв прикрыть за собою дверь. Госпожа Бротман оставалась в гримерной минуты две-три, затем вышла и удалилась быстрыми легкими шагами.

– Сильная женщина… – прошептал человек-арлекин. – И очень красивая. Интересно, что она там искала?

Я смотрел ей вслед, пока она не свернула к выходу.

– Однако… – протянул незнакомец, когда мы остались одни. – Покойный пользовался большим успехом у представительниц прекрасного пола, вы не находите?

Я промолчал.

– Надеюсь, больше никто не придет. Рискнем, – сказал он. – Я хочу еще раз осмотреть место преступления. Поможете мне?

Я кивнул, хотя вовсе не хотел возвращаться к мертвому режиссеру. Человек в пестром пальто вошел в комнату, ухитрившись открыть дверь бесшумно. Я последовал за ним.

– Постойте у двери, – распорядился он. – Вряд ли следует ждать новых визитеров, но все-таки, осторожность не помешает. Если услышите чьи-то шаги – сразу дайте мне знать.

Встав у входа в гримерную таким образом, чтобы иметь возможность следить за коридором, я в то же время старался не упускать из виду незнакомца. Его поведение вызывало во мне странное чувство – казалось, он точно знал, что и как следует делать. Именно это уверенное поведение мне и не нравилось, и в то же время привлекало.

Осмотр занял немного времени – минут десять. Человек-арлекин пестрой бесшумной тенью метнулся в один угол комнаты, затем в другой. Склонился над убитым. Внимательно осмотрел его руки. Осторожно коснулся лежавшей на коленях правой руки, разжал пальцы покойного и что-то взял – от двери не было видно, что именно. Повернулся ко мне.

– Все, – сказал он. – Давайте-ка выбираться, не торчать же здесь до утра… Только воспользуемся не центральным входом, а боковым.

Мы прошли коридорным лабиринтом, не встретив более никого – к моему облегчению. Шаги моего спутника были неслышны. В противоположность моим: как я ни старался ступать осторожно, прогнившие половицы скрипели с отвратительной громкостью.

На улице мы остановились. Боковой ход из бывшего спортзала вывел нас почти вплотную к пустовавшим баракам на бывшем пустыре. Охрану с них давно сняли, но колючая проволока сохранялась. И тяжелые замки на воротах тоже. Засовы тускло поблескивали в лунном свете. Кто-то продолжал регулярно смазывать их – и это выглядело, по меньшей мере, странно: бараки не использовались даже в качестве складов, при том, что помещений в Брокенвальде не хватало ни на что.

– Видимо, здесь нам придется расстаться, – сказал человек-арлекин. Он рассеянным взглядом окинул спортзал, затем бараки и тяжело вздохнул. – Ч-черт, как неудачно все получилось. Господин Ландау любезно позволил мне ночевать в его гримерной. Но сегодня я никак не могу там оставаться.

– Боитесь покойников? – поинтересовался я и тут же вспомнил его недавнее поведение.

– С чего мне их бояться? – удивленно просил незнакомец. – И потом, я думаю, тело сейчас уберут… Просто та каморка стала местом преступления. Оставаться в ней неуместно. Придется перебраться туда, – он кивнул в сторону бараков за колючей проволокой.

Сам не знаю, почему, но я предложил ему переночевать у меня на чердаке. Он сразу же согласился, словно ожидал этого предложения. Только спросил учтиво: действительно ли не помешает моему отдыху? «Нет, разумеется, ответил я, соседей у меня нет. Вернее, они есть, но занимают помещения на первом и втором этажах, а я обитаю на чердаке. В дождь там сыровато, но дождя сегодня не предвидится».

– Так что, – сказал я, – если вас устроит старый матрас в качестве постели, милости прошу.

– Устроит, – ответил он. – Конечно, устроит. Вы очень любезны, доктор Вайсфельд. Пойдемте, скоро комендантский час. У вас есть разрешение на передвижение по Брокенвальду в ночное время?

– Есть, – ответил я. – А у вас?

Он не ответил. Вернее, не успел ответить. К нам направлялся полицейский – в свете луны его форма казалась черной, и лишь сверкала огоньком пряжка поясного ремня.

Полицейский остановился в двух шагах.