Последний выход Шейлока

Сосед мой впервые снял свой фантастический наряд, обнажившись по пояс. Брюки его были подстать пальто – столь же пестрые от обилия заплат, с бахромой по краям штанин, подпоясанные перекрученным кожаным поясом, стертым и потрескавшимся. Г-н Холберг оказался чрезвычайно исхудавшим, но, тем не менее, достаточно широкоплечим и мускулистым человеком. Видимо, в прошлом он уделял немалое время спортивным занятиям. Кроме того, я заметил у него шрамы, два из которых – слева между ребер, длиной около пяти сантиметров каждый, похожи были на следы операций, и один – над правой ключицей – от огнестрельного оружия. Кроме того, по шее, чуть ниже кадыка, шла красноватая зигзагообразная линия – словно кто-то когда-то полоснул г-на Холберга ножом по горлу.

Заметив мой взгляд, г-н Холберг усмехнулся:

– Особые приметы, доктор. Эти два оставлены вашими коллегами. От этого, – он провел по шее, – я едва не лишился головы. Несчастное стечение обстоятельств для нападавшего, у него дрогнула рука. В итоге я отделался лишь неглубокой, хотя и весьма живописного вида раной, а он… – г-н Холберг развел руками. – А вот это, – он ткнул пальцем в ключицу, – результат неурочного визита одного из моих, скажем так, клиентов. Весьма серьезный человек, весьма…

Я не стал задавать уточняющие вопросы, хотя они и вертелись на кончике языка. Жизнь в Брокенвальде научила меня скрывать любопытство и не спрашивать лишнего. Я просто отвел взгляд, пристроился на старой скамейке, стоявшей в нескольких метрах от умывальника, и, держа в одной руке маленькое квадратное зеркальце, приступил к бритью. Давалось сие занятие с трудом; спустя какое-то время щеки мои пылали лихорадочным румянцем от раздражения тупой бритвой. Лишь с большой натяжкой можно было утверждать, что я побрился. Тем не менее, я ополоснул горящее лицо холодной водой, вытерся полотенцем, жесткость которого немногим уступала жесткости лезвия, и лишь после этого вновь взглянул на своего нового знакомца.

То, что я увидел, вновь удивило меня; впрочем, я уже чувствовал, что г-н Шимон Холберг удивит меня еще не раз. Сейчас он проделывал какие-то физические упражнения, причем с явным удовольствием, хотя лицо его имело скорее выражения недовольной сосредоточенности. Упражнения показались мне экзотическими, явно пришедшими откуда-то с востока. Г-н Холберг на несколько секунд замер в странной позе, напоминавшей па из индийского танца, после чего сделал несколько размеренных вдохов-выдохов, подошел ко мне. Глядя на выражение моего лица, он улыбнулся и пояснил:

– Это японская борьба, баритсу. В сочетании с китайской дыхательной гимнастикой. Когда-то заинтересовался, а несколько лет назад обнаружил, что некоторые упражнения помогают поддерживать неплохую физическую форму. Даже в неблагоприятных условиях… – он уселся на скамейку рядом со мной и вдруг спросил:

– Скажите, доктор, что вы имели в виду вчера, когда воскликнули: «Шкаф доктора Красовски!»?

Пальцы мои предательски дрогнули, я едва не выронил зеркальце, которое все еще держал в руке. Значит, он обратил внимание на мою неосторожную фразу. Г-н Холберг смотрел на меня со спокойным доброжелательным любопытством. Я отвел взгляд, нарочито медленно спрятал в карман пальто зеркальце и бритву, предварительно тщательно протерев их чистым платком и в платок же завернув. Новый мой сосед терпеливо и молча ждал. Я вынужден был ответить и ответил, хотя и неохотно:

– Когда вы сказали, что орудием убийства мог быть медицинский скальпель, я вспомнил, что днем видел такой в кабинете начальника медицинского блока, доктора Красовски.

– Что же может быть странного в том, что в кабинете у врача находятся хирургические инструменты? – г-н Холберг удивленно приподнял брови, хотя в голосе его не было слышно удивления.

– Ничего, разумеется, если не считать того, что скальпель мог позаимствовать кто-нибудь посторонний, – ответил я все так же неохотно. – Доктор Красовски перед уходом сказал, что забыл ключи и потому не запер дверь в своем кабинете. Попросил проследить, чтобы все было в порядке.

– Ах, вот оно что… – г-н Холберг озадаченно потер подбородок. – Понятно. И что же? Вы проследили?

– Ну, в общем, да… – я чувствовал все большую неловкость и раздражение. Кроме того, я никак не мог вспомнить, действительно ли выполнил просьбу Красовски. В кабинет я входил, но на сохранность инструментов в стеклянном шкафу не обращал внимания.

– А кто еще слышал, что Красовски не запер дверь? – спросил г-н Холберг.

– Э-э… Луиза… медицинская сестра. Луиза Бротман, она работает со мной.

– И она, разумеется, знает, что в кабинете доктора Красовски находится шкаф с медицинскими инструментами, – г-н Холберг не спрашивал, а утверждал. – А почему вы решили, что ее после спектакля должен был ждать господин Ландау?

Как ни странно, этот вопрос уже не показался мне неожиданным. Убедившись в том, что новый мой знакомец обращает внимание на все мелочи и оговорки, я был уверен в том, что мое неосторожное замечание о Луизе тоже не ускользнуло от него. Тем не менее, его любопытство показалось мне оскорбительным. И, стараясь говорить сдержанно, я спросил его, по какому, собственно говоря, праву он задает подобные вопросы. Г-н Холберг удивленно взглянул на меня:

– Но, доктор Вайсфельд, такие вопросы вам задал бы любой полицейский следователь, это же элементарно!

– При чем тут полицейские следователи?! – мне все-таки не удалось сдержать раздражения. – Кажется, я говорю о вас! Вы что же, решили сыграть в сыщика? В таком случае, увольте меня от участия в этой игре.

Он некоторое время смотрел на меня без всякого выражения, словно обдумывая услышанное. Только сейчас я обратил внимание на его странные глаза: белки были словно опутаны сеткой капиллярных сосудов, от чего казались желтоватыми, черные же зрачки словно пульсировали – то сужаясь, то вновь расширяясь. Казалось, кто-то за моей спиной то включает, то выключает невидимый фонарик, проверяя рефлексы г-на Холберга.

Тонкие бледные губы его слегка изогнулись, он пожал плечами.

– Я и есть полицейский следователь. Это моя профессия, я занимался ею более пятнадцати лет. До тридцать третьего года, – г-н Холберг зябко поежился, кожа на его лбу сошлась в морщины. – И сейчас я намерен раскрыть убийство режиссера Макса Ландау. Полагаю, у меня это получится лучше, чем у «синей» полиции – если только Зандберг вообще распорядится о расследовании. Скорее, он постарается ничего не заметить, и режиссера похоронят как скончавшегося то ли от несчастного случая, тог ли вследствие какой-то старой болезни. Несчастный случай… да… – пробормотал он отворачиваясь. – Например, пытался соскоблить краску с костюма ножом, рука соскользнула, нож вонзился в сердце. Почему бы и нет? Версия. Вполне удобоваримая для начальства. Буду удивлен, если она не придет никому в голову…

– Вы действительно служили в полиции? – растерянно спросил я и тут же вспомнил его вчерашнее замечание о богеме и криминальном характере некоторых актерских эскапад. И, конечно, то, что гримерную он называл не иначе как «место преступления».

– Что? – г-н Холберг прервал бормотанье и непонимающе посмотрел на меня. Видимо, мысленно он уже репетировал предстоящий разговор с начальником полиции. – А, полиция… Да, конечно, представьте, в тридцать третьем году я еще занимал должность начальника криминальной полиции... – тут мой собеседник назвал крупный портовый город в Северной Германии. Голос его звучал совершенно равнодушно. – В те времена, кстати, город был скорее красным, нежели коричневым. Впрочем, красные перекрашиваются довольно легко. Даже среди эсэсовских офицеров я знавал парочку с коммунистическим прошлым… – он хмыкнул, коротко усмехнувшись. – С коммунистами – и с нацистами тоже – я в прежние времена редко имел дело, уличными дебошами, запрещенными митингами и прочим занимались другие отделы. А господин советник криминалистики Шимон Холберг предпочитал общество профессиональных уголовников, – Холберг рассмеялся. – Между прочим, они относились ко мне с уважением…