Последний Выстрел

– Да уж, не вернешь...
– грустно пробормотал милиционер.

Белов снова взял гитару и тихо, очень тихо, запел:

Не жалею, не зову, не плачу,

Все пройдет, как с белых яблонь дым,

Увяданья золотом охваченнынный,

Я...

Вдруг голос его дрогнул беспомощно, сорвался, и он умолк, низко опустив голову.

– Сань, ведь полжизни уже прошло... Полжизни...
– чуть слышно промолвил Никитин.

– Извини, брат... Я...
– Саша шмыгнул носом и протянул лейтенанту руку, в его голосе звенели слезы.
– Получается, что из-за меня вся жизнь у тебя наперекосяк пошла. Ты меня прости, брат, прости...

– Да я не в обиде, Сань...
– Никитин ответил ему крепким рукопожатием.
– Нормальная жизнь, что ты...

– Все! Вот в любой момент!..
– с хмельной пылкостью обещал Белов.
– Я оставлю тебе свой мобильник - звони... В любой момент! Все сделаю! Приеду любому башку оторвем на хрен!.. Ты мне веришь?..

Никитин кивнул и вдруг улыбнулся с загадочной хитрецой:

– Сань, а у меня для тебя сюрприз есть...

– Да ты что? Давай!..

Милиционер встал и, слегка пошатываясь, вышел в смежную комнатушку. Через минуту он вернулся с какой-то мятой бумагой. Торжествующе улыбаясь, Никитин, развернул ее перед Беловым.

– Узнаешь, а?

Саша пригляделся и ахнул - это была листовка из серии "Их разыскивает милиция" с его портретом. Та самая - из восемьдесят девятого года.

– Е-мое!..
– протянул он, расплывшись в улыбке.
– Ну и рожа!.. Бли-и-ин... Вить, подари мне ее...

– Не-е-е...
– ухмыляясь, покачал головой чрезвычайно довольный произведенным эффектом Никитин.
– Не могу, это ж память!

– Ну дай на время, я ксеру сниму и верну.

– Да у меня есть ксерокс...
– лейтенант вернулся в смежную комнату. Сейчас...

– Побольше сделай, - Саша пошел за ним следом.
– Штук пять... Или шесть...

Он вошел в комнатушку, где стоял ксерокс, и замер как вкопанный. Прямо напротив входа висел предвыборный плакат. На фоне строящегося дома был запечатлен мужчина в белой строительной каске. Его улыбающееся лицо как две капли воды было похоже на фас сгинувшего в Чечне опера Володи. В довершение всего, словно специально, чтобы рассеять все сомнения Белова, поверху плаката было крупно напечатано:

"Он воевал. Теперь он строит. Голосуйте за КАВЕРИНА!"

– Тебе сколько экземпляров?..
– Никитин повернулся к Саше и увидел его застывшее лицо.
– Что с тобой?

– Первый раз в жизни призрак вижу, - совершенно ошеломленно пробормотал тот.

Проследив за его взглядом, лейтенант повернулся к плакату.

– Ты что, знаешь его?
– спросил он.

– Трудно сказать...
– Белов стремительно трезвел.
– А куда голосование?

– Да в Думу довыборы, по нашему округу. А что? Достойный мужик, с биографией, - пожал плечами Никитин.
– Тоже в органах служил, потом Чечня, ранение, плен, госпиталь... Так тебе сколько экземпляров-то делать?

Не сводя глаз с плаката, Белый медленно покачал головой.

– Ни одного.

XV

Закончив бриться, Владимир Евгеньевич Каверин обильно смочил лицо одеколоном и с наслаждением похлопал себя своей единственной - левой ладонью по щекам. Просторная ванная наполнилась терпким ароматом ".Хьюго Босс". Каверин улыбнулся и подмигнул своему отражению.

Да, не зря он столько лет гнил в горах Чечни. Не зря якшался со всяким бандитским отребьем. Не зря стоял на карачках во время намазов и бормотал чужие молитвы. Все было не зря. Не будь всего этого - не всплыл бы он из небытия в Москве солидным бизнесменом.

Не было бы этой шикарной квартиры, не было бы немецкого протеза, не было бы крепких связей и внушительного банковского счета. И всемогущая Контора не сделала бы на него ставку и не двинула бы его в депутаты.

Последнее обстоятельство Каверину было особенно приятно. Еще бы - ведь в подручные ему ФСБ приставила подполковника Введенского. Ситуация трехлетней давности перевернулась с ног на голову - теперь его бывший куратор превратился в некое подобие мелкого порученца. Отдавать ему распоряжения, называть Леонидычем и покровительски похлопывать Введенского по плечу доставляло Володе огромное, неизъяснимое удовольствие.

Впрочем, что там Введенский! Да и эта надоедливая избирательная возня - все это было только началом! Планы Каверина простирались куда как далеко, надо было только во что бы то ни стало влезть сперва в думское кресло.

Каверин еще раз подмигнул своему отражению и принялся натягивать на протез черную лайковую перчатку. Протез, что и говорить, был замечательный - металлические пальцы могли даже двигаться, - и все же каждый раз, глядя на это устройство, он мрачнел от досады. Потерянная в Чечне рука - память о предательстве Белова - была все еще не отомщена.

Из кухни донесся до приторности ласковый голос жены Светланы:

– Володя, тебе кофе черный или с молоком?!

"Сука, - без особой злости подумал Каверин.
– Кувыркалась здесь по чужим койкам, пока я в этой долбаной Чечне парился!.."

Он надел роскошный шелковый халат и, выйдя из ванной, сухо ответил:

– Черный.

В столовой был уже накрыт чайный столик, Света наливала в затейливую фарфоровую чашечку дымящийся кофе. Не взглянув на жену, Каверин молча сел за стол.

– Ты какой-то другой вернулся, - с осторожной обидой посетовала жена.
– Не обнимешь, не поцелуешь, с добрым утром не скажешь...

– С добрым утром, - все так же сухо сказал Каверин.

Он развернул на столе утреннюю газету и принялся помешивать ложечкой кофе. Света встала за его спиной, начала осторожно массировать мужу шею.

– Я знаю, - невесело усмехнулась она.
– Ты меня не можешь простить, да? Володь, но ведь у тебя за эти годы тоже были женщины?!..

– Нет, только мужчины, - он ответил без всякой интонации, с абсолютно каменным лицом, так, что невозможно было понять - он говорит серьезно или шутит.

Света оставила его шею, села напротив и порывисто вздохнула:

– Послушай, ну давай куда-нибудь уедем! Давай возьмем и просто уедем, а?

– Хватит, наездился, все только начинается, - еле заметно усмехнулся Каверин. Он сделал маленький глоток кофе и приказал: - Подай сахар.

Жена протянула ему сахарницу, пытаясь перехватить его взгляд.

– Зачем тебе это, Володя? Ну не представляю я тебя в политике, никак не представляю. Что, мало тебя жизнь трепала?..

– Вот именно, трепала, - Каверин, наконец, поднял на нее глаза и жестко припечатал: - Пора теперь долги отдавать.