Последняя битва
Шрифт:
Но, несмотря на это, Ивашутину было любопытно поговорить со мной и Зориным, и сравнить полученные данные с тем, что мы рассказывали, узнать о наших планах и предложениях по дальнейшему развития «Красного Знамени».
Заодно председатель КГБ настоял, чтобы я переехал в Москву, как можно быстрее. Жить в Новоникольске уже было нельзя. Пришлось объяснять, что родители переживают за меня, особенно после побоища на пустыре. Надо поговорить с ними, особенно с отцом, приезжающим с командировки и ещё не видевшим меня. Петр Иванович выслушал, и неохотно согласился отпустить меня под напором аргументов. Заодно пообещал позвонить бате, чтобы он меня «сильно не давил».
В Новоникольске после объятий с улыбающимся отцом, счастливой мамой и весело прыгающей Машей, меня ждал ужин. А потом, когда я умял полную тарелку
Ивашутин выполнил своё обещание, и пока я ехал обратно, позвонил отцу. И батя, как человек военный, «сильно давить» меня не стал. Но попытку разобраться, что произошло, всё-таки сделал. Его очень интересовало, куда я исчез, что было на пустыре, и как это связано с гибелью деда. Как мы уговорились с Петром Ивановичем, сообщил ему всё в общих чертах: вместе с дедом случайно узнал о готовящемся перевороте в стране, и все последующие события с этим связаны. Какие? Перестрелка на даче и гибель деда, трупы на пустыре, моё последующее исчезновение, например. Нет, подробно рассказать не могу, даже отцу. Связан подпиской о неразглашении государственной тайны. Может, когда-то потом, если разрешат.
После короткого препирательства папа был вынужден, стиснув зубы, принять мои объяснения. Но пару раз в его глазах мелькало такое выражение, что он вот-вот перестанет сдерживаться и набьет мне морду. Но сдержался, слава богу.
С мамой я говорить о своей будущей раздельной жизни тогда побоялся. Просто представил себе её реакцию: от возмущения «да что ты такое несешь», «кто тебя отпустит», «ты же ещё ребенок», до скандала со слезами и категоричного «не выдумывай». Пока я к этому был не готов. Тем более, что Ивашутин пообещал сам все уладить: послать Сергея Ивановича поговорить с родителями, с официальным письмом от председателя КГБ. Майор должен был дать прочитать его родителям, а потом забрать и уничтожить…
Исходящий паром чайник заставил оторваться раздумий. Я плеснул кипятку в чашку, добавил пару ложек сахара. Поднес чашку к губам, вдохнул свежий аромат, осторожно попробовал и замер, ощущая приятное тепло, волной разлившееся по телу.
Завтра предстоял трудный день. Расширенная встреча с ребятами из НИИЭМ и НИИСЧЕТМАШ, разрабатывавших программное обеспечение для ЭВМ различного назначения, совещание в комитета ЦК ВЛКСМ по подготовке к Олимпиаде, в который я тоже вхожу. На днях ещё нужно лететь в Краснодар. Там располагался филиал Научно-Исследовательского Институтка Пищевой Промышленности, занимающийся созданием технологии хранения и переработки плодов и овощей. Ещё надо поздравить Аню, матушку и малявку с наступающим 8 марта.
В прихожей надрывно заверещал телефон. Пришлось отставлять чашку и идти брать трубку.
— Алло, слушаю вас.
— Привет, Алексей, — раздался энергичный голос Машерова, — Узнал?
— Здравствуйте, Петр Миронович. Конечно.
— Я не слишком поздно?
— В самый раз, — заверил я. — Время ещё детское. А вы все работаете?
— Конечно, сижу у себя в кабинете, — подтвердил предсовмина. — Работы непочатый край. Приходится дневать и ночевать в Кремле. Скоро жена из дома выгонит. В том числе благодаря одному слишком умному и всезнающему молодому человеку. Столько задач поставил, что мы с Григорием Романовичем никак разгрести не можем. Надеюсь, нас за это премии не лишат?
— Не лишат, — ухмыльнулся я, подхватив шутку. — Зная вашу работоспособность, уверен, ещё и добавочную выпишут за перевыполнение плана.
— Ладно, — голос Машерова посерьезнел. — Пошутили и хватит. Завтра утром будь у меня часам к девяти. Разговор серьезный есть.
— У меня уже встреча назначена в НИИЭМ, — слабо запротестовал я.
— Значит, перенеси, — в голосе предсовмина зазвучали стальные нотки. — Это не обсуждается. Есть вопросы по твоим свежим экономическим конспектам. И вообще готовься к командировке. Недельку-полторы тебе на решение срочных дел, и вперед. Поедешь туда, где море, солнце и пальмы, но не для отдыха, а для работы. Петр Иванович сказал, тут нехорошая активность отмечается, надо бы тебе на какое-то время уехать. Заодно и совместишь приятное
с полезным: и на пляже позагораешь, и в море поплескаешься, и работу сделаешь.— Как скажете, Петр Миронович, — вздохнул я. — Завтра к девяти я у вас.
— Отлично. Буду ждать.
7 марта 1979 года. Москва. Кремль. Кабинет Председателя Совета Министров
— Здравствуй, Алексей, присаживайся, — Машеров пожал мне руку и указал глазами на стул рядом. — Разговор предстоит долгий и серьезный.
— Здравствуйте, Петр Миронович, — я аккуратно опустился на стул. — Внимательно вас слушаю.
— Сначала поясни мне вот что, — Машеров водрузил очки на переносицу, подхватил со стола папку с листами, раскрыл и пробежался глазами по тексту. — Вот. Давай так, я задаю тебе вопросы, ты отвечаешь. Тут кратко написано, а я хочу подробно раскрыть тему.
— Давайте, — кивнул я. — Задавайте свои вопросы.
— Как ты себе представляешь тесную интеграцию рынков в СЭВ? Поясни подробно основные тезисы, что нужно изменить и почему.
— Хорошо. Сейчас у нас в СЭВ десять основных членов. Это СССР, Польша, Венгрия, ГДР, Румыния, Чехословакия, Вьетнам, Куба, Монголия. Ещё имеется ассоциированный член — Югославия. Плюс пять наблюдателей. Это Ангола, Северная Корея, Финляндия и Мексика. Четыре года назад было подсчитано: на долю стран СЭВ приходится треть мирового промышленного производства. Все руководящие органы Совета Экономической Взаимопомощи формально коллегиальные, а реально управляются нашей страной и находятся в Москве. Штаб — на улице Калинина. У нас расположен Международный Банк Экономического Сотрудничества, учрежденный странами СЭВ, через который проходят взаиморасчеты между предприятиями по внешней торговле. Только МИБ — Международный Инвестиционный Банк, занимающийся кредитованием, разделен на две страны — Венгрию и СССР.
— Я всё это знаю, — улыбнулся Машеров. — Первым делом после прочтения твоих предложений по рынку СЭВ, затребовал все отчеты по деятельности этой структуры. Так что не трать время зря и переходи к делу. Излагай кратко и сжато, по сути. Нам ещё много чего надо обсудить и решить, а времени в обрез.
— Минутку потерпите, — попросил я. — Я закончу и поясню, к чему это говорил. У нас имеется универсальное безналичное платежное средство для международных расчетов в рамках СЭВ — переводный рубль. Он равен стоимости 0, 987 грамма золота и обменивался только на национальные валюты стран-участниц СЭВ. В шестидесятые годы мы экспортировали в государства Совета Экономической Взаимопомощи металлорежущие станки, кузнечно-прессовые машины, дизели, генераторы, сталеплавильное оборудование и другую продукцию высокого передела.
— Как ты сказал? Высокого передела? Это что такое? — уточнил Машеров. Он даже очки снял и прищурился, пристально разглядывая меня.
— Передел — это процесс переработки металла, изначально, — пояснил я, — когда в процессе меняется его химический состав. Продукцией высокого передела некоторые специалисты обозначают сырье, которое, чтобы перейти в конечный продукт, проходит несколько стадий переработки. Причем, каждая из них представляет собой отдельный технологический процесс. Если простым языком: нефть, уголь — это сырье, то есть нулевой передел. Мазут — низший. Бензин, керосин, каучук — низкий. А вот гоночные шины, специфические пластмассовые изделия с высокими характеристиками, созданные из производных нефтехимической продукции — это высокий передел. Здесь действует одно правило: чем ниже передел — тем меньше его цена. Чем больше стадий переработки — тем выше конечная стоимость.
— Суть уяснил, — кивнул Машеров. — Давай ближе к теме.
— Так вот, мы поставляли в страны СЭВ продукцию высокого передела. И получали от них такую же: троллейбусы, трамваи, железнодорожные краны и многое другое. Проводились крупные бартерные сделки. Товарооборот с государствами СЭВ для Союза был основным и составлял больше половины от общего.
Если брать в долларах, это многие десятки, а потом и сотни миллиардов долларов. Но с началом семидесятых годов СССР, с подачи Леонида Ильича и Политбюро, попал в сырьевую ловушку. Начался огромный рост цен на нефть, и Брежнев с товарищами сконцентрировались на продаже нефти за валюту. Подсаживание на нефтяную иглу, я считаю, самой удачной операцией Запада.