Последняя буква Севера. Книга вторая

Бэйли громко цокает языком и прибавляет шаг, равняясь со мной. В кармане джинсов вибрирует телефон, который я игнорировала все это время. Черт, мама там наверняка с ума сходит.

Я слегка торможу, и Джейк оборачивается. Прочистив горло, провожу пальцем по экрану и призываю все свои силы, чтобы язык не подвел и не заплетался во время разговора.

– Микки, слава богу! Где ты? Я уже думала звонить в полицию.

– Все хорошо, я уже еду домой. Я… Я поскользнулась и упала в бассейн, мы с Бэйли сушили вещи.

Ребята смотрят на меня так, будто я сочинила самую глупую ложь на свете.

– Господи, вода наверняка холодная! Ты точно в порядке? Нос заложен, ты плакала?

– Нет, кажется, простудилась. Я скоро буду.

Спрятав телефон в карман, я забираюсь на заднее сиденье вместе с Бэйли. Потирая предплечья, я борюсь с дрожью. Джейк не оборачивается, но подозреваю, он наблюдает за мной через зеркало заднего вида, потому что включает обогрев.

– Рехнулся? – возмущается Ник. – Здесь жарко.

– Заткнись, – бросает Джейк, поворачивая руль.

Ник включает свет, снимает толстовку и, повернувшись, протягивает мне. Выдавив «спасибо», я качаю головой. Пожав плечами, Ник бросает толстовку на колени Бэйли.

– Раз уж я снял, постираешь? – улыбнувшись, Ник показывает ей два пальца, черт знает, что это значит, но думаю, что до взрыва нервной системы Бэйли Шепард остались считанные секунды.

Я жду, что Бэйли задушит Ровера его же толстовкой, но, к моему удивлению, она, поджав губы, кивает, хотя в глазах отражается злость.

– Умоляю, не спрашивай об этом, – просит меня Бэйли, а затем лезет в сумку и достает косметичку. – Приведем тебя немного в порядок, хорошо? Освежим лицо, чтобы не напугать маму.

Бэйли наносит на мое лицо кистью тональный крем. В салоне стоит оглушительная тишина, ребята явно не знают, как вести себя со мной. Да я и сама, черт возьми, не знаю. Боюсь думать о чем-либо.

Ник включает радио, где играет старая песня Принца Ройса «Речазаме». Несмотря на то, что песня на испанском языке, которого Ровер не знает, он подпевает, жутко коверкая слова. Но у него настолько красивый голос, что выдуманный язык даже приятно слушать, и я сосредотачиваюсь лишь на этом. Это даже немного успокаивает.

Ник поворачивает голову и поет, глядя на Бэйли, заставляя ее демонстративно закатить глаза.

– Это про нас, Баунти.

– Ты ведь понятия не имеешь, о чем эта песня, – говорит Джейк, включая поворотник.

– О любви, все испанцы поют о любви. Микки, переведешь?

– Об измене.

– Что ж, измена – тоже любовь, нам подходит, правда? Ведь у кого-то есть парень.

Игнорируя Ника, Бэйли достает румяна и почти невесомо проводит кисточкой по моим щекам.

– Он поет о том, что у него есть жена, а у нее – парень. Он разрывается между верностью жене и счастьем с любовницей. Хочет все прекратить и не хочет изменять, несмотря на сильное желание и притяжение.

– У тебя какой-то неправильный перевод, – отмахивается от меня Ник.

– Эступидо, – выдыхает Джейк на испанском, и я нахожу в себе силы слабо улыбнуться, потому что это переводится как «безмозглый».

Мы подъезжаем к трейлер-парку, мама сидит на ступенях у двери, но, заметив машину, подскакивает. Внутренности обжигает стыд за то, что я заставила ее волноваться.

– Так вот как выглядит твое детство, – говорит Ник, осматриваясь, и я понимаю, что он в курсе прошлого Джейка. – По рассказам звучало мрачнее.

Бэйли показывает мне большие пальцы, молча говоря, что я выгляжу сносно. Сделав глубокий вдох, я выхожу из машины на ватных ногах, мама подбегает и крепко обнимает меня.

– Я так волновалась! – говорит она и, чмокнув в лоб, отстраняется. – От тебя пахнет алкоголем.

– Да, – нехотя признаюсь я. – Мы немного выпили.

Преуменьшение года. Немного выпила, немного призналась в любви Оливеру, немного потеряла лучшего друга, немного лишилась девственности.

Джейк, Бэйли и Ник выстроились в ряд вдоль машины, явно готовые к тому, чтобы оправдать меня перед мамой. Но я знаю, что она не будет ругаться, а утром тяжело вздохнет, посмотрит на меня с разочарованием и попросит больше никогда так не делать.

– Она правда выпила совсем немного шампанского в честь дня рождения, – говорит Джейк. – Просто сделала это на голодный желудок.

– Спасибо, что довезли ее, ребята, – устало говорит мама, поглаживая меня по спине. – Джейк, если выпил, не садись за руль, я вызову вам такси.

– Я не пил, честно, – он вскидывает ладони.

Ребятам пора ехать, но никто не двигается с места. Джейк смотрит на меня пристально и с таким сочувствием, что мне хочется исчезнуть, испариться, лишь бы не видеть этого.

– А можно попросить у вас воды? – спрашивает Ник.

– Да, мне тоже очень хочется пить, – поддакивает Бэйли.

Мама, конечно же, соглашается и провожает ребят в трейлер, а мы с Джейком остаемся одни на том самом месте, с которого начинался этот день. Это словно было в другой жизни.

В секунду сократив расстояние между нами, Джейк обхватывает меня за плечи и прижимает к себе. И в это самое мгновение я чувствую себя слабее, чем когда-либо. Это плохо, потому что грудь уже режет истерика, и она вот-вот вырвется наружу. Я хочу не просто плакать, мне хочется кричать навзрыд до тех пор, пока не сядет голос и не заболит горло. Этим я точно напугаю маму.

Стиснув зубы, я упираюсь ладонями в грудь Джейка и отстраняюсь.

– Только не говори сейчас ничего о том, что произошло, ладно? – молю я шепотом. – Я в порядке.

Мой голос срывается, и Элфорд снова делает шаг ко мне, но я отстраняюсь. Не потому, что не хочу этого, а потому, что сломаюсь в его руках.

– Мне лучше пойти домой. – Попятившись, я взмахиваю рукой на прощание, как полная идиотка, и выдаю улыбку дрожащими губами. – Спасибо за то, что подвез и… Спасибо.

Несмотря на то, что мы на открытом воздухе, мне начинает казаться, что я задыхаюсь под сочувствующим взглядом Джейка, поэтому скрываюсь от него в трейлере, как от назойливого репортера.

Ребята уезжают, а мама, наблюдая за мной, не произносит ни слова. Чувство вины и стыда обжигают каждую клеточку тела. У меня начинается паранойя, а что, если мама догадывается о произошедшем? От этих мыслей все мои движения становятся топорными.

– Сходи в душ, поешь и ложись спать, – говорит она, доставая из комода майку и пижамные штаны. – В школу завтра сможешь пойти?

– Думаю, что лучше отлежусь.

Мама кивает. Не ругает и не кричит, и от этого почему-то лишь тяжелее.