Последняя глава (Книга 1)
Шрифт:
– Между прочим, - сказала вдруг Джин, - лорд Саксенден говорит, что вам от него что-то нужно.
– Да?
– Что именно? Я заставлю его это сделать.
Динни улыбнулась.
– Как?
Джин бросила на нее взгляд из-под ресниц.
– Да очень просто. Чего вы от него хотите?
– Я хочу, чтобы моего брата вернули в полк или - еще лучше - дали ему какую-нибудь должность. У него неприятности из-за боливийской экспедиции профессора Халлорсена.
– Этого высокого? Поэтому его сюда и пригласили?
Динни показалось, что ее просто раздевают
– Откровенно говоря, да.
– Что ж, он довольно красивый.
– Это говорит и ваш брат.
– Алан - человек благородный. Он ведь просто бредит вами.
– Он мне и это уже сказал.
– Наивное дитя. Но, говоря серьезно, взяться мне за лорда Саксендена?
– Зачем вам беспокоиться?
– Люблю совать нос в чужие дела. Дайте мне только волю, и я принесу вам это назначение на блюдечке.
– Мне сообщили из вполне достоверных источников, - сказала Динни, - что лорду Саксендену палец в рот не клади.
Джин потянулась.
– Ваш брат Хьюберт похож на вас?
– Ничуть; у него темные волосы и карие глаза.
– Знаете, наши семьи когда-то были в родстве. Вас интересует проблема наследственности? Я развожу эрдель-терьеров и не очень-то верю во всякие теории о передаче наследственности только по мужской или только по женской линии. Свойства передаются как через самцов, так и через самок, в любой точке родословной.
– Возможно; но если лица моего отца и брата покрыть паутиной, они будут точной копией портрета самого дальнего из наших предков.
– А у нас есть портрет одной из Фицгербертов, которая вышла замуж за Тасборо в тысяча пятьсот сорок седьмом году, - она вылитая я, если не считать рюша; у меня даже руки как у нее.
Девушка протянула Динни свои длинные бронзовые руки, чуть скрючив пальцы.
– Какая-нибудь наследственная черта, - продолжала она, - может сказаться через несколько поколений. Это страшно интересно. Хотела бы я посмотреть на вашего брата, если он так на вас не похож.
Динни улыбнулась.
– Я попрошу его приехать за мной на машине из Кондафорда. Может, вы тогда решите, что он не стоит ваших хлопот.
Тут в гостиную вошли мужчины,
– У них такой вид, - шепнула Динни, - будто они задают себе вопрос: "Хочу ли я посидеть рядом с особой женского пола, и если да, то зачем?" У мужчин после обеда очень смешной вид!
Молчание нарушил голос сэра Лоренса:
– Саксенден, Помещик, - партию в бридж?
При этих словах тетя Уилмет и леди Генриетта привычно поднялись с дивана, на котором тихонько о чемто спорили, и перешли туда, где им предстояло провести остаток вечера; за ними двинулись лорд Саксенден и Помещик.
– Вам не кажется, что страсть к бриджу растет, как дикое мясо? сказала с гримасой Джин Тасборо.
– Кто еще?
– спросил сэр Лоренс.
– Адриан? Нет. Профессор?
– Пожалуй, нет, сэр Лоренс.
– Флер, тогда мы с тобой против Эм и Чарлза. Идемте и поскорее с этим покончим.
– Не думаю, чтобы дикое мясо росло на дяде Лоренсе, - сказала вполголоса Динни.
– А! Профессор! Вы знакомы с Джин Тасборо?
Халлорсен
поклонился.– Вечер сегодня необыкновенный, - послышался голос молодого Тасборо. Не пойти ли нам погулять?
– Майкл, - сказала, поднимаясь, Динни, - мы пошли гулять.
Вечер и в самом деле был необыкновенный. Листья каменных дубов и вязов неподвижно повисли в воздухе. Звезды горели как алмазы. Роса еще не выпала. В темноте трудно было различить окраску цветов. Редкие звуки нарушали тишину - дальний крик совы где-то у реки, жужжание майского жука. Было совсем тепло, и сквозь подстриженные кипарисы смутно белел освещенный дом. Динни с моряком шли впереди.
– Сегодня такая ночь, - сказал он, - когда можно заглянуть в тайны мироздания. Отец мой - славный старик, но его проповеди могут убить всякую веру. А вы еще верите?
– В бога?
– спросила Динни.
– Пожалуй, хоть ничего в этом и не понимаю.
– А вы не находите, что думать о боге можно только, когда ты один, под открытым небом?
– Я испытывала какое-то волнение и в церкви.
– Одного волнения мало, - надо постичь бесконечное созидание в бесконечности миров. Вечное движение и в то же время вечный покой... А этот американец, кажется, славный малый.
– Вы говорили с ним о братских чувствах наших народов?
– Нет, о чувствах я хочу говорить с вами. При королеве Анне у нас был общий пра-пра-пра-пра-прадед; у нас сохранился его портрет, - сущее страшилище в парике. Так что мы с вами родня... и, значит, должны любить друг друга.
– Вот как? Родство проявляется по-разному. Нет ссоры хуже, чем в своей семье.
– Вы это о нас и американцах?
Динни кивнула.
– И все-таки, - сказал моряк, - я твердо знаю, что в любой потасовке предпочту драться плечом к плечу с американцем, а не с кем-нибудь другим. Да, пожалуй, мы все так думаем на флоте.
– Это потому, что у нас с ними общий язык?
– Нет. У нас есть что-то общее в закваске и во взглядах на жизнь.
– Да, если речь идет об американцах английского происхождения.
– Только такие и принимаются в расчет, особенно если сюда добавить выходцев из Голландии и Скандинавии, вроде этого Халлорсена. Мы и сами в большинстве вышли оттуда.
– Почему бы не добавить сюда и выходцев из Германии?
– В какой-то мере, да. Но посмотрите на форму их головы. В общем и целом немцы скорее жители Центральной и Восточной Европы.
– Ну, об этом вам лучше поговорить с дядей Адрианом.
– Это тот высокий, с козлиной бородкой? Мне нравится его лицо.
– Он у нас прелесть, - сказала Динни.
– Но остальные куда-то запропали, и у меня промокли ноги.
– Минутку. Я говорил за ужином совершенно серьезно. Вы действительно мой идеал, и, я надеюсь, вы позволите мне его добиваться.
Динни сделала реверанс.
– Мой юный рыцарь, вы очень любезны. Но я должна вам напомнить, сказала она с легким смущением, - что у вас такая благородная профессия...
– Неужели вы никогда не бываете серьезной?
– Редко, особенно когда падает роса. Он схватил ее за руку.