Последняя грань

Но однажды все изменилось. Однажды, зимней ночью, когда мы уже собирались ложиться, в дверь постучали. Я не слышала шума машины, сегодня был не четверг, а потому посчитала за право спуститься и хотя бы одним глазком посмотреть, кто здесь.

Неужели наша безопасная территория, расположившаяся вдали от линии огня, перестала быть таковой? Эти мысли пугали, а потому я всеми силами старалась отогнать их подальше.

Когда Бача, скрепя замком, отпер дверь, так и не дождавшись ответа на вопрос «кто там?», пришедший предстал перед нами во всей красе. И, разумеется, был узнан.

Эдвард с каменным лицом, вымокшими от снега волосами и крепко сжатыми губами, не разуваясь, прошествовал со мной наверх. Сдержал даже свое негодование по поводу того, что я была среди тех, кто его встретил.

И только в спальне, когда удостоверился, что заперта дверь и любопытные уши разбрелись по дому, снял плащ. Рубашка под ним почти полностью пропиталась кровью.

«Царапины, - прошептал он, оглянувшись на меня через плечо, - поможешь?»

У Бачи нашлись и бинты, и спирт, и даже свежая рубашка. Сказалось то, что окрепли их отношения с прошлого года, а может то, что Эдвард впервые не выглядел властным и кровожадным, но он радушно все это одолжил не задавая вопросов.

– Кто тебя так?

– Защитники Аллаха, - он невесело усмехается, прикусив губу, когда я прикасаюсь ватой к ранам, исполосовавшим всю спину.

– Обругал веру?

– Позарился на святое. На Лидера, - мой Султан тихонько стонет, когда по разодранной коже медленно растекается прозрачный спирт.

– От базы до нас сто шестьдесят километров.

– Я знал, к кому еду.

Больше я не спрашиваю ничего. Не могу сдержать себя. Нагибаюсь и легонько, так, чтобы при желании списал на слабость, целую его волосы. Впервые после побега от Алека и Адиля мне больно за кого-то. Впервые после смерти Нурии я вообще… чувствую что-то.

– Я сам себя не перебинтую, - он пытается перевести все в шутку, но голос дрожит. Впервые у Эдварда при мне дрожит голос.

– Я тебя перебинтую, - улыбаюсь, осторожно прочертив пальцем линию по его плечу, - не волнуйся.

Этой ночью полковник впервые спит со мной по-настоящему. Прижав к себе, как любимую игрушку, он спокойно, ровно дышит, окончательно расслабившись. Никогда не видела его таким безмятежным и спокойным. Как ребенок…

И самое удивительное, что мне доставляет истинное удовольствие поправлять его одеяло, когда оно сползает и обнимать его в ответ, когда он неодобрительно хмурится на исчезновение моих рук.

Неожиданное и очень новое чувство. И настолько же приятное.

Следующим утром, когда просыпаюсь, единственное, чего боюсь, не найти Султана в постели. Но он как был здесь, так и есть. Только уже не спит. Уже сидит и с легкой улыбкой наблюдает за мной. Голубые глаза наполнены наслаждением. От хорошей ночи?..

– В твоей жизни когда-нибудь что-нибудь шло не по плану?

– Постоянно.

– А в моей – никогда.

Это откровение. Я обращаюсь во внимание. Подмечаю каждую эмоцию его лица.

– Той ночью… этот клуб… - тяжело вздохнув и с виновато-задумчивым выражением лица сжав пальцами мою ладонь, признается Эдвард, - это было минутное желание, чертова слабость… я не хотел ничего, кроме того, что у нас было. Я и приехал-то за этим туда…

Хмурится. Смущенно – впервые вижу на его щеках румянец.

– У меня тоже. Слабость…

– Тоже?

Изгибает бровь. Не верит.

– Той ночью умер мой отец. Я должна была вернуться в постель и, как достойная дочь, скорбеть о нем сорок дней. А я напилась водки и дала незнакомцу соблазнить меня.

– Интересный расклад.

– Мне тоже так кажется.

Неловко пожимаю плечами, опустив взгляд. Почему-то чувствую смущение.

– Я не думала, что ты так быстро… уйдешь.

– Белла, я уже сказал, это все не планировалось как отношения.

– И все равно…

Как же тяжело даются слова. Они будто каменные – неподъемные. Больно царапают горло.

То, что я не смотрю на него, Эдварду не нравится. Длинные пальцы осторожно поглаживают мое запястье.

– Я заслужу твое прощение, - он тяжело вздыхает. Очень тяжело. Вымученно.

Слышать такую фразу от него – невероятно. Я пытаюсь понять, не ослышались ли.

– Зачем?

Краешком губ он улыбается. А потом кивает на свою спину.

И я понимаю.

– Как ты оказалась здесь?
– следующий его вопрос. Вызван и интересом, и тем, что не хочется посвящать уверению в собственной слабости много времени. Признал – и будет.

– Сбежала.
– Это наш первый разговор на такие темы за все время...

– От прошлого?

– Да. И от тебя.

Я ещё раз удивляю его. Снова.

– Все так серьезно?..

– Ага - за этот ответ я чувствую себя виноватой.

Двумя пальцами, осторожно, Эдвард приподнимает мое лицо. Просит на себя посмотреть.

– Я думал, что сошел с ума, когда ты жалась ко мне в такси.

– Все было так страшно? – нервно хихикаю, кривляя его тогдашние слова, но в тайне надеясь, что дела не настолько плохи.

– Куда страшнее. Я впервые в жизни не отвечал за то, что делаю. Раз – да. Но три… и то, что у тебя никого не было…

Теперь смотрю на него без робости и стыда. Скорее – с интересом.