Последняя из рода Тюдор

– Его светлость примет вас в парадном зале, – объявляет он.

Мы с Мэри следуем за ним по лестнице и, когда он распахивает двойные двери, попадаем в ярко освещенную комнату. Меня тут же ослепляет свет множества свечей и огонь в камине, и я не сразу понимаю, что в зале полно самых влиятельных людей королевства с их бесчисленной свитой. Их окружает мерцание роскоши: блики света на драгоценных камнях, которыми расшиты их шляпы и украшены золотые цепи, развешанные по выпуклым, как у толстых гусей, животам. Я узнаю с полдюжины лиц. Болезненного мужа моей сестры среди этих людей не было, но его отец, Уильям Герберт, был тут. Его новый родственник по линии жены, Уильям Парр, маркиз Нортгемптон, тоже был рядом с ним. Франциск Гастингс и Генри Фиц-Алан увлеченно о чем-то говорят, но умолкают, как только видят нас.

Когда мы входим, во всей зале повисает внезапная тишина, и мой свекр Джон Дадли кивает Мэри, как будто благодарит ее за службу. Затем они все, один за другим, в полном молчании снимают свои головные уборы. Я оглядываюсь, ища глазами короля, который, должно быть, незаметно вошел следом за нами. Или это принцесса Мария? Но тут Джон Дадли, герцог Нортумберленд, самый влиятельный член Совета, срывает с головы свою расшитую жемчугом шляпу и низко мне кланяется.

– Король мертв, – провозглашает он. – Да помилует Господь его бессмертную душу. Он назвал вас своей наследницей. Теперь вы – королева. Да хранит Господь королеву!

Я смотрю на него и по глупости своей думаю, что мне все это снится: и вечернее плавание по реке, и молчаливый дом в конце долгого путешествия, и холодный очаг, и то, как смотрели на меня эти влиятельные люди. Казалось, они думали, что я знаю, что делать с этим титулом, который мне был присужден в результате измены и заговора.

– Что? – это единственное, что я могу произнести. – Что?

– Вы теперь королева, – повторяет Джон Дадли и осматривает комнату. – Боже, храни королеву!

– Боже, храни королеву! – отзывается ревом зал.

И лица вдруг налились багрянцем, будто от того, как широко они разевают рты и как громко они кричат, их слова могут превратиться в правду.

– Что? – снова переспрашиваю я. Мне по-прежнему кажется, что я вот-вот проснусь и тогда все происходящее превратится в простую шутку. Я окажусь в своей кровати в Челси и, может быть, расскажу о своем сне Гилфорду, и он над ним посмеется вместе со мной.

– Приведите мою жену, – тихо говорит Джон Дадли слуге у дверей, и все мы замираем в неловком молчании.

Никто не решается посмотреть мне в глаза, но тем не менее я знаю, что все глаза сейчас на мне. Я никак не могу понять, чего они от меня ждут. Мне на ум пришла лишь короткая молитва: «Отец Небесный, дай мне знак, как мне быть? Что делать? Пошли мне знак!»

Затем в дверях появляется моя свекровь, а вместе с ней моя мать. Это должно было меня успокоить, но то, что я увидела двух непримиримых врагов внезапно объединившимися, испугало меня еще сильнее. Следом за ними входит Елизавета Парр, встает рядом с мужем, маркизом Нортгэмптон, и на лице ее застывает восторженное, но жесткое выражение.

Мать подходит и берет мои холодные руки в свои жесткие пальцы.

– Джейн, король, мой кузен, умер, – громко провозгласила она, как будто таким образом объявляла всем присутствовавшим о своих правах крови.

– Эдуард умер?

– Да, и он назвал тебя следующей королевой. – И она не в силах остановить следующие слова: – Минуя мое право.

– Бедный Эдуард! Ох, Эдуард! – вырывается у меня. – Он не мучился? Это из-за болезни? С ним был духовник?

– Это не имеет значения, – перебивает меня свекровь, не желая тратить времени на такие мелочи, как разговоры о бессмертной душе моего кузена. – Главное – он назвал тебя следующей королевой.

Я вглядываюсь в ее решительное лицо.

– Этого не может быть, – просто говорю я.

– Но ты королева, – повторяет мать. – В самом конце своих дней он выбрал нас. Ты унаследовала корону благодаря моей крови.

– А как же принцесса Мария?

– Она признана незаконнорожденной своим собственным отцом в завещании, к тому же мы никогда не признаем королеву-католичку, – встревает леди Дадли. – Никогда не примем, – добавляет меня.

– А принцесса Елизавета? – уже шепчу я.

На этот раз мне даже никто не отвечает. И я опускаю упоминание о Марии, королеве Шотландии, потому что ее претензии на корону не более обоснованны, чем наши.

– Я не могу принять титул, – шепчу я леди Дадли, одновременно с надеждой осматривая полный людей зал. – Нет, я действительно не могу.

– Ты должна.

Один за другим советники опускаются на колени, пока все не оказываются на уровне моего плеча, и мне начинает казаться, что меня окружили гномы, которые от меня чего-то хотят.

– Не надо, – жалобно произношу я. – Милорды, умоляю вас, не надо!

Я чувствую, как по моим щекам бегут слезы. Я оплакиваю кузена, который умер таким молодым, себя, пойманную в одиночестве здесь, в этой огромной зале, наполненной этими страшными людьми, вставшими на колени, и этими женщинами, которые не желали мне помочь.

– Не надо! Я не могу этого сделать!

Но эти люди не слышат меня, словно я не произношу ни слова, они не замечают моих протестов и начинают приближаться ко мне, по-прежнему стоя на коленях. Теперь происходящее превращается в настоящий ночной кошмар. А потом они поднимаются и подходят друг за другом, чтобы поклониться и поцеловать мою руку. Я стараюсь отдернуть руки, но моя мать одной рукой обнимает меня за спину, а другой сжимает мое предплечье. Леди Дадли держит обе мои руки вытянутыми вперед, чтобы эти странные люди могли подойти и прижаться губами к моим сжатым кулакам. Я душу всхлипы, но не могу сдержать слезы, которые продолжают течь по моему лицу. Этого никто не замечает, во всяком случае вслух.

– Я не могу, – продолжаю повторять я. – Наследницей короны должна стать принцесса Мария, а не я!

Я извиваюсь, пытаясь вырваться из цепких рук. Мне кажется, что они сейчас поволокут меня на плаху. Я уже отреклась от своей кузины Марии, когда оскорбила ее веру. Больше я не смею этого делать. Лишив же ее короны, я совершу государственную измену, а это преступление карается смертью. Я никогда не пойду на это. Я не стану этого делать!

Вдруг двери парадного зала распахиваются и в них появляются отец и Гилфорд.

– Отец! – кричу я, радуясь ему, как спасителю. – Скажи им, что мне нельзя быть королевой!

Он подходит ко мне, и я испытываю сильнейшее облегчение, как ребенок, обретший защиту. Он непременно избавит меня от этих страданий, он объяснит им, что они хотят от меня невозможного.

Однако он тоже низко склоняется предо мной, так низко, как никогда не кланялся ранее, а затем произносит самым жестким тоном:

– Джейн, ты была названа королевой нашим возлюбленным покойным королем. Он был в своем праве выбрать тебя, и твой долг – принять это. Это не только твой долг, но и возложенное на тебя Всевышним призвание.