Последняя из рода Тюдор

– Мне подумалось, что вам захочется примерить корону, – говорит он с беззубой улыбкой. – Примерьте же!

– Я ее не хочу! – восклицаю я с неожиданным для меня отвращением. Это корона Эдуарда, и я ни мгновение не сомневаюсь в том, что она должна принадлежать принцессе Марии. – Я ее не хочу!

– Я надену ее, – внезапно вмешивается Гилфорд. – Дайте ее мне. Я ее примерю.

– Мы предложим вам другую, большую по размеру, – говорит маркиз, улыбаясь моему мужу. – Эта будет вам мала. Ее надевала Анна Болейн на свою коронацию.

Подобные вещи не могут не нести на себе проклятья! Последняя королева, головы которой касалась эта корона, была мертва в течение трех лет со дня коронации.

Я беру Гилфорда под руку и оттягиваю его в сторону от открытой шкатулки с золотой короной, усыпанной драгоценными камнями.

– Тебя не будут короновать, – тихо говорю ему я. – Это возможно, только если об этом попросит парламент и я решу сделать тебе подобный дар. Не тебя именовали избранным наследником Эдуарда, а меня. Если мне придется стать королевой, то ты просто будешь моим мужем, а не королем.

– Гилфорд – король-консорт, – перебивает меня его мать, подходя к нам сзади. – И он будет коронован и займет свое место рядом с тобой.

– Нет. – Мне самым странным образом кажется, что коронование Гилфорда будет еще худшим грехом, чем узурпация короны с моей стороны. Я хотя бы Тюдор и по праву занимаю место в списке наследников короны. А моя семья была упомянута в завещании короля Генриха. Гилфорд же – внук мытаря, к тому же казненного за государственную измену. Он не может занять трон, сама мысль об этом смехотворна. Да это будет оскорблением королевской крови!

– Меня выбрал сам король, по праву, данному мне матерью. А если вы коронуете Гилфорда, всем станет ясно, что мы действуем не по королевской воле, а по собственному греховному умыслу. Мой кузен был помазан на правление, и я получила свое право из его рук. Я Тюдор по крови и королева. А Гилфорд – всего лишь Дадли.

– Мы еще покажем, что Дадли – величайшая из семей в этом королевстве! И что мой муж – делатель королей! – резко набрасывается на меня его мать. – Мы сделали тебя королевой и сделаем Гилфорда королем!

– Вот уж нет! Это я передала свое право наследия Джейн! – подает голос моя мать и быстро подходит ко мне. – Поэтому трон принадлежит Джейн, а не твоему сыну!

– Смотри, что ты натворила! – яростно шепчет мне Гилфорд. – Какая же ты дура! Я твой муж! Как ты можешь не хотеть меня короновать? Я твой повелитель, ты поклялась подчиняться мне! Так как я могу не быть королем, если ты королева? А теперь посмотри только! Ты расстроила мою мать.

– Но я ничего не могу с этим поделать! Я молилась об этом, Гилфорд. Господь поставил меня на это ответственное дело. Я не хочу этого, но вижу, что Он наделил меня этим призванием, чтобы испытать мою веру. Но тебя Он не призывал. У тебя нет этого призвания. Ты не наследник короны. Наследница только я.

Он побелел от ярости, но не нашелся с ответом.

– Непокорная жена! – наконец бросает он. – Это немыслимо! Само по себе это уже измена! Не говоря уже обо всем остальном!

– Не произноси этого слова! – шипит ему его мать, перед тем как он разворачивается и бросается из комнаты прочь. Она сверлит его спину гневным взглядом и бежит за ним следом.

Меня трясет от возмущения и напряжения, а открытая шкатулка с короной Анны Болейн так и стоит на столе между мной и моей сестрой, смотрящей на меня во все глаза.

Маркиз Винчестер, положивший начало всей этой перебранке своим глупым обещанием короны для Гилфорда, поворачивается к моему дядюшке, Генри Фиц-Алану и Вильяму Герберту, свекру Катерины, и вопросительно смотрит на них, словно бы недоумевая, как может семья, внутри которой нет согласия, управлять целым королевством.

– А я думал, что обо всем этом было условлено, – хитро замечает он.

– А все и условлено, – быстро отвечает свекор Катерины.

Ему совершенно не нужны проблемы, потому что он тоже участвовал в этом заговоре. Стоящий рядом с ним сын кивает, как будто понимает, о чем идет речь.

– Я ни с кем не договаривалась, – объявляю я.

Внезапно я ощущаю, как Господь простирает надо мной свою длань. Внезапно я понимаю, что мне делать. Я не глупа и прекрасно понимаю, как здесь обстоят дела. Страх прошел, и я снова обретаю ясность ума.

– Я приму корону, раз того желает Господь, а я могу исполнить Его волю. Но у Гилфорда нет этого предназначения. Это не его судьба. Это я наследую корону короля Эдуарда, да благословит Господь его душу, а Гилфорд, мой муж, может лишь просто быть рядом со мной.

Я ощущаю, что Катерина, моя сестра, подошла ко мне ближе, как будто желала заявить, что она моя наследница, что мы – сестры королевской крови. Мы не глупы и не позволим, чтобы нас разыгрывали, как пешки. Мой муж не станет королем, как не станет им муж моей сестры.

– Но ему придется дать титул, – задумчиво произносит свекор Катерины. – Королевский титул. Ведь все-таки он…

Он не заканчивает фразы, но мы все понимаем, что он хотел сказать. Все-таки герцог Нортумберленд не стал бы так усердно трудиться только ради того, чтобы возвести на трон дочь Генри Грея. Кому вообще до меня есть дело? Разве они не будут искать выгоды от моего восшествия на престол? Так что Гилфорду придется дать титул, чтобы расплатиться с его семьей. Как сказано: «Не заграждай рта волу, когда он молотит» [7] , а Дадли – весьма прожорливые звери.

7

Второзаконие, 25:4.

– Я сделаю его герцогом, – предложила я. – Это достойный титул для монаршей особы. Пусть он будет герцогом Кларенсом.

Предыдущий герцог Кларенс был утоплен в бочке с мальвазией, в собственном дворце, за его неслыханную самонадеянность и амбиции. И если кто-либо увидит между ними сходство, меня это беспокоить не будет.

Мы ночуем с Катериной в королевской постели, и одна из моих фрейлин спит рядом с нами на приставной кровати. Шелковые простыни были согреты золотой грелкой, а матрас проколот кинжалом, на тот случай, если там спрятался злоумышленник. Гилфорд ко мне не приходит, а утром я испытываю сильнейшую боль в животе и, проснувшись, понимаю, что ко мне вернулось женское недомогание. У меня шла кровь.

Катерина вскакивает с кровати и сдергивает одеяла.

– Какая мерзость! – восклицает она. – Зачем ты это сделала? Разве ты не знала, что близится день твоего недомогания?

– Нет, – говорю я. – У меня оно наступает каждый раз по-разному. Откуда мне было знать, что оно начнется прямо теперь?

– Худшего времени и места для этого ты бы выбрать не смогла.

– Да ничего я не выбирала!

И, разумеется, ничего подобного раньше не случалось в покоях короля: потому что в этих комнатах и в этой кровати еще не было королевы. Все королевы жили на своей половине.