Последняя из рода. Скованные судьбой

Талила фыркнула. Это имя было чем-то новым для нее.

— Мне плевать. Я буду ходить лишь в рубашке, если придется, — отмахнулась от их причитаний и услышала за ширмой недовольное бормотание самураев.

За ее отказом последовала суета и беготня. Служанки, всхлипывая, покинули спальню, с ними ушло несколько мужчин, на смену которым пришли другие. Талила, накинув на плечи купальный халат, застыла подле бадьи с водой. Она простоит до вечера, до ночи, если потребуется.

Но не потребовалось.

Когда те две служанки не вернулись, а пришли новые, что-то все же сжалось и екнуло у нее в груди.

Мелькнула мысль: пусть девушек наказали, но не убили. Пусть они живы.

Новые служанки принесли ей кимоно, которое ей и полагалось носить. Одежду замужней женщины. И Талила надела его, и позволила расчесать и уложить волосы в замысловатую прическу. Она не задала ни единого вопроса, не видела смысла и сама знала, к чему должны привести эти приготовления.

Омовение, новое кимоно, изящная прическа.

Любопытно, что Император так быстро согласился на ее условие. Так сильно ему не терпелось завладеть ею?.. Она ожидала, что он будет сопротивляться, но он сдался. Вероятно, намеревался отыграться на ней позднее, ночью. Отыграться за все, что она сотворила сегодня.

Ей принесли ужин, и Талила заставила себя съесть все до последней крошки. Ей понадобятся силы.

Очень много сил.

Она сидела перед низким столом и игнорировала взгляды, которые на нее бросали поочередно то служанки, то самураи. Снаружи медленно сгущались сумерки. Отмеренное ей время заканчивалось.

Ожидание всегда было для Талилы тяжелейшим испытанием, но не сегодня. Сегодня ожидание ее не выматывало, наоборот. Она смотрела на раздвижные двери, собранная и сосредоточенная, и раз за разом прокручивала в голове картинку того, что она намеревалась сделать.

Пальцы, в которых она держала палочки за ужином, слегка подрагивали, и Талила не пыталась подавить волнение, уверенная в том, что самураи не обратят внимания, спишут на волнение иного толка.

На самом же деле ей не терпелось встретиться с Императором. Встретиться, чтобы уничтожить своими руками.

Звук его шагов Талила уловила, еще когда он был в начале длинного коридора. Уловила и резко подобралась, и почувствовала, как в голову ударила пьянящее предвкушение. Вскоре услышали своего господина и самураи. Служанки засуетились, принялись все убирать, затем, пятясь, поспешили покинуть комнату до того, как явится Император.

Талила неподвижно застыла ровно на том месте, на котором провела весь ужин.

Шаги все приближались и приближались. Затем распахнулись двери, самураи упали на колени, коснулись раскрытыми ладонями татами, и...

— Ну, здравствуй, Талила.

Услышала она ненавистный голос и облизала пересохшие губы.

Плавно Талила поднялась навстречу Императору. Не потому, что уважала и не смела сидеть в его присутствии.

Напротив.

Потому что клубившаяся в душе ненависть была столь сильна, что разрывала изнутри, и, выпрямившись в полный рост, надеялась Талила немного ослабить напряжение в груди. Император пришел не один. Его сопровождали самураи, она насчитала шестерых.

Так и тянуло дерзко спросить, останутся ли они до конца, станут ли смотреть на то, ради чего Император явился в ее покои? Талила крепко прикусила язычок. Она понимала, что своей покорностью не сможет усыпить ничью бдительность, все же слава о ней шагала далеко впереди нее самой. Но не стоило подливать масла в огонь и не стоило распалять там, где не было надобности.

Впрочем, Император уже смотрел на нее с прищуром, остановившись в трех шагах. Она никогда прежде не стояла к нему так близко. Никогда прежде не видела лица, не покрытого толстым слоем церемониальной, белой краски. Или пудры. Она не разбиралась.

Теперь же Талила смотрела словно в искаженное отражение собственного мужа. Так бывает, когда бросаешь в ровную гладь воды камень, и по поверхности расходятся круги, и ты перестаешь узнавать свое лицо — так сильно оно меняется.

Мамору и Император были похожи, но ей казалась настоящим святотатством даже мысленно сравнивать их. Но что-то общее скользило в разрезе глаз, в форме носа и губ... Но сходство было очень, очень поверхностным, почти призрачным.

Перед ней стоял ничтожнейший человек. И он ни в чем, ни в чем не мог сравниваться с ее мужем.

— Признаюсь, я долго ждал этого дня, — заговорил Император вновь, не дождавшись от нее ни звука.

Талила покосилась на самураев, что стояли по обе стороны от него, и дернула губами.

— Все могло сложиться иначе, — добавил он, заставив ее изогнуть бровь. — Ты знаешь, я даже благодарен своему ублюдочному братцу, что он схватил советника Горо. Уверен, тот в муках сдохнет еще до восхода солнца.

— Почему ты рад? — спросила она и не узнала свой голос.

Император усмехнулся.

— Непросто тебя разговорить. Быть может, брат затеял свою жалкую войну, чтобы ты с ним поговорила? Ничто тебя не интересует как восстания и битвы.

Талила сдержанно улыбнулась, сама не зная, что со стороны ее улыбка больше походила на оскал. Она на мгновение опустила взгляд, скользнув им по подолу нарядному кимоно, и задержалась на тяжелых кандалах на запястьях...

— Это советник Горо сказал, что лучше выдать тебя за бастарда.

Талила вскинула взгляд. Многое окончательно стало на свои места.

— Чтобы контролировать и его, и тебя. И чтобы родился сын, — теперь черед кривиться пришел Императору. — Ведь мое божественное семя не способна выдержать ни одна женщина.

У нее чуть глаза на лоб не вылезли, но Талила все же сдержалась. Вот, значит, что говорили во Дворце. Божественное семя...

Она бы расхохоталась, но не могла себе позволить и крепко закусила изнутри щеки. Среди подданных ходили совсем другие выражения...

— Почему ты думаешь, что я смогу?.. — спросила она ровным голосом.

Император усмехнулся.

— В тебе есть магия огня. Ты сильнее прочих. Гораздо сильнее, и, не будь ты такой глупой женщиной, могла бы занять достойное место возле меня. Почти рядом, лишь на одну ступень ниже, — и он наградил ее выжидательным взглядом.

Талила растерялась вполне искренне, потому что готовилась к насилию и принуждению с первого мгновения их встречи, но все пошло не так, как она думала. Император решил действовать иначе, решил начать с ласки, а не с запугивания.