Последняя легенда
Шрифт:
Второй звонок Соболева с сообщением о том, что тревога оказалась ложной, раздался, когда Карпатский уже выехал. Несколько раз переспросив, уверен ли напарник, что опасности нет, он прижался к обочине, включил «аварийку» и пару минут просто сидел в темной тишине. Дышал и думал. Необходимости ехать на озеро больше не было, как и смысла возвращаться домой: теперь он точно не сможет уснуть в ближайшие несколько часов. Поэтому, отдышавшись и взяв себя в руки, Карпатский все же поехал в гостиницу. Как минимум одна причина наведаться туда у него имелась.
Как и всегда в это время, дверь главного входа
– Привет, – удивленно протянула Диана, открыв ему дверь, и отступила на пару шагов, чтобы он смог войти. На лице ее читались растерянность и даже некоторая настороженность, словно она не понимала, что его сюда привело, и боялась услышать какую-то страшную причину.
– Привет, – эхом отозвался Карпатский, улыбаясь и всем своим видом стараясь дать понять, что все хорошо. – Как ты?
Диана слегка дернула плечом, держась все еще немного напряженно.
– В порядке. Все ведь разрешилось. Это были просто бестолковые подростки, считавшие, что участвуют в каком-то прикольном флешмобе. Соболев тебе разве не сказал?
В ее голосе почудились странные нотки, словно Диана чувствовала себя неловко оттого, что он приехал зря.
– Сказал, – заверил Карпатский. – Но я решил все равно приехать, убедиться, что с тобой все хорошо, услышать это от тебя.
– Ты мог просто позвонить…
– Мог. Но я хотел тебя увидеть. А еще… вот…
Не особо изящным движением он извлек из-за спины небольшой букет, который прятал все это время. Только тогда Диана окончательно расслабилась и расплылась в счастливой улыбке. У нее даже глаза загорелись. Карпатский до сих пор не понимал, как это работает, почему цветы, собранные вместе и перевязанные лентой, так действуют на женщин. Оставалось только радоваться, что это все-таки работает, поскольку другого способа сгладить впечатление от утренней сцены он не знал.
Впрочем, самому себе врать не стоило: все он знал, просто по-прежнему был не готов.
– Где ты их взял в такое время? – спросила Диана, наклоняясь и тычась носом в мелкие бутоны кустистых роз.
– В круглосуточном магазине. Пришлось сделать приличный крюк, поэтому я так долго ехал, но когда Соболев сказал, что все разрешилось, я уже не торопился. Знал ведь, что ты будешь бодрствовать до утра.
– Спасибо! – Она шагнула к нему, приподнялась на носочках и поцеловала в губы.
Можно было смело предположить, что его извинения приняты, но Карпатскому хотелось расставить все точки над «i»:
– Прости мое поведение утром. Я не хотел… обидеть тебя. Ты мне очень дорога, просто… Для меня все слишком быстро.
– Понимаю, – с серьезным видом кивнула Диана. – И ты тоже прости. Я слишком рано завела этот разговор, сама не знаю, что на меня нашло… Ты голодный? Ресторан давно закрыт, но еда есть на кухне.
Столь резкая смена темы дала понять, что утреннее недоразумение исчерпано и о нем следует немедленно забыть… По крайней мере, на какое-то время.
– Да нет, я поел, спасибо, – отмахнулся Карпатский, берясь за ручку двери. – Я поеду…
Диана встревоженно нахмурилась.
– Куда ты поедешь? Второй час ночи! Зачем тебе мотаться? Оставайся. – Она вытащила из кармана жакета ключ-карту. – Вот, возьми и иди в мою
комнату. А я утром разбужу тебя, как только закончится моя смена, и тогда мы точно успеем позавтракать вместе.– Вообще-то завтра с утра я на полдня в отгуле, – признался Карпатский. – Так что торопиться мне некуда.
Она игриво улыбнулась, снова приникла к нему, на этот раз чтобы тихонько предложить:
– Тогда как ты смотришь на то, что я разбужу тебя сразу после смены и мы никуда не будем торопиться?
Ее тон говорил больше, чем слова, дразня и провоцируя предвкушать ранний подъем, несмотря на поздний час. Учитывая все обстоятельства, на Карпатского это не особо подействовало, но он решил не разочаровывать ее раньше времени. К тому же его полностью устраивала возможность остаться здесь на ночь. Мало ли что еще может случиться.
– Звучит многообещающе, – хмыкнул он, забирая у нее карту и теперь уже первым касаясь ее губ в легком, поверхностном поцелуе, таком же дразнящем, как и ее игривый тон.
Делать вид, что все в порядке, Карпатский умел, но сейчас с удивлением понял, что близость Дианы, ее прикосновения, голос и тонкий запах духов помогают не думать о том, для чего, собственно, на завтра взят отгул. Правда, как только это пришло ему в голову, он сразу почувствовал укол вины, а потому поторопился воспользоваться предложением Дианы и отправился в ее комнату, предварительно лично заперев замок входной двери.
Правда, уснуть ему все равно долго не удавалось. Впервые за одиннадцать лет он встречал годовщину гибели дочери в том самом месте, где ее не стало.
20 августа, пятница
г. Шелково, ночной клуб «Кактус»
Галка никогда не согласилась бы, если бы кто-то другой ей это сказал, и спорила бы с ним до хрипоты, но в действительности она была человеком привычки. Уже много лет она не изменяла ни черному цвету, ни своему образу в целом: яркий макияж, который принято называть готическим, короткие волосы, слегка вычурная одежда, скорее подчеркивающая несуразность угловатой фигуры, чем пытающаяся ее скрыть. Даже работа в бухгалтерии на серьезном предприятии не смогла изменить ее подход к внешнему виду. Впрочем, ее вторая работа такому образу как раз очень подходила: некоторое время назад Галка увлеклась гаданием и теперь продавала свои услуги в интернете за весьма неплохие деньги.
Еще одной привычкой, которой она не желала изменять, были походы в ночные клубы. Галка любила их атмосферу, любила музыку и танцы. Пока жила с родителями, она сбегала сюда от домашних скандалов, а теперь, переехав в съемную квартиру, приходила просто снять напряжение. Часто для нее не имел значения день недели, нужно ли утром идти на работу. Здесь она отдыхала душой и была готова пожертвовать ради такого отдыха парой-тройкой часов сна.
Ей никогда особо не требовалась компания. Она с удовольствием болтала со знакомыми барменами, пока сидела за стойкой, а в «Кактусе» она давно знала всех, играла на бильярде с такими же завсегдатаями, а танцевать и вовсе предпочитала одна. Тут уж ей никто не был нужен. Только музыка, отзывающийся дрожью в груди ритм и движение.