Последняя любовь гипнотизера
Шрифт:
Элен знала, что Патрик без труда увидит этот мед. Она тоже могла его представить. Потому что и сама впала в легкий транс. Такое случалось, когда дело шло особенно хорошо, и Элен такие мгновения всегда доставляли истинное наслаждение.
— Продолжай наблюдать за медом. Наблюдай, пока в твоем уме ничего другого не останется.
Элен немного помолчала, впитывая ощущение лба Патрика под ее ладонью, тепло его тела рядом с ее телом, и подумала: «Он отец моего ребенка. Он будет папочкой, а я — мамочкой».
Но возможно, она слишком романтично воспринимала всю концепцию отцовства.
— А теперь я хочу, чтобы ты сосредоточился на своих ногах. Представь, что
Она продолжала работать с медовой метафорой, подталкивая Патрика к тому, чтобы он расслабил все тело, погружая его в транс все глубже и глубже. И это был самый глубокий из всех трансов, каким только она его подвергала.
Элен ущипнула Патрика за руку, но он даже не шевельнулся. Спонтанная анестезия.
Если бы Патрик был ее обычным клиентом, сейчас было бы самое время дать ему постгипнотическое внушение. Если бы Элен имела дело с курильщиком, то сказала бы: «Каждый раз, когда ты откроешь пачку сигарет, тебя охватит невероятное чувство отвращения и тошноты». Если бы перед ней был обжора, она сказала бы: «Ты будешь есть медленно и осознанно, ровно столько, сколько необходимо твоему телу».
Но Патрик ведь не просил у нее помощи в решении какой-то конкретной проблемы. Он лишь хотел избавиться от напряжения. И как следует выспаться, вот и все.
Как гипнотерапевт, Элен ничего другого и не должна была знать.
Но как его возлюбленная она случайно узнала, что эти выходные грозили стать чрезвычайно напряженными.
Элен произнесла:
— В течение этих выходных ты будешь постоянно испытывать прекрасное ощущение расслабленности и хорошего настроения.
Ничего плохого в этом не было. Патрик все равно уже пребывал в отличном расположении духа.
Элен продолжила:
— Если что-то пойдет не так, если ты увидишь или услышишь что-то такое, что тебя расстроит или встревожит, прикосновение моей руки к твоему правому плечу — вот так — сразу же вызовет у тебя чувство глубокой расслабленности. — Она положила ладонь на его плечо. — Что бы ни подсунула тебе жизнь, ты с этим справишься. Если случится нечто непредвиденное, у тебя есть запас сил, чтобы с этим совладать, ты сделаешь то, что в глубине сердца считаешь правильным. Ты вспомнишь это внушение. А теперь на счет «три» ты выйдешь из транса и сразу же глубоко заснешь, и будешь спать всю ночь без снов, не пробуждаясь, а утром почувствуешь себя свежим и полным сил и энергии. Раз. Два. Три.
Дыхание Патрика изменилось, стало глубже, и он издал забавный звук, нечто среднее между фырканьем и храпом.
— Спасибо, — пробормотал он, поворачиваясь на бок и перекладывая вертикально одну из подушек, чтобы засунуть ее себе под голову. — Спасибо, милая.
И тут же заснул.
Элен тоже легла на бок, так, чтобы ее спина прижималась к спине Патрика.
Не перешла ли она только что границу в этическом смысле?
Флинн заявил бы, что она перешла ее уже тогда, когда впервые согласилась продемонстрировать Патрику что-либо из гипнотических техник.
Денни посмеялся бы и сказал, что вообще не верит, что существуют некие границы, которые можно нарушить. В конце концов, все взаимоотношения на этом и строятся: на попытках манипулировать другим человеком, чтобы добиться того, чего тебе хочется. «Все и каждый пытаются загипнотизировать своих партнеров, — как-то раз сказал Денни. — Мы просто умеем это делать лучше, чем обычный человек».
А что сама Элен об этом думала? Ну, вообще-то, она не верила, что действительно нарушила какую-то границу, но, возможно,
она уже почти коснулась запретной линии пальцами ног.Пальцами ног. Элен думала о Саскии. Теперь она готова была встретиться с ней лицом к лицу. Увидеть это умное, привлекательное лицо. Саския ведь не боялась пересечь любые границы в попытках вернуть Патрика.
Границы для того и существуют, чтобы их нарушать.
Так что, возможно, Элен просто-напросто делала то, что ей необходимо делать ради ее нерожденного еще ребенка. Она львица, защищающая своего львенка. Она мать, бросающаяся в горящий дом за своим малышом. А может быть, все это полная ерунда и она просто пытается найти рациональные объяснения чему-то, что, как она прекрасно понимала, было неправильным.
Ладно. Посмотрим. Она просто не станет такого повторять. И научит Патрика самогипнозу. Это правильное решение. Потому что в их новой привычке было нечто слегка… неприятное на вкус. Ей слишком уж это нравилось. Так что… в последний раз! Элен чувствовала себя как служка при алтаре, который обещает больше не мастурбировать.
Она наконец заснула, и ей снилась Дебора-превратившаяся-в-Саскию. Дебора сидела в кабинете Элен, в кресле для клиентов, скрестив ноги, окуная ложку в огромную чашку с медом. Она зачерпнула мед и подняла ложку высоко над головой, и длинная медовая нить падала в ее открытый рот.
А потом Дебора закрыла рот, посмотрела на Элен и медленно, чувственно облизнула липкие губы.
— Ты нарушила границу, — сказала она. — И сама это знаешь.
— Не надо капать медом на мое кресло, — быстро откликнулась Элен, стараясь скрыть охвативший ее стыд.
Когда мы вышли из самолета, я остановилась в дальнем углу терминала, рядом с огромной колонной, откуда наблюдала, как они ожидают свой багаж. Сама же оставалась незаметной.
Элен постоянно оглядывалась по сторонам, как если бы надеялась увидеть кого-нибудь знакомого. Патрик полностью сосредоточился на транспортере, прищурил глаза, все его тело напряглось, изготовилось схватить их вещи. Он всегда так выглядел, когда мы путешествовали. Как будто думал, что получение багажа — это нечто вроде теста на силу и ловкость, словно он должен схватить чемодан мгновенно, как только тот появится, и сразу поставить его на твердый пол. Меня это всегда смешило.
Гипнотизершу это тоже рассмешило. Я видела, как она улыбалась, когда Патрик внезапно ринулся вперед и разом схватил обе их сумки, и вид у него был как у хищника, поймавшего свою жертву.
Эту сумку я подарила ему на день рождения, в тот последний год, когда мы еще были вместе.
Забавно, оказывается, Элен принадлежит к тем людям, которые привязывают к ручке своей сумки ленточку, чтобы ее легче было заметить. Ее лента оказалась завязана в пышный голубой бант, весьма женственный и причудливый и в то же время такой разумный. Эта лента сосредоточила в себе все то, что я любила и ненавидела в ней.
Я наблюдала за тем, как они идут к стойке, где оформляют прокат автомобилей. Патрик нес обе сумки. Полагаю, он теперь проявляет особую заботу и учтивость, раз уж Элен беременна.
А я-то думала, что это мое изначальное женское право — пережить такой период хотя бы однажды, когда твой мужчина обращается с тобой как с принцессой, растирает тебе ступни по вечерам, прижимает ладонь к твоему животу, никогда не позволяет тебе поднимать что-нибудь очень тяжелое.
Но оказалось — нет.
Возможно, все это просто безумие. Но мне нравится эта идея. Хотя я слишком высока, чтобы со мной обращались как с принцессой.