Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо
Шрифт:
Бисли принужденно улыбнулся.
— Ты ведешь себя так, будто все еще влюблен. Если б я ей об этом рассказал, она немедленно вернулась бы к тебе.
— Она знает, что ей не к чему возвращаться. Не будем говорить об этом, Фрэнк, ничего ты не понимаешь. Мы больше не можем быть вместе, вот и все. Ты же знаешь, должно быть, сто тысяч подобных историй, когда люди, несмотря на любовь, расстаются и не могут снова сойтись… Фрэнк, вы оставите в покое Лоретту Флинн?
— Мы оставили ее в покое. Мы. Но не знаю, как они. Можешь ей сказать, чтоб она не болтала об этой истории и не поднимала
— Скажу. Выпьешь еще?
— Свари мне лучше кофе. Полчашки, но чтоб был кипящий и густой, как патока.
Я сварил ему кофе. Бисли выпил, не дожидаясь, пока он остынет.
— Майк; — сказал он, поставив чашку на стол, — надеюсь, ты не собираешься искать Галиндеса? Если тебе что-либо такое придет в голову, предупреди меня.
— А ты? Ты будешь его искать?
— У меня выхода нет. Знаешь, это одна из таких штук, которые делают под нажимом и лишь тогда, когда от этого не отвертишься. Насколько помню, ты не ответил на мой вопрос.
— Мне показалось, что спрашивал майор Бисли, которому на такие вопросы я не должен отвечать, не посоветовавшись с адвокатом.
— Не шути, Майк. Это я тебя спрашиваю, я, Фрэнк. Частным образом и по-дружески.
— Что ты сделаешь, если я отвечу, что собираюсь искать Галиндеса?
— Ты услышишь то же, что я сказал уже несколько раз: брось это дело.
— Ты знаешь больше, Фрэнк.
— Знаю. И только поэтому повторяю, чтоб ты бросил эту грязную историю. Забудь, что тебе вообще приходило в голову заниматься этим.
— Постараюсь, Фрэнк.
«Хорошо сел, — подумал Мерфи, приземляясь в Лантане. — Быстро, мягко, без единого скачка. Это смешно и грустно, что такой летчик, как я, слоняется без постоянной работы».
В Лантане его ждал Октавио де ла Маса. Они узнали друг друга немедленно, хоть никогда раньше не встречались. Де ла Маса приготовил сэндвичи, грейпфруты, бананы и несколько банок с фруктовыми соками. Он поспешно подошел, как только Мерфи вылез из кабины. Он был невысокий, щуплый, у него были маленькие нежные руки. В узких сжатых губах и в выступающем подбородке таилось нечто жестокое.
— Вы Джеральд Лестер Мерфи?
Мерфи снял зеленую перчатку.
— А вы Октавио де ла Маса?
Они пожали друг другу руки, кивнули.
— Все в порядке? Без вынужденных посадок? Как моторы? Что с пациентом? — Октавио говорил по-английски с певучим испанским акцентом.
Они заглянули в багажник. На трех ремнях висели носилки с телом, завернутым в белую простыню. Октавио быстро опустил крышку и проверил автоматический запор.
— Все правильно.
— Вы думаете, что он хорошо перенес путешествие? — спросил Мерфи.
— С виду будто бы…
— И вы думаете, что он еще жив? Может, откинем простыню и проверим…
Октавио замахал руками.
— Вы об этом не беспокойтесь, Мерфи. Получили груз — вот и летите с этой штукой, куда вам положено. Остальное — дело врачей. Вы медицину не изучали? Вот видите. Они-то хорошо знают, что надо сделать с больным и как его усыпить, чтобы он перенес такое путешествие.
— Деньги вы привезли?
— Пожалуйста, —
сказал Октавио и полез во внутренний карман летной куртки. — Можете не пересчитывать. Остальное получите на месте.«На месте… — подумал Мерфи. — Где же оно, это таинственное место? Ведь сказали, что об этом я узнаю в Лантане. Флорида наверняка не является целью это странного путешествия».
— Мы будем еще где-нибудь приземляться по дороге?
— Нет. Тут пополним запас горючего и полетим дальше.
— Вы поведете самолет?
— Нет. Я отвечаю только за больного.
— И за меня? — спросил Мерфи. — Будете меня стеречь?
— За больного, — с ударением повторил де ла Маса. — Вы сами отвечаете за себя. И за выполнение договора, заключенного с семьей больного. Мне платят за другое.
— Но вы летчик?
— Да.
— Куда мы летим? Я хотел бы поглядеть на карту и наметить курс.
— Вы перекусите слегка, Мерфи… Половину пути вы уже проделали. Пока удовлетворитесь этой информацией. Остальное я скажу, когда мы поднимемся на две мили над Лантаной.
— В направлении?
— На остров Андрос. Дальше по этой линии лежит Сант-Яго на Кубе.
— Значит, на Кубу?
— Нет. Остальное я скажу вам в воздухе. Над Барагоа мы ляжем на другой курс. Хватит пока для ориентации?
— Гаити?
Де ла Маса опять замахал руками.
— Больше не спрашивайте, Мерфи. Я уже сказал, когда вы получите дальнейшие сведения. Нет, мы не летим на Гаити… Вы бананы любите? Берите, пожалуйста.
— Благодарю, я, пожалуй, предпочитаю картошку… А там, куда мы летим, мне долго придется оставаться?
— Это от вас зависит, Мерфи. Вы скажете последнее слово, а не мы.
Голос Октавио прозвучал так странно, что Мерфи встревожился. Может и так случиться, что его оттуда не выпустят. Он свидетель какой-то махинации, гангстерской или политической, черт ее разберет. Но не подлежит сомнению, что это — паршивое дело, и он по неосторожности в него замешен.
— Не понимаю, — сказал он.
— Я тоже не понял вашего вопроса. Ведь вы должны вернуться в Линден и отдать самолет, верно? А можете и остаться у нас, на несколько дней… вы торопитесь вернуться?
— Нет.
— Вас не ждут?
— Кто?
— Семья, жена, какая-нибудь девушка…
— Мать думает, что я на работе. Я уже полгода вру ей, что мои дела идут хорошо. И не могу у нее появиться, пока не получу какой-нибудь приличной работы. Знаете, моя мать целых два года жила в негритянских бараках и мыла полы у черномазых, лишь бы я мог окончить летную школу…
— Понимаю, — сказал Октавио. — Мать.
Они сидели на каменной скамье у конторы аэродрома и смотрели на двух механиков, хлопотавших над самолетом. Октавио бросил в проволочную корзину оставшиеся бананы и початую банку апельсинового сока.
— Значит, вас никто не ждет?
— Жены у меня нет. Знался я в последнее время с одной девушкой, весьма неплохой, но это уже кончилось. Вы понятия не имеете, какие девки живут в Штатах.
— Вы говорите о Марте? О той, с озера Онтарио?
— К чертям, — сказал Мерфи, — ко всем чертям! Чего вы суете свои проклятые носы в мои дела, если я не вмешиваюсь в ваши?