Последняя ночь Вампира

– Уж больно похоже содержимое ваших склянок на колдовские зелья, – заметил Жильбер.

– Когда вы, юноша – не дай вам Бог, конечно, – вдруг окажетесь во власти недуга, не побежите ли вы тотчас к лекарям?

– Я на здоровье не жалуюсь!

– Правильно – хвори приходят с возрастом. Меня же давно интересует искусство врачевания, это единственное, чему я посвящаю все свое время. Воздействие разных снадобий на человека – вот предмет моих забот.

– Достойно большого внимания и похвалы, – заметил барон. – Мы о вас никому не скажем. Только почему вы сомневаетесь, что мы останемся в живых? По слухам, такого большого войска, которое собрали герцог Орлеанский и коннетабль Шарль д’Альбре, у французов еще не было. Когда же к ним подойдем мы, бургундцы, нас будет столько, что просто затопчем англичан – не будет надобности даже доставать мечи!

Присутствующие одобрительно загудели, вновь наполнились походные кубки.

– Поверьте, – покачал головой хозяин, – Франция видела на своей земле отряды и побольше. Победы же одерживаются не количеством, а военным искусством и качеством оружия. Никто не помнит, почему Александр Великий так легко завоевал мир. А завоевал он его, помимо проявленных храбрости и доблести – этим единственным оружием французских рыцарей – потому, что македонские инженеры изобрели катапульты и стрелометы. Английский лук пробьет не любые латы, но с ним легко перемещаться, и можно за минуту выпустить тучу стрел. Французский арбалет тяжел и заряжается долго. Английская алебарда разрубит любые латы, пика рыцаря сразит только йомена. Римляне изучали военное искусство, разрабатывали тактику, использовали особое построение войск в когорты, устраивали засады. Нынешним рыцарям стыдно сидеть в засаде, они бьются в открытом бою без всяких построений, как варвары. Вам нужно увеличить количество артиллерии и с толком ее использовать, а не пестовать честь.

– Ты несправедлив, – нахмурился Фредерик, – сила духа и Божья помощь – великое подспорье!

– Вы и англичане молитесь одному Богу. Воины с обеих сторон идут в бой с молитвой. Так почему же Бог станет помогать одним своим сынам во вред другим?

– На нашей стороне – справедливость, – загорячился Тарди. – Мы сражаемся за свою землю!

– Вы сначала определитесь внутри страны, чья земля – французская, а чья – бургундская. То, что Жан Бесстрашный наконец решил помочь Карлу VI – удивительная новость! Говорят, даже возвратил Генриху V десять тысяч ливров, которые брал у него ранее за помощь Англии! Видно, почувствовал, что новый друг будет опаснее старого врага… Что касается справедливости, то Генрих – потомок норманнских завоевателей, которых в Британию тоже никто не звал. Пришли из Франции на остров, теперь вернулись обратно предъявить права и на этот престол. А так, конечно, жаль, что семейное дело Плантагенетов и Капетингов превратилось в войну между нациями. Ну и поделом вам. Любой войной движет жадность.

– Нет, клянусь! – юный оруженосец даже вскочил, пока все остальные молчали.

– Еще раз: жадность. У юноши – жажда славы, наверное, не раз уже снилось, как ты пленяешь самого сэра Джона Корнуолла, нет? У Генриха V – жажда новых земель. Новые вассалы, оммаж, дань – все очень просто. Вы идете сражаться, но мечта взять в плен одного-другого английского рыцаря, чтобы получить выкуп, также присутствует.

– Опасные речи ты завел, отшельник, – мрачно произнес барон, впервые обратившись к нему на «ты». – Для человека, в одиночестве живущего в лесу, ты слишком хорошо осведомлен. Откуда такие познания?

– Я только что из Кале, – нисколько не смущаясь, ответил хозяин. – Ездил туда к целителям за новыми травами.

– Неудивительно, – заметил Александр, – разве враги могли сказать о нас что-то хорошее?

– Будьте объективны. В Кале много ваших друзей. Говорят, что молодой английский король, несмотря на юную наглость, не так уж безрассуден и в науке ведения войны весьма искушен. Он ввел в войсках жесточайшую дисциплину, он не боится численного превосходства французов. У вас нет единоначалия, у многих не имеется военного опыта и закалки сражений. Вы воюете не за Францию, а за собственную так называемую воинскую доблесть. У вас нет короля, который бы явился символом нации и повел бы вас за собой, объединив всех вассалов. Пока же герцог Брабантский до сих пор не решил, идти ли ему за французами или нет. Стоит лагерем и ждет известий от Жана Бесстрашного.

– Ты знаешь, где его лагерь? – с надеждой спросил де Грасси.

– Да. Полдня пути. Я вам покажу дорогу.

– Слава пресвятой матери Клерийской! – вскричал барон.

Все, кто сидел за столом, возбужденно загалдели. Если до этого каждому хотелось переспорить хозяина, то теперь это желание пропало.

Вскоре начались байки о вторжении Генриха V, о военных талантах герцога Орлеанского, коннетабля Шарля д’Альбре и маршала Бусико, отшельник в разговоре уже участия не принимал. Жильбер захмелел и попросил разрешения уснуть. Он выбрал себе место у дальней стены и повалился на пол, лишь подложив себе под голову свернутый плащ. Телохранители и остальные воины тоже сослались на усталость. Остались бодрствовать только Филипп и отшельник.

– Скажи, мудрый человек, – в конце концов спросил барон, – почему ты живешь один в лесу?

– Я не могу находиться в обществе людей.

– Почему?

– Так распорядилась природа. Не могу.

– А почему ты так низко отзываешься о человеке? Почему отказываешь ему в благородстве и чести?

– Вовсе не отказываю. Только благородство честных людей стоит на службе у тех, кому это благородство чуждо. А близки только хитрость, которая позволяет управлять так называемыми «честными», жадность и тщеславие. Не лезь в драку, рыцарь, ты погибнешь.

– Почему? – удивился де Грасси. – А если и так, на все – воля Божья.

– Семья у тебя есть? Дети?

– Да, прекрасная супруга и два отпрыска – мальчишки-сорванцы.

– Кто о них позаботится после твоей смерти?

– Не знаю, – погрустнел Филипп. – Но где еще добыть славу, как не с оружием?

– Славу и… деньги?

– И деньги, – вздохнул барон, – я очень беден.

– Несколько дней идут дожди, – сказал хозяин, – земля размокла, лошади будут скользить. Надо будет спешиться, а пешему носить латы весом в двадцать пять килограмм будет невозможно.

– Спешиться – это «английский метод». Мне он не по нраву. Я останусь на коне.

– Не сможешь. И пешим в латах не сможешь. Дерись не мечом, а булавой или цепом, меч пусть будет на боку на крайний случай. Телохранителей держи при себе, чтобы не увлеклись боем и не оставили тебя одного. Помимо англичан, враг французов – собственная спесь. Отбрось ее, не думай о подвиге, думай о сохранении жизни.

– Я так не могу. Меня не учили беречь жизнь.

– Знаешь, – посмотрел хозяин на барона глубоким взглядом, – когда настанет пора умереть, если ты отдашь душу не сразу, ты до последней минуты будешь молить о сохранении жизни. Я видел это не раз и не два.

– А сколько? – барон приложился к кубку.

– Тысячи, – ответил тот и опять сверкнул глазами.

Де Грасси очень удивился.

– Ты такой искусный лекарь, что через руки твои прошло столько больных? Откуда ты, отшельник? Я не выдам твою тайну – слово чести!

– Верю тебе. Я из Египта.

– Египтянин? – удивлению Филиппа не было предела. – Но… У тебя, конечно, смуглая кожа, но ты не похож на сарацина.

– Считай, что я потомок египтян, которые жили там до сарацин.

– Вот как? – барон не нашелся что сказать.

– Пойдем, – встал отшельник, – я покажу тебе направление пути к лагерю бургундцев. Утром я не буду вас провожать.

– Почему?

Хозяин замялся.

– Конечно, тебе проще думать, что я как пещерный отшельник в Фиванской пустыне, поклявшийся сорок лет не видеть солнца, но это не так. Считай, что у меня редкая болезнь. Мне нельзя на свет. Потому я так и увлечен медициной – хочу прежде всего вылечить сам себя.