Последняя осень. Стихотворения, письма, воспоминания современников
Шрифт:
В. Нечунаеву и Б. Шишаеву
Добрый день, Вася и Боря!
Вспомнил вдруг, что вы скоро уедете из Москвы (ведь уже экзамены?), и вот спешу послать вам весточку.
Вообще вас вспоминаю часто.
Доехал я тогда, как это говорится, благополучно.
Сначала побывал у тебя дома. У тебя, Вася. Встретили меня хорошо. Матрена Марковна передает тебе привет. А еще она спрашивала, пьешь ли ты вино (я отвечал — нет), как живешь и т. д.
На другой день видел Ольгу. Мы с ней немного поговорили, и потом я сразу же поехал к С. Вторушину. От Славки сразу же опять направились к Леньке Мерзликину. У него я и остался ночевать. Через два дня я был уже не в Барнауле, а в Бийске и — через несколько часов в Красногорском.
Гена Володин, а также жена его Галя встретили меня вполне гостеприимно. И до сих пор живется мне у них неплохо.
Правда, твое представление о Швейцарии, мне кажется, не совсем верное — иначе ты не стал бы эту грязно-пыльную-снежную, похожую на пустырь местность (я давненько не видел такой неживописной местности) сравнивать с ней, со Швейцарией. Гена говорит, что зато очень красиво за ближайшей горой. Ну что ж, посмотрим.
Частенько сейчас бываем на рыбалке с Геной и его товарищами.
Цветы здешние мне понравились. Вино плохое. Поэтому, наверное, я его так редко здесь пью. Предпочитаю чай.
Вот так внешне я сейчас и живу.
Боря, а как ты чувствуешь себя? Понял ли ты наконец, что еще слишком и слишком рано и совершенно бессмысленно сочинять завещания? Куда интереснее и веселее сочинять (ну, писать) стихи. Летом земля (вообще жизнь) особенно красива. А сколько еще впереди этих лет?
Вася и Боря, мне очень и очень интересно узнать, как складываются сейчас ваши жизненные обстоятельства, чем
Вася, все твои товарищи и знакомые, которых я здесь видел, передают тебе искренний привет. А значит, и Боре. Особый привет от Ольги.
Заканчивая письмо, я хотел бы и вас попросить передать мой привет некоторым ребятам из института: Эдику Крылову, Лене С[амохвалову]. С. Чухину, С. Петрову, В. Юдинову.
А когда ты, Боря, будешь в Рязани, то передавай привет Жене Маркину.
Еще вот что: почему не послал мне Алиферовский контрольные работы? Узнайте, пожалуйста, там. Или все эти ребята уже уехали? Плохо тогда. Мне эти контрольные, кажется, очень нужны.
Ну, жду ответа. Пишите обо всем. Побольше — о себе. Крепко жму ваши мускулистые руки.
С. Красногорское Красногорского района Алтайского края, ул. Мира, д. 15а, кв. 5.
Ф. Ф. Кузнецову
Дорогой Феликс!
Я уже давно пропадаю в одном из глухих и неказистых уголков Алтайского края — в селе Красногорском. Здесь мне совершенно не понравилось. Живу в двухэтажном, городского типа, каменном домике, вокруг которого или только сплошная непроходимая грязь (в дожди), или непроглядная пыль (в жару). Деревьев почти нет. Выйдешь за село — унылая, однообразная, поросшая мелкой травой долина, дальше — горы, такие же однообразные, безлесые, бледно-зеленые. Окрестных деревень не видно, т. к. они за горами. Реки мутные — они текут по глинистой почве. Самобытности в сельских нравах нет никакой. Нет и особого говора. Все это меня сильно огорчает: в таких условиях ничто не останавливает мой взгляд, ничто не заденет ни мысли, ни чувства…
Дело в том, что человек, к которому меня сюда, в Алтайский край, проводили ребята, переехал с прежнего места жительства сюда. Там, где он прежде находился, действительно местность очень живописная и напоминает лучшие уголки Швейцарии. (О, Швейцария! Невиданная прекрасная страна!)
Неплохо только то, что здесь есть в районной редакции легковой автомобиль. Он частенько путешествует по горам, по окрестным селам, и я имею возможность насладиться иногда другими (и правда замечательными) видами природы, видами человеческой жизни. Но этого все же мало.
В общем, к сожалению, не понравилось. Я-то, видишь ли, думал: Ермак, Кучум… тайга, Павлик Морозов… Швейцария вторая… и т. п.
Встретили меня хорошо. Человек, у которого я живу, поэт моего возраста. Беспокойный, холерического темперамента, но в общем хороший человек. И стихи пишет в общем живые, но нередко увлекается внешней стороной стиха, стремится к чему-то «яркому», такому, что при недостаточном чувстве гармонии (словечко!) — приводит частенько к хаосу и бессмысленности. Увлечение внешней стороной у него не «Вознесенского», а примерно «цыбинского» характера, даже «поперечного». Это я говорю о его лучших, в общем-то все-таки живых, не лишенных дыхания стихах.
Кстати, не подумай, что для меня интересен Поперечный. Я не люблю таких, которые «Я танки брал, я кровь свою мешками проливал, вся грудь моя…» и т. п.
Он — говорю опять о моем гостеприимном хозяине — быстрее воспринимает стихи, так сказать, не совсем серьезные, не глубокие по мысли и чувству, идущие не от всесторонней могучей поэтической натуры, а от натуры, в которой главное достоинство — темперамент, что ли. Внутренне (а это сказывается и в его собственных стихах) он близок и к более тонкой поэзии, но говорит о ней редко и нехотя.
С ним мне бывает и весело, и грустно. Частенько ходим с ним, взяв удочки, на речку. Но все здешние реки меня возмущают — настолько они мутные, настолько грязные голые берега…
Феликс! А почему твоя статья и мое стихотвореньице так и не появились в «Известиях»?
Еще меня волнует то обстоятельство, что перед отъездом я не успел поговорить с Толей Передреевым, что мы не успели «организовать» ему ту «каморку», в которой было бы для него в то время хорошо. Можно ведь было бы еще раз поговорить с ее хозяином, и он бы, наверное, не стал возражать. Потом он просил меня позвонить в «Лит. Россию» Ю. Кушаку насчет той комнаты. И Толя того не знает (повторяю, не успел с ним поговорить), что я звонил Кушаку целый день, да так и не дозвонился. Так что говорил я насчет той комнаты только с Володей. Может быть, вы все-таки там устроили дело? Передай, пожалуйста, Феликс, привет Толе. Да скажи ему все. А в Москве ли он сейчас? Да сам-то ты в Москве ли? Если будешь в Тотьме, передай привет Васе Елесину. Он — ты знаешь? — работает в редакции. Да, правда, ты об этом знаешь.
Читал в «Лит. России», что мои стихи идут в «Юности» в 6-м номере, но журнал пока еще не получил. Быстро они решили напечатать. Очень благодарен тебе за поддержку. В «Знамени» тоже вышли 3 стихотворения. Тоже в шестом номере.
Феликс, если для тебя не стоит труда взять для меня командировочное удостоверение (в Алтайский край) где-нибудь, то возьми его, пожалуйста, и пошли мне. Все лето я все-таки буду в этом краю. Но хочу переехать в августе в другое село. Хорошо бы иметь на этот случай такое удостоверение. Если же это потребует беспокойства, то и не надо ничего.
Напишешь ли, Феликс, ответ? Я его буду очень ждать и буду рад твоему письму, твоей весточке. На случай, если напишешь, вот мой адрес: Алтайский край, Красногорский район, село Красногорское, ул. Мира, д.15-а, кв. 5.
Сердечный привет Светлане и вашим девочкам. Как вы там поживаете? Да хранит вас Бог! Привет также Александру Яковлевичу и Злате Константиновне. Всего тебе наилучшего, мудрый Феликс!
Л. А. Мелкову
Дорогой Леня!
Пишу тебе из Алтайского края, из одного из его захолустных уголков — села Красногорского, о котором редко кто слыхивал. Приехал я сюда по командировке от журнала. Приехал ради только того, чтобы посмотреть на Сибирь-матушку. В общем, жив-здоров и даже кое-что в здешней жизни мне нравится.
Леня, подавал ты или нет заявление в Лит. институт? Весной Сережа Чухин писал тебе, чтоб ты послал нам стихов. Я в Москве был до 1 мая, и мы тогда хотели тебе помочь в этом деле, в меру сил. Жаль, что ты (не знаю, по какой причине) не откликнулся. Мне очень интересно, подавал ты заявление или решил подождать до будущего года? Вообще хотелось бы побольше узнать о тебе, о твоей жизни, о твоей «черемухе над разыгравшейся водой». Поэтому я буду рад, если ты пошлешь мне весточку.
Да, а как у тебя дела в усть-кубенской газете? Ты уже взял там расчет, наверное?
Недавно я получил 6-й номер «Юности». Там есть и мои стихи. Возможно, и ты их увидишь, поэтому хочу предупредить тебя, что в первом стихотворении, в первой же строфе пропущена целая строчка. Вот бесы! Это сразу же сбивает с толку. Несколько стихов вышло также в «Знамени» (тоже 6-й номер).
Леня, а была ли рецензия на «меня» в «Севере»? Мне некоторые ребята говорили, что будет.
Ну, ладно.
Повторяю, очень буду рад, если напишешь. Только письмо нужно слать сюда авиапочтой. Вот мой адрес: Алтайский край, с. Красногорское, ул. Мира, д. 15-а, кв. 5. Если решишь написать, то не задерживайся: письмо может не застать меня. Привет Вас. Белову, Борису Чулкову, если увидишь их, а еще — С. Багрову. Да, а где сейчас В. Бобылев? Ему тоже привет.
Всего тебе хорошего!
До свиданья.
Посылаю одно из последних стихотворений [21] .
21
Стихотворение «Старая дорога».
В Вологодский обком КПСС
от члена Вологодского отделения
Союза писателей РСФСР
Рубцова И. М.
Прошу Вашей помощи в предоставлении мне жилой площади в г. Вологде.
Родители мои проживали в Вологде. Я тоже родом здешний.
Жилья за последние несколько лет не имею абсолютно никакого. Большую часть времени нахожусь в Тотемском районе, в селе Никольском, где провел детство (в детском доме), но и там, кроме как у знакомых, пристанища не имею. Поскольку
я являюсь студентом Литературного института им. Горького (студент-заочник последнего курса), то бываю и в Москве, но возможность проживать там имею только во время экзаменационных сессий, т. е. 1–2 месяца в год.Все это значит, что у меня нет ни нормальных бытовых условий, ни нормальных условий для творческой работы.
Я автор двух поэтических книжек (книжка «Звезда полей» вышла в Москве, в издательстве «Советский писатель», «Лирика» — в Северо-Западном книжном издательстве), я также автор многочисленных публикаций в периодике, как в центральной, так и в областной.
В заключение хочется сказать, что меня вполне бы устраивала и радовала жизнь и работа в г. Вологде.
В. И. Другову
Уважаемый Василий Иванович!
Обращаюсь к Вам в крайнем случае по чрезвычайно важному для меня делу. Я вовсе не склонен к официальному тону своего обращения к Вам — поэтому пишу Вам обычное (ну, пусть просительное) письмо, а не специальное заявление.
Для ясности общей картины расскажу немного, без всякого художества и подробностей, о своей жизни.
Родился я в 1936 г. Родителей лишился рано, поэтому исключительно мало знаю о них. С пяти лет воспитывался в различных детдомах Вологодской области, в частности в Никольском Тотемского района. Там закончил семь классов, и с тех пор мой, так сказать, дом всегда находился там, где я учился или работал. А учился я в двух техникумах — в лесотехническом и горном, работал кочегаром тралового флота треста «Севрыба», слесарем-сборщиком на заводском испытательном полигоне в г. Ленинграде, шихтовщиком на Кировском (бывшем Путиловском) заводе, также в Ленинграде, прошел четыре года военной службы на эскадренном миноносце Северного флота. В 1962 г. сдал экстерном экзамены за десять классов и поступил на заочное отделение Литературного института им. Горького в г. Москве. В настоящее время — студент-заочник последнего курса этого института. Начиная с того же 1962 г. я постоянно жил и зарабатывал, как говорится, на хлеб (а также занимался студенческими делами) в г. Вологде и ее окрестностях. Но постоянного адреса все это время не имел. Снимал «углы», ночевал у товарищей и знакомых, иногда выезжал в Москву — на период экзаменационных сессий. В общем, был совершенно не устроен.
При Вашем благожелательном участии (Вы, конечно, помните встречу с Вами вологодских и других писателей) я получил место в общежитии. Искренне и глубоко благодарен Вам, Василий Иванович, за эту помощь, т. к. с тех пор я живу в более-менее нормальных бытовых условиях. Хочу только сообщить следующее:
1. Нас в комнате проживает трое.
2. Мои товарищи по местожительству — люди другого дела.
3. В комнате, безусловно, бывают родственники и гости.
Есть еще много такого рода пунктов, вследствие которых я до сего времени не имею нормальных условий для работы. Возраст уже не тот, когда можно бродить по морозным улицам и на ходу слагать поэмы и романы. Вследствие тех же «пунктов» я живу отдельно от жены — впрочем, не только вследствие этого: она сама не имеет собственного жилья. Среди малознакомых людей я привык называть себя «одиноким». Главное, не знаю, когда это кончится.
Василий Иванович! Вряд ли ошибусь, если скажу, что жизнь зовет к действию… [22]
22
Письмо не закончено и не отправлено.
Л. А. Дербиной
Здравствуй, Люда!
Я по-прежнему в Вологде. Жаль, что теряется золотое время для работы на природе, но так приходится.
Частенько уезжаю в Прилуки, чтобы выкупаться и попить пива на жаре. По утрам хожу под холодный душ (мне его наладили). По-прежнему с большим интересом, а часто и с большой радостью читаю твои стихи.
Ты говорила, что будешь, возможно, в Вологде 21. Сегодня 21, но тебя нет. Как ты там живешь? Не думай обо мне плохо, это я только поначалу бываю такой. Люблю даже производить вначале вредное для себя впечатление, чтобы увидеть только реакцию… А как же иначе, Люда? Нельзя же сразу в омут головой. Надо все-таки осмотреться всесторонне да подумать. Только после этого могут наладиться ясные отношения и, конечно, более уверенные и спокойные. По-моему, так.
В 6-м номере «Сельской молодежи» вышла страница моих стихов, а также в «Красном Севере» (за 19 июля). Напечатано стихотворение «Поезд». Может, посмотришь?
Кстати, давай попробуем напечатать твои стихи в каком-нибудь московском журнале? Пора, Люда, пора! Кроме того, Люда, не думай, что в Вологде тебе плохо будет. Ведь ты помнишь, как тебя хорошо встретили? Придай этому побольше значения и будь во всем снова уверена. Совсем ничего тревожного в этом отношении тут для тебя быть не может. Остается решать только личные дела. И тебе, и мне.
Как чувствует себя Инга? По-прежнему нервничает, да? Что это с ней такое?
Да, знаешь что? Ты могла бы, если потребуется, бывать у нашей Жени (помнишь?). Там красиво, и хороший лес, и вода, и домик, я за несколько дней там действительно можно что-либо создать, да и отдохнуть. В Троице-то ведь очень пустынно.
До свиданья, милая Люда!
Счастливого тебе возвращения.
P. S. Ко мне пока никто не приехал. Что бы там ни было, я решил не принимать серьезных действий. <…>
Люда, здравствуй!
Здесь, в деревне, очень хорошо дышится, но подробности я напишу после, сейчас некогда, т. к. уходит почтальон.
Я собираюсь здесь побыть числа до 15. Поэтому, как мы договорились, ты пошли мне, пожалуйста, верстку, если она будет, а также пошли, если можешь, немного денег телеграфом. Или напиши просто, как там, чего там… или телеграфируй даже, если потребуется.
До свидания!
Жду ответа.
Мой адрес: Вологодская обл., Кирилловский р-н, Ферапонтово, д. Оденьево.
P. S. Может, вернусь в Вологду и пораньше.
КНИГИ О НИКОЛАЕ РУБЦОВЕ
Николай Коняев. «Путник на краю поля»
О жизни, смерти и бессмертии поэта Николая Рубцова
Ему было шесть лет, когда умерла мать и его отдали в детдом. Шестнадцать, когда он поступил кочегаром на тральщик. Он служил в армии, вкалывал на заводе, учился… На тридцать втором году жизни впервые получил постоянную прописку, а на тридцать четвертом — наконец-то! — и собственное жилье: крохотную однокомнатную квартирку. Здесь спустя год его и убили…
Вот такая судьба.
Первую книгу он выпустил в шестьдесят пятом году, а через двадцать лет его именем назвали улицу в Вологде. Н. Рубцову исполнилось бы всего пятьдесят, когда в Тотьме ему поставят памятник.
И это тоже судьба.
Как странно не схожи эти судьбы… И как невозможны они одна без другой!
Обманчива простота рубцовской лирики.
Судите сами… Рубцов словно бы специально пользуется неточными определениями. «Там, за расхлябанным следом», «ее пустынные стога», «в деревне мглистой», «распутья вещие»… Что это? Языковая небрежность? Или это поиск подлинного, соответствующего стиховой ситуации смысла, освобождение живой души слова из грамматико-лексических оков?
Или другой пример… Наверное, ни у кого из поэтов не найдется столь многочисленных повторов самого себя, как у Рубцова. Кажется, он забывал созданные и уже зафиксированные в стихах образы, многократно повторяя их в новых стихах:
Скачут ли свадьбы в глуши потрясенного бора, Мчатся ли птицы, поднявшие крик, над селеньем, Льется ли чудное пение детского хора, — О моя жизнь! На душе не проходит волненье… Как просто в прекрасную глушь листопада Уводит меня полевая ограда, И детское пенье в багряном лесу… Словно слышится пение хора, Словно скачут на тройках гонцы, И в глуши задремавшего бора Все звенят и звенят бубенцы… <