Последняя почка Наполеона
Шрифт:
– Это точно, – вздохнула Ася. – Была. Надеюсь, что больше она в него не войдет.
– Она там осталась.
Эти слова Анфиса промолвила очень тихо. Они никем не были услышаны.
– Что, понравилось тебе в храме? – спросила Ася, когда входили в вагон.
– Да, очень понравилось. Ничего там менять не надо. Все и так здорово.
Проводив свою подопечную до подъезда, Ася решила взглянуть на ее условия проживания и соседей. С большим трудом от нее отбившись, Анфиса оставила ей вместо своего номера телефона выдуманный. Но у Гюльчихры ее номер был.
Глава седьмая
В которой верка слушает комплименты
В воскресенье Верка дала концерт в детском доме на Вешняковской. Такого рода
– Верочка, Вы сегодня были божественны, – сказал он, заняв левый ряд и подбросив стрелку до сотни. Он так всегда говорил. И Верка ответила, как обычно:
– Благодарю. Я старалась.
– Вы не старались, – последовало внезапное продолжение, – Я внимательно наблюдал за Вами и понял, что по-другому играть Вы бы не смогли. И дети поняли это. Поэтому они были потрясены. Что с Вами случилось?
Верка не знала, что отвечать. Она поглядела на Анатолия с удивлением.
– К нам на днях наведывался один проповедник, – продолжал тот, выполнив обгон, – не помню, какой конфессии. Он высказывался в том духе, что, мол, у каждого из нас есть много вопросов к Богу, но не на все из них надо добиваться ответа. Один из этих вопросов: почему некоторые дети рождаются тяжело и неизлечимо больными? Да, можно, конечно, порассуждать о грехах родителей, но… Ведь Вы понимаете?
– Не совсем, – тряхнула головой Верка. – К чему Вы это все говорите?
– К тому, что слушая вашу игру сегодня, я полностью согласился с идеей проповеди, – сказал Анатолий, проскакивая на желтый свет. Верка продолжала не понимать.
– Вам, Верочка, сколько лет?
– Двадцать девять.
– Вы в школе были отличницей?
– Нет. Скорее, наоборот.
– Из-за двоек плакали?
– Еще как! Я маму очень боялась.
Возле автобусной остановки женщина продавала цветы. Внезапно затормозив напротив нее, директор опять обратился к Верке:
– А что Вы думаете об этом теперь, спустя двадцать лет?
– Ничего не думаю.
– Почему?
– Да как – почему? Двадцать лет прошло.
Директор кивнул, открывая дверь.
– Верочка! Повзрослев всего лишь на двадцать лет, Вы пересмотрели свой взгляд на многое. А все те, кто слушал сегодня вашу игру, сразу повзрослели на вечность. Спасибо вам.
Верка непонимающе замахала ресничками. Анатолий, тем временем, подошел к цветочнице и, купив букет белых роз, вручил его Верке. Он сделал это безмолвно, но с таким взглядом, что Верка вспыхнула. Весь остаток пути она упивалась запахом роз и своей растерянностью. Высаживая ее у метро, директор детского дома поцеловал ей руки.
Ехать домой, на Фрунзенскую, скрипачка пока что не собиралась. У Тани ей жилось замечательно. Вечер был у нее свободным. Она решила смотаться в ЦУМ, чтоб приобрести туфли от «Кристиан Диор», на которые уж давно положила глаз. Накануне в театре дали зарплату, так что препятствия к мечте рухнули.
Розы благоухали на весь вагон. Можно было сесть, но Верка стояла, зная, что во весь рост со скрипкой и с розами она смотрится куда лучше. Действительно, молодые люди не отрывали от нее глаз. Тем временем,
поезд достиг Таганской. Двери разъехались, и со станции донеслось «Прекрасное далеко», вяло сползавшее со скрипичных струн. Верка оглянулась. Играла рослая девочка лет четырнадцати, стоявшая у колонны. Она стояла очень красиво: левая нога чуть вперед, осанка – как у Венгерова, но игра до венгеровской не дотягивала. Скрипачке стало очень досадно, что не сыграла она сегодня детишкам это произведение, потому что просто о нем забыла. Она его не играла с самого детства. Поезд двинулся дальше. Грустная песенка привязалась к Верке, как муха.Купив снившееся ей целую неделю туфли за двадцать тысяч, Верка спросила у продавщицы, есть ли в ЦУМе кафе. Девушка сказала, что есть. Объяснила, где. Все столики были заняты, но один клиент просил счет, и Верка подождала. Сложив на два стула скрипку, коробку с туфлями и букет, она попросила официантку подать ей кофе и круассан. За соседним столиком сидел очень симпатичный молодой человек. Верка улыбнулась ему. Он сфоткал ее на сотовый телефон, а потом спросил, может ли она ему попозировать с инструментом. Верка решительно отказалась, но изъявила готовность сфотографироваться с цветами.
– А почему со скрипкой нельзя? – поинтересовался парень, исполнив ее желание. Верка села.
– Ну ее на фиг! И без нее по мне слишком видно, что я – скрипачка.
– А что, есть признаки, отличающие скрипачку?
– Конечно, есть. Геморрой, к примеру. Стоять приходится очень много. Это способствует разбуханию вен во всех частях тела.
Верка дурачилась, никаких подобных болезней у нее не было. Но ее собеседник даже не улыбнулся. Поняв, над чем он ломает голову, Верка очень строго спросила:
– Мое лицо тебе нравится?
– Да, конечно. Оно – красивое, даже очень. Я бы сказал – потрясающее.
– А нос?
– Обалденный нос! Я всю жизнь мечтаю о девушке с таким носом.
– Значит, если бы у меня не было геморроя, которого, впрочем, нету, ты бы передо мной ставил зеркало, чтобы дополнительно возбуждаться моим обалденным носом?
Парень смутился. Он не успел ответить. За его стол, приблизившись к нему подиумной поступью, села очень красивая, очень стильная девушка с далеко не таким, как у Верки, носиком. Поглядев на Верку испепеляюще и поставив на стол коробку, она сняла с нее крышку.
– Короче, эти взяла. А все остальное там – барахло.
В коробке лежали туфли за сорок тысяч. Верка их примеряла, но просто так – она о таких могла лишь мечтать. Сразу перестав обращать на нее внимание, молодой человек достал одну туфельку и сказал:
– Отлично. Теперь мы можем идти?
– Нет, я хочу вермута, – заявила девушка, подзывая официантку, – будьте любезны!
Пришлось ей вермутом подавиться. Когда он был принесен, взбешенная Верка вынула из футляра скрипку и, не вставая из-за стола, начала играть. Музыка была проще не найти – «Прекрасное далеко». Но все живое, что было на этаже, застыло и онемело. Стильная девушка, снявшая сапоги, чтобы надеть туфельки, так и выронила одну из них, да так и сидела, распустив слюни с вермутом. Тем не менее, Верка была удовлетворена не полностью. Оборвав мелодию, она бросила на стол деньги за кофе и круассан и быстро ушла, защелкивая замочки футляра. Еще полтора часа она просто так моталась по центру. Приехала к Тане поздно. Таня уже спала. Улеглась и Верка. Но сон к ней долго не шел.
Глава восьмая
В которой Танечка, наконец, узнает от Верки кое-что важное
Танечка по утрам варила манную кашу. Верка ее не то чтобы не любила, но презирала с детства, однако, здесь как-то незаметно прониклась к ней чем-то вроде симпатии, выросшей из стыда за необоснованный косой взгляд. На четвертый день Таня приготовила геркулес.
– Это что такое, мать твою драть? – опомнилась Верка, машинально сожрав четверть содержимого небольшой розовой тарелки.
– Как что? Овсянка.