Последняя стража

— Йеhэ шмей раба меворах ле-олам у-ле-ольмей ольма.

Как и те, кого мальчик видел раньше, бородач, закрыв глаза, раскачивался всем телом, возвещая всему миру о том, что все мы — сироты на этой земле. Как Хаймек. Который был отныне круглым сиротой.

— Йеhэ шлама раба мин шмая, — просил Всевышнего огромный еврей.

Небо отвечало ему лишь новыми потоками дождя.

Молитва все тянулась и тянулась. Хаймек смотрел на мокрую черную дергающуюся бороду. Ему показалось вдруг, что именно там, в бороде, скрываются все слова заупокойной молитвы, выскакивая прямо в рот бородачу.

А небеса разверзлись, грозя земле новым потопом. Четверо носильщиков подняли над головами пустой ящик и стояли так, терпеливо ожидая, пока бородач произнесет последние слова каддиша. Струи дождя вымочили мальчика до нитки, и он, словно очнувшись от сна, задрал голову и стал глотать дождевую воду; при этом ему казалось, что он стоит в воде по грудь. Стоя так, с закрытыми глазами, он шептал: «Ну, давай… еще, еще сильней!» Казалось, еще немного — и потоки воды просто смоют его с поверхности земли, закружат и понесут, как щепку, в неведомую даль, туда, где сухо, тепло и чисто. Туда, где мама найдет его и, как некогда, погладит по голове…

Последние слова каддиша звучали все более и более неразборчиво. Может быть, из-за того, что доносились они тоже из-под ящика, куда переместился бородач и в котором часом раньше лежала мама. Сейчас он спасал от неистовства стихий нескольких евреев, державших его над собой на вытянутых руках.