Последняя улика (сборник)

– Может, Тимохин замешан в исчезновении Балабана?
– предположил я, застал их, допустим, Балабан, вот его и убрали.

– Эк, любите вы, следователи, накручивать, - поморщился Гоша.
– В жизни проще все. Что сделал Тимохин? Он алиментщик просто. Допустим, приплыл он к этой Лиде, увидел их Балабан. И что? Без ума надо быть, чтобы на убийство пойти из-за такого пустяка. Нет, я пока не думаю, что так могло быть. Пока, - подчеркнул он, видя мое смущение.
– И потом, вы Найденова забыли? Эта фигура к Балабану ближе. Вахтовали оба в ту последнюю ночь. Вы отправили ориентировку?
– обратился он к Ждановичу.

– Утром еще ушла, - кивнул майор.

– Ну вот, - сказал Таюрский, - ориентировку на розыск я дал, порядок такой, но искать его будем здесь.

Жданович вопросительно поднял брови.

– Да, здесь, - подтвердил Гоша.
– Судя по продуктам, что он купил, Найденов в тайгу пошел. И вот еще что: он ведь дружил с Тимохиным - соседи они, из одного села.

Тут уж, не выдержав, я развел руками:

– Ну, Гоша, такой необычный узел завязывается...

– Да, узел, - тихо сказал Гоша, глаза его погрустнели, я вдруг увидел, как он устал.
– Узел, - повторил он задумчиво, - судьбы, характеры, чувства, случайности - вот тебе и узел. Распутай-ка его, пока он людей не поломал... А может, уже...

Кстати вмешался Жданович:

– Я так понимаю, надо в Ключи?

Мы с Гошей одновременно кивнули. Конечно, нам надо в зимовье, к Тимохину. Непроизвольно я взглянул в окно - на улице все также нудил дождь, затяжной, холодный.

– Мерзкая погода, - сказал Жданович и положил руку на телефон: Вертолетчиков попрошу. Выручат ребята.

Я облегченно вздохнул: вертолет - это хорошо. В такую погоду шастать по тайге мало удовольствия.

Майор остался договариваться с вертолетчиками, Таюрского ребята Ждановича увели кормить, а меня на дежурке подбросили до "Сокола", где я попросил недовольного Чурина подождать меня до вечера в Жемчужной. На вертолете к вечеру я надеялся обернуться.

– Да покумекайте тоже, капитаны, что же могло с Балабаном приключиться?
– попросил я на прощанье.

Сборы наши были недолгими, к моему приезду в кабинете Ждановича находились Таюрский и высокий молодой мужчина.

– Рогов, - представился он.

– Наш главный лесничий, - пояснил Жданович, - все зимовья в округе знает наперечет, в том числе и тимохинское, дорогу покажет.

Мы принялись экипироваться - заботливый Жданович приготовил нам с Гошей непромокаемые легкие накидки, стеганые куртки и резиновые высокие сапоги, так же был одет и Рогов. Я с радостью увидел, что с нами собирается Жданович.

– И я прокачусь с вами, - ответил он на мой вопросительный взгляд.

– Проверьте оружие, - серьезно сказал Гоша, когда мы были готовы. Так, на всякий случай.

Мы молча подчинились - Таюрский руководил операцией по задержанию. Уголовный розыск.

Молодой вертолетчик, развернув карту, предупредил:

– У самых Ключей не сяду. Здесь вот, - он показал на карте, - есть местечко, приземлюсь. От Ключей километров пять или чуть больше.

– Отлично, - бодро сказал Рогов, - это место я знаю, выведу к Ключам быстро.

– Да и не спугнем раньше времени хозяев заимки, - заметил Жданович.

В грохочущем, низком летящем вертолете все молчали: я смотрел в круглый иллюминатор на расстилавшееся внизу мокрое зеленое море и с тоской думал, как по такой мокроте мы будем добираться до зимовья? Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают.

Высадились мы на песчаном взлобке. Вертолетчики порывались увязаться за нами, но Гоша был неумолим. Пришлось им остаться и ждать нас у машины. Мы отправились. Первым, естественно, шел Рогов, я следовал за высоким, чуть сутуловатым Ждановичем, цепочку замыкал Таюрский.

Вот это был поход! Рогов вел нас напрямую, через тайгу, сквозь зеленое мокрое царство, где не было, казалось, ничего сухого. Сыпал дождь, с деревьев проливалась на нас притаившаяся на листьях вода, мокрая трава скользила под ногами, а огромные осклизлые валежины словно нарочно подставляли на каждом шагу свои труднодоступные бока. Жданович и Рогов будто не замечали этого. В очередной раз споткнувшись, я оглянулся на Таюрского - Гоша подбадривающе улыбнулся мне. Усталости или недовольства на его лице я не приметил.

Казалось, мы шли очень долго, но как кончается все, кончился и этот утомительный для меня путь.

Мы остановились у небольшой опушки, на которой стояло срубленное из крупной лиственницы зимовье - домик, обращенный к нам дверями. Окон видно не было, из высоко выведенной трубы вился дымок - зимовье было обитаемым.

Надо было присмотреться, и мы не выходили из леса, стояли молча несколько минут, затем Таюрский тихо сказал:

– Ну, мужики, сейчас двинем. Рогов - за зимовье. Ты, Сергей, - он тронул меня за плечо, - остаешься у двери. Мы с майором - внутрь. Плащи всем снять.

Едва мы собрались покинуть свое укрытие, как Таюрский предостерегающе поднял руку. Мы замерли, услышав шаги, и тут же из леса, легко неся полное ведро воды, вышла Приходько в брезентовом дождевике. Подошла к избушке, пошаркала сапогами о пожухлую траву, брошенную возле грубо сколоченного крыльца, и скрылась за дверью.

– Пошли, - резко сказал Гоша и первым бросился к зимовью. За ним в два прыжка пересек поляну долговязый Жданович, не отстал и я, оказавшись у избушки как раз в тот момент, когда Гоша рванул на себя дверь и властно крикнул:

– Сидеть!

Дверь осталась открытой, я прижал ее плечом, не давая закрыться. В избушке у сколоченного из досок стола сидели двое. Одного я сразу узнал по сходству с братом - это был Тимохин. Я успел заметить на столе горку дроби, патроны - их, видно, заряжали. А Приходько так и застыла, держа руку на дужке ведра, которое только успела поставить на лавку возле двери.

– Сидеть всем на месте, - повторил Гоша.

Я не успел понять, что случилось.

– Говорил я, - спокойно начал Тимохин, и голос его вдруг истерически взвился: - Навела, стерва!

В тот же миг Гоша рванулся к столу, раздался ружейный выстрел, избушку заволокло пороховым дымом. Я тоже прыгнул в зимовье, оставив свой пост у открытой двери, которая глухо бухнула за моей спиной. Но опоздал. Жданович уже держал Тимохина, завернув ему назад руки, а Гоша Таюрский почему-то одной рукой медленно клонил к желтой лавке стоящую между колен Тимохина двустволку и морщился при этом, сводя к переносице свои соболиные брови. Второй мужчина с побелевшим лицом застыл у стола. Я прыгнул к нему, схватил за плечи, а сам не мог оторвать взгляда от Гошиного лица, понимая, что с ним неладно, и страшась увидеть, что же такое с ним приключилось. Гоша, наконец, выдернул двустволку, бросил к стене, и тогда я увидел на его правом плече медленно расплывавшееся по куртке багровое пятно. Таюрский был ранен.