Последняя версия

— Слушай меня внимательно, телка. Сделаешь, как скажу — долго жить будешь, не сделаешь — порешим и закопаем в том же парке… Усекла? — женщина молча кивнула. — Молоток, баба… Сейчас отвезем тебя домой. Мужику своему скажешь: всю ночь, мол, просидела рядом с заболевшей подружкой, позвонить и предупредить не было времени… Скажешь правду — заказывай поминальную молитву, накрывайся простынью и ползи своим ходом на кладбище…

Бандит долго и красочно расписывал, какие муки ожидают женщину, как её трахнут всей компанией, после прирежут, словно поросенка. В прорезях маски поблескивали глаза наркомана и убийцы. Руки, положенные на колени, то сжимались в кулаки, то снова расслаблялись… Выродок, самый настоящий выродок! Такой на все пойдет: и на насилие, и на убийство.

Светка с»ежилась на своем утлом диванчике, но так и не смогла унять дрожь, сотрясающую её тело. Видимо, именно этого добивался бандит. Удовлетворенно что-то промычав, поднялся и жестом приказал следовать за собой…

— Костик, это трудно передать… Теперь я твердо убеждена: уголовный розыск, милиция, разные спецназы и группы «Альфа» — пустое место, ибо бандиты сильней их. Тот самый «колпачник» на прощание предупредил: обратишься в милицию — двух дней не проживешь, пойдет туда твой мужик — живым не выйдет… И, знаешь, я ему поверила… Поэтому умоляю тебя никому не говорить о том, что только-что услышал, в милицию не обращаться, в министерство не писать. Будто ничего не было — загуляла женушка у московских подружек…

Я слушал Светку и… ничего не слышал. Слова пролетали мимо, всхлипывания — не громче капель воды из неисправного крана. Да и что нового она мне сказала! Похищения преступниками отработаны до полного автоматизма, разница существует только в малозначащих деталях. Угрозы освобожденным после выплаты выкупа тоже не грешат разнообразием. Трахнут, моргалы выбьют, руки-ноги отрежут и бросят собакам, горлышко бутылки вобьют в то самое место, откуда растут ноги.

Обычный набор, ассорти, часто применяемое, но не всегда осуществляемое. Ибо угрожая, преступники до дрожи в коленях, до недержания мочи боятся за свою безопасность, знают — как бы веревочке не виться, кончик все равно будет. И тогда рано или поздно всплывут на поверхность все их грехи: пытки беззащитных людей, издевательства, убийства. Если не смертная казнь — сверхгуманные поборники прав человека добиваются её отмены — то длительная, многолетняя отсидка на зоне строгого режима обеспечена.

И все же кое-что я почерпнул.

Главное в светкином рассказе — фигура деда Ефима. Из простого топтуна, примитивного соглядатая он вырос до уровня полноправного члена бандитской шайки в «должности» наводчика. Так бывает, когда проявляется в ванночке фотоотпечаток: вначале — расплывчатые контуры, потом они, эти контуры, соединяются друг с другом, появляется тоже размытый портрет человека. Наливается красками, снимок становится «читабельным». Наконец — готовая фотокарточка.

Так вот, встреча деда Ефима с моей женой сделала его читабельней, но до полной четкости и ясности мне ещё долго предстоит «потряхивать ванночку», подливать проявитель-закрепитель, промывать отпечаток в десяти водах.

Итак, что представляет из себя и что может представлять бывший секретный сотрудник органов госбезопасности? На кого он работает — ясно и понятно: на Пантелеймонова и на Волина, но я не знаю, с чьей подачи старикан следит за мной и Светкой, кто приказал ему учавствовать в похищении, организовывать покушения на скромного начальника пожарно-сторожевой службы предприятия? Или — ему известна «вторая моя жизнь»?

Не связан ли дедок с убийцами Вартаньяна?

И вдруг меня осенило. На двое раскололся давний вопрос: как могли уйти с территории предприятия незамеченными убийцы, вылупился простой до прозрачности ответ. Господи, какой же я тупой, куда девались нажитые долгими годами службы в уголовке навыки сыщика? В ту ночь дежурил дед Ефим, он и выпустил убийцу или убийц, не через забор или в подкоп под ним — в удобную калитку. Может быть, даже раскланялся на прощание, заботливо вытер с одежды капли крови главного экономиста.

Подумал, пошевелил заржавелыми от долгого бездействия мозгами и обозвал себя тупицей в квадрате.

На самом деле, если верить Светке, а не доверять ей у меня нет — пока нет! — оснований, уходя от Вартаньяна с конвертом, она закрыла за собой дверь, ведущую на черную лестницу, ключом от внутреннего замка, полученным от Сурена. Неужели у главного экономиста несколько комплектов таких ключей? Подобное предположение граничит с очередной глупостью. Уже — в третьей степени.

От хоровода полезных и нелепых мыслей закружилась голова. Пришлось отвлечься, походить по спальне, ощущая на себе вопросительный взгляд подружки.

Кажется, Светку изрядно обидело мое равнодушие. Вместо «охов» и «ахов» — отсутствующее выражение лица, блуждание по комнате. И это называется муж — самым близкий человек?

Действительно, мне было не до женских переживаний. В голове продолжался хоровод вариантов и версий, предположений и фактов.

Несомненно только одно: дед Ефим работает сразу на двух предпринимателей, официального и криминального. Все остальное — из области фантастики, которую, как я уже говорил, не воспринимаю. Как мне поступить со сторожем-топтуном: не обращать внимание или припугнуть? Скорей всего — ни то, ни другое, ни в коем случае не прерывать полезного для меня общения.

Я не очень поверил Волину в то, что он непричастен к убийству Вартаньяна равно как и желанию Пантелеймонова найти и покарать убийц своего главного экономиста — жизнь заставляет никому не доверять. Поскольку дед Ефим связан с тем и с другим бизнесменом, естественно, не верю и ему. Поэтому покопаться во внутренностях всех троих — одна из первоочередных задач.

Один вопрос отработан.

Остается узнать: что находилось в конверте, который Светка по дурости увезла в Москву? Лучшего времени для допроса, чем после освобождения, пожалуй, мне не сыскать.

— В награду за стойкость и силу воли получи вот эту пачечку империалистических банкнот, — подсунул я к лицу все ещё вздрагивающей подружки полученный от Волина «аванс». — Можешь израсходовать на свои любимые тряпки.

Светка перестала всхлипывать и дрожать, приподнялась на локте и осторожно, мизинцем, прикоснулась к деньгам. Будто боялась — взорвутся или исчезнут.

— Откуда у тебя… такие деньжища?

— Ночью, когда ты сражалась с похитителями, в окно влетел легкокрылый ангел. Уселся на край кровати и ласково прошептал: «Подари баксы своей любимой женушке. Если она, конечно, будет с тобой откровенной до конца». И — улетел. Вот я и выполняю ангельское повеление. Дело за малым — за откровенностью.

Все ещё вытирая с лица растворенный в ручьях слез макияж, освобожденная пленница старательно пересчитала банкноты и засунула под подушку.

— Сколько получил? — ревниво спросила она, протянув ко мне руки — то ли для благодарственного об»ятия, то ли для обыска.

— Ровно три тысячи баксов…

— Почему здесь, — ткнула она наманикюренным пальцем под подушку, — две тысячи девятьсот пятьдесят?… Зажилил?

Воистину Светка неисправима — даже после перенесенного душевного потрясения требует финансового отчета. Другая бы почти сутки пребывала в обморочном состоянии, а эта уже разгневанно сверкает глазами и окидывает меня подозрительными взглядами.

— Видимо, ангел ошибся, — безмятежно константировал я. — Так будешь до конца откровенной или…

Я протянул руку к подушке. Светка быстро перехватила её и положила на сооблазнительную выпуклость груди, которая, видимо, не имеет особой ценности, в то время, как деньги…

— Что ты хочешь узнать? — огорченно вздохнула она, увидев, что я остался равнодушным к её женским прелестям. — И прекрати рассказывать мне сказочки про ангела — вышла уже из младенческого возраста. Давай — по делу.

Хочешь чисто делового разговора — ради Бога, я тоже не против.