Последняя воля Нобеля
Шрифт:
— Смотри-ка, — сказала она, — то, что мы пишем о мошенниках, считается таким ужасным, что позволяет им избежать тюрьмы.
— Государство хочет сохранить монополию на наказания, — заметила Берит. — Теперь же оно хочет получить право вламываться в наши дома и прослушивать наши разговоры только потому, что ему это нравится.
Анника сложила папки в шкаф и вернулась на место Патрика.
— Если я правильно поняла, то у всех наших соседей государство уже имеет такое право, — сказала Анника. — Норвегия, Дания, Финляндия…
— Да, — согласилась Берит, —
— Это, несомненно, отягчающее обстоятельство, — язвительно поддакнула Анника.
— Теперь социал-демократы трубят о том, что они милые, белые и пушистые и что новое законодательство вводится из самых лучших побуждений. То есть они говорят, что не будут и дальше нарушать закон, потому что прослушивание и подслушивание станут теперь вполне законными. Они что, думают, что мы вчера родились на свет?
— Анника! — позвал ее Спикен от стола заведующего редакцией. — Какого дьявола ты там делаешь? Ты теперь работаешь не в криминальном отделе. Иди сюда!
Анника поморщилась и встала:
— Пообедаем?
— Непременно, — ответила Берит.
Анника подошла к Спикену и демонстративно взгромоздила сумку на его стол поверх бумаг. Он выдернул какой-то листок и, не подняв головы, протянул его Аннике.
— Ограбление магазина в Фиттье, — сказал он. — Взглянешь?
Анника взяла сумку со стола и повесила ее на плечо.
— Очень рада тебя видеть, — сказала она. — К работе я приступаю только завтра, а сегодня пришла за новыми батарейками для компьютера. Кажется, они должны быть у тебя.
Спикен положил листок на стол, выдвинул нижний ящик, извлек оттуда батарею и протянул Аннике.
— Как мы будем работать? — спросила она. — Я же теперь не буду каждый день приходить в редакцию. Ты будешь мне звонить или я тебе?
В этот момент на столе заведующего зазвонил телефон.
Это может затянуться надолго, подумала Анника и направилась в кафетерий.
Расслабившись после обеда, Анника медленно ехала по Фридсхемплан к крытому рынку в Эстермальмхаллене. Так, подумала она, свежие мидии, смёгенские креветки, палтус, норвежский лосось, тунец, жирный чесночный майонез, много шафрана и полусухое белое вино. Потом, лимонные корочки, чабрец, лук, томаты. Да, еще мясо омара, как можно больше укропа и свежий чесночный хлеб с кристаллами морской соли и базиликом.
Вино Томас уже купил. Он не доверял ей с его выбором, и, по существу, был совершенно прав.
Она пересекла Барнхюсбрун и поехала по Тенгнергатан. Зажегся красный свет, и Анника остановилась.
Есть ли дома лавровый лист и белый перец?
При переезде она выбросила массу приправ и специй.
Наверное, надо купить и то и другое.
Рядом остановилась еще одна машина, и Анника покосилась на нее.
Красный «вольво»-универсал,
за рулем женщина.Анника посмотрела на светофор. По-прежнему горел красный.
Она снова посмотрела на машину… Это не Эбба? Эбба Романова вернулась домой раньше времени? Разве она не собиралась вернуться завтра?
Анника помахала женщине, но та не обратила на ее жест никакого внимания.
Все еще красный.
Анника достала из сумки сотовый телефон, чтобы позвонить Эббе. Черт, она же так и не включила его после визита в лабораторию.
Сзади засигналил грузовик, и Анника бросила телефон на сиденье и пересекла перекресток. Красный «вольво» свернул влево и исчез из вида.
Следующий красный сигнал настиг ее на Вестманнгатан, и, воспользовавшись остановкой, Анника разблокировала телефон. Тут же посыпались текстовые сообщения. Одно, второе, третье…
— Что случилось?
На дисплее появился текст от оператора.
«У вас восемь непринятых сообщений. Для прослушивания нажмите „один“».
Анника свернула к обочине и припарковала машину возле пешеходного перехода у средней школы Эншильда.
«Здравствуй, Анника, это Лотта. Калле упал, у него сильное кровотечение — позвони сразу, как сможешь».
Пип.
«Анника, Калле становится хуже — наверное, у него сотрясение мозга, а рана такая глубокая, что ее, наверное, надо зашить. Позвони, пожалуйста».
Пип.
«Калле плохо. Почему ты не звонишь? Мы сейчас вызовем скорую…»
У Анники задрожали руки, она нажала газ и тронулась с места.
«Мамочка, где ты? Я упал с гимнастической стенки. Мне так больно…»
Пип.
«Анника, куда ты запропастилась? Я бросил совещание и сейчас нахожусь в больнице Дандерюд с Калле — позвони мне!»
Анника плача продолжала ехать, слушая сообщения.
Пип.
«Лучше бы ты занялась чем-нибудь действительно важным. Позвони мне».
Пип.
«Я сейчас был у врача, мамочка. Мне повязали на голову огромную повязку. Она, правда, такая большая. Когда ты приедешь ко мне, мама?»
Пип.
«Мы уже дома. Я приготовил обед. Мне надо вернуться на работу, будь любезна, позвони, как только получишь это сообщение».
Последний звонок был от Томаса. Он говорил ледяным тоном.
«Стоит мне поехать туда, куда я считаю нужным, стоит мне на четыре часа отключить телефон, как наступает конец света. Это нечестно».
Она как сумасшедшая всю дорогу гнала машину. Резко затормозив на подъездной дорожке, рывком распахнула дверь и опрометью кинулась к дому.
— Калле! — закричала она, взбегая вверх по лестнице в его комнату. — Калле, где ты? Что с тобой?
Калле рисовал, лежа на полу в кабинете, а Томас сидел за компьютером.
— Привет, мам. Смотри, какая у меня повязка!
Мальчик встал и подошел к матери, она опустилась рядом с ним на колени и обняла сына. Она тихонько покачивала его, стараясь сдержать готовые хлынуть из глаз слезы.
— Прости, — шептала она, — я уехала и выключила телефон и поэтому не знала, что ты ушибся. Что случилось? Ты упал?