Последняя воля Нобеля
Шрифт:
От этой мысли по спине почему-то пробежал неприятный холодок.
Суп Анника подала на террасе и сразу же поняла, что ухитрилась его не испортить. Он был в меру соленый, отдавал укропом, а майонез приятно таял во рту. Хлеб немного пригорел, но это не катастрофа.
— Итак, еще раз ваше здоровье! — сказал Томас. — Bon app'etit!
Голодные гости набросились на еду и некоторое время ели молча. Теплый ветерок был напоен ароматом сирени.
— Есть еще, не стесняйтесь, — сказала Анника, и гости попросили добавки.
Мужчины
— Ты ведь журналист? — спросил Ларссон, наполняя бокалы.
— Нет, нет, спасибо, — отказалась Анника. — Да, я корреспондент «Квельспрессен».
— О чем ты пишешь? — спросила фру Ларссон.
— Главным образом о насилии. и политике, — ответила Анника, играя бокалом.
— В самом деле? — снова заговорил Ларссон. — Может быть, тебе стоит поработать у нас?
Анника поставила бокал на стол.
— Ты хочешь сказать, что и вы, и мы бесцеремонно вторгаемся в частную жизнь людей?
— А что? Вы полощете и развешиваете их на первых полосах, а мы отправляем их в тюрьму, — сказал Джимми Халениус.
Анника, к собственному изумлению, не смогла удержаться от смеха.
— Давайте за это и выпьем, — торопливо предложил Томас.
Они чокнулись, и Анника, глядя поверх своего бокала заметила, что Томас облегченно вздохнул. Он был явно не уверен, что жена не испортит вечер и беседу.
В следующий момент Вильгельм Гопкинс завел свою газонокосилку. Это был не изящный, легкий современный электрический аппарат, а монстр с бензиновым двигателем, грохотавший, как камнедробилка. От этого грохота во всем поселке задребезжали стекла.
— Не верю своим ушам! — воскликнула Анника.
— Что?! — крикнул ей в ухо Джимми Халениус.
С нарочитой медлительностью сосед возил свою древнюю газонокосилку вдоль живой изгороди в десяти метрах от террасы, на которой ужинали гости.
— Он всегда так себя ведет?! — прокричал статс-секретарь.
— Нет, — ответила Аннике, — но он меня в общем-то не удивил.
Джимми Халениус изумленно воззрился на видневшийся сквозь листву силуэт соседа.
— Он не шутит! — крикнул он на ухо Анника.
Через несколько секунд в нос им ударила гарь отработанного топлива. Анника закашляла и зажала ладонью нос. На чем работает эта штука — на сырой нефти?
Томас встал и подошел к Аннике.
— Так дело не пойдет, — сказал он ей на ухо. — Надо перейти в дом.
Анника кивнула, взяла свою тарелку, бокал, салфетку и встала, жестом предложив гостям последовать ее примеру. Они перешли в столовую, стараясь не разбить фарфор, доставшийся Томасу в наследство от дедушки.
Анника закрыла дверь террасы, но звук газонокосилки все равно проникал в дом.
— Он немного эксцентричен, наш сосед, — извиняющимся тоном произнес Томас.
— Наш дом построен на участке, который раньше был частью общественной земли, — стала объяснять Анника. — И этот сосед до сих пор не может смириться с тем, что совет Дандерюда продал участок вместе с правом его
застройки. Сосед же искренне считает, что до сих пор имеет на него право.Она взглянула на Томаса. Было видно, что больше всего на свете он хочет, чтобы Анника замолчала.
— Это факт, — продолжила Анника, — что споры между соседями практически каждый год приводят в Швеции к убийствам. Людей убивают из-за лестничных колодцев, прачечных, детских качелей — список можете продолжить сами.
Она подняла бокал.
— Но вы и без меня все это знаете, вы же профессионалы, — сказала Анника и отпила глоток вина.
Господи, какая кислятина! Она все же терпеть не может белое вино.
— Совсем недавно один спор между соседями рассматривали в Верховном суде, — сказал Джимми Халениус.
— Кто-то погиб? — спросила Анника.
— По счастью, только вишня, — ответил статс-секретарь. — Речь шла всего-навсего о канаве. Дело происходило, если мне память не изменяет, где-то под Гётеборгом. Соседи судились десять лет, но так и не пришли к соглашению. Даже Верховный суд не смог вынести окончательный вердикт.
— Дела такого рода очень сложны, — поддержал Халениуса Ларссон. — Я недавно читал об одном случае в Торсланде. Один сосед угрожал другому, кажется, из-за лодочного сарая.
Спустя мгновение Анника увидела Гопкинса в проходе, через который он каждый день проезжал в машине. Толкая перед собой свой чудовищный агрегат, он обливался потом от натуги. Наконец он победил газонокосилку и выкатил ее со своего участка на участок Анники и Томаса прямо через новенькую цветочную клумбу.
Потеряв дар речи, Анника встала.
В тот же миг Вильгельм Гопкинс развернул газонокосилку на девяносто градусов и, взглянув на дом соседей, принялся методично уничтожать клумбу. Флоксы и ноготки, изрубленные ножами машины, полетели в разные стороны.
В голове Анники что-то громко щелкнуло. Она швырнула салфетку на пол. Он уничтожил цветы, которые она сажала с детьми, ее цветы, которые она каждый день поливала и лелеяла.
— Ублюдок! — прорычала она.
Сорвавшись с места, она вылетела на террасу, оттуда во двор и бросилась на Гопкинса. Вцепившись в него обеими руками, она отшвырнула соседа от газонокосилки, которая, пару раз чихнув, заглохла.
— Помогите! — театрально завопил Гопкинс. — Она на меня напала! Помогите!
— Ты что, совсем спятил, сволочь?! — орала Анника. В вечерней тишине ее голос разносился по всему Юрсхольму. — Ты вообще умеешь себя вести? Где тебя воспитывали, урод? Ты притащил свою поганую косилку и портишь мою клумбу?
Она хотела толкнуть его еще раз, но он вовремя отступил еще на шаг, таща за собой газонокосилку.
— Ты заплатишь за это! — кричал он. — Я позвоню в полицию! Ты меня слышишь? В полицию!
— Заходи ко мне в гости, — прокричала в ответ Анника. — Заходи, заходи. Половина Министерства юстиции видела, что ты здесь творил!
В этот момент ее обхватили сзади руки Томаса. Он прижал жену к себе, поднял, оторвав от земли, и развернул лицом к дому.
— Я должен извиниться за поведение моей жены, — сказал Томас соседу.