Последняя война

— Ой, — вдруг отшатнулся Фарр, доселе сжимавший в пальцах ремешок своего кошелька.

Ладонь разжалась, и матерчатый мешочек шлепнулся на землю.

Грубая холстина, из которой был сшит кошель, распадалась на глазах, постепенно превращаясь в пыль. Обнажились грани Кристалла, ставшего пронзительно-белым с голубоватым небесным отливом, и трое изумленных людей, склонившись над святыней из города Меддаи, увидели, как небольшой осколок уменьшается под солнечными лучами, будто комочек льда, исходя белесым паром. Спустя некоторое время Камень исчез, на его месте осталась небольшая лужица, мигом впитавшаяся в тонкий слой почвы.

— Это уже не чудеса, — первым решился высказать свое мнение Кэрис. — Либо ваш Кристалл выполнил свое предназначение, либо кому-то он очень не понравился… А ну назад! Фарр, не стой столбом, дубина! Ясур!..

Призрачный туман начал подниматься от земли, постепенно сгущаясь, поползли тонкие, едва с волосок, струйки холодного огня, и буквально на мгновение мелькнуло перед глазами внезапно появившееся узкоглазое лицо человека с короткой бородой, умными и жестокими глазами, ниточкой усов, протянувшихся над верхней губой.

— Кто это был? Вы все видели? — быстро сказал вельх. — Мне померещилась рожа какого-то мергейта. Фарр, отвечай!

— Гурцат, — выдохнул атт-Кадир, по-прежнему не двигаясь с места. — Не знаю откуда, но я уверен, что это Гурцат. Честное слово!

— Вождь мергейтов сейчас далеко на полудне, — возразил Кэрис. — В нескольких сотнях лиг отсюда. Почему этот твой… камень привел нас именно сюда? Просто ради того, чтобы показать, как выглядит Гурцат? Так? Какая ерунда! Или…

— Или, — продолжил за Кэриса Ясур, — здесь хранится оружие, которым мы сумеем поразить проклятого степняка? Или что? Я давно не верю в сказки о волшебных мечах, созданных богами луках и саблях, предназначенных для одного-единственного удара по Избранному!

— Мы оказались здесь не зря, — почти неслышно прошептал Фарр. — Но почему так далеко от обжитых людьми земель и самого Гурцата?

— Выясним. — Короткое замешательство Кэриса мгновенно исчезло, сменившись решительностью. — Ясур, поднимайтесь наверх, а я прогуляюсь к горе да посмотрю, чего там такого особенного. Если вдруг наткнусь на брошенный волшебный меч, обязательно принесу вам. Поняли?

Не дожидаясь возражений со стороны Фарра или тотчас насупившегося сторожа, Кэрис поправил свое клетчатое одеяние, перебросил за спину длинный прямой меч и быстро зашагал в сторону двурогой горы.

Глава одиннадцатая. Все страхи мира

— Долго ли идти по Тропе?

— Не знаю, повелитель. Тропа лежит за пределами понимания нашего скудного разума.

— Ты говорил, что недавно бывал в пещере. Тогда почему не можешь ответить на самые простые вопросы? Любая дорога имеет свою длину, от лучного перестрела до многих конных переходов. Отвечай!

— Великий хаган, осмелюсь повторить: Тропа — отнюдь не "любая дорога". Она постоянно меняется; проходя дважды мимо одного и того же камня, ты не сможешь его узнать. В первый раз на твоем пути окажется невзрачный булыжник, потом камень превратится в сверкающий синий кристалл, затем в кусок льда… Неизменно лишь одно — Тропа заканчивается в пещере, которую я называл Сверкающей. Именно там…

— Я сам увижу, что там находится. Убирайся.

— Добрых снов, повелитель.

Светловолосый человек склонился, бросив короткий презрительно-испуганный взгляд на хагана Степи, и, пятясь, начал отступать к пологу юрты. Гурцат недовольно отвернулся.

"Я никогда не сомневался в правильности всех дел, которые совершил по воле Заоблачных, — подумал хаган, сжимая в руке опустевшую пиалу, к донышку которой прилипли листики зеленого чая. — Но как я мог позволить иноземцу принимать за меня решения?.. Хотя нет. Я сам, по своей воле приехал сюда. Драйбен только советовал. Я мог не прислушиваться к его словам. Мог приказать нукерам сломать ему хребет, едва он появился в становище на Идэре. Теперь поздно. Боги, боги, если бы вы знали, как я боюсь!.."

На плечо великого завоевателя, некогда безвестного хана из улуса, принадлежащего роду эргелов, легла узкая легкая ладонь. Госпожа Илдиджинь неслышно появилась из полумрака, едва не заставив Гурцата вздрогнуть. Она была не только любимой и самой красивой женой хагана, но и верной помощницей во многих делах. Это в Саккареме женщине запрещено вмешиваться в разговоры мужчин. В Степи по-другому. Этот закон, правда, позволил Илдиджинь изменить Гурцату во время резни на Идэре — именно она припрятала Худука, своего родича. Хаган, конечно, вначале наказал жену, но вскоре простил и перестал на нее сердиться. Она по-прежнему оставалась самой любимой.

— Твой советник похож на рыбу, выброшенную на берег Идэра, — серебристым голоском сказала Илдиджинь, не обращая внимания на то, что Гурцат повел плечом, пытаясь сбросить ее руку. — Такой же дрожащий, напуганный и белоглазый. Однако его пугаешь не ты и твоя немилость. По-моему, Драйбен в страхе перед будущим.

— Когда мы уйдем отсюда, — буркнул Гурцат, не оборачиваясь, — я прикажу отрезать ему голову. Все страхи сразу пройдут.

— Какая польза от мертвой головы умного человека? — спокойно вопросила Илдиджинь. Гурцат все-таки покосился через плечо и увидел, что жена необычно серьезна. Ей исполнилось не меньше тридцати весен, но красота степной девушки, впервые встреченной еще до войны с пришельцами из-за моря, упрямо не желала увядать. — Драйбен поведал тебе, как лучше управлять новыми улусами, разослал людей нанять мастеров, строящих машины для осады городов… Не нужно убивать того, кто еще не раз пригодится хагану.

— А что нужно?

— Повернуть обратно, — настойчиво сказала Илдиджинь. — Ты разве не замечаешь, что происходит? Мы углубляемся в эти проклятые горы, и мне становится все страшнее и страшнее. Не могу спать по ночам.

— Женщины всегда боятся, — хмыкнул Гурцат. — Всего. Полевых мышей, матери своего мужа, грозы…

— Хорошо, — согласилась жена. — Я всего лишь глупая женщина. Но ответь, мой мудрый супруг: отчего нынешним утром нукеры десятка Субдэ передрались? Двоих убили, зачинщиков Менгу приказал казнить. Люди постоянно ругаются, придираются друг к другу, ссорятся из-за пустяков. Скажи, почему? Разве твои Непобедимые могли за неполные двадцать дней дороги превратиться из отважных воинов в склочных старух? Что происходит?

— Не знаю, — качнул головой Гурцат. — Ты боишься, я тоже. Напуганы все, потому и разлад в сотне. Воинственность нукеров — следствие страха. Иначе его нельзя побороть или притупить.

— Надо возвращаться, — упрямо повторила любимая жена. — И быстрее. Зачем тебе помощь чужих богов, когда войску помогают Заоблачные? Шаман говорит, будто в горах живет очень плохой бог. Хорошие боги — наверху, над нами. Никто из Заоблачных не стал бы спускаться на землю и жить в пещере, словно поганый дэв.