Последыш III
Шрифт:
— Деловая ты моя! — улыбнулся Бармин, неожиданно растроганный ее скрупулезностью. — Хорошо тебя родители учили!
— Я готовилась принять стол в Полоцке, — пожала плечами Мария. — Правящая княгиня должна соответствовать, а не то все разворуют, к бесовой матери, и никакой статус не поможет.
— Ната! — окликнула она свою камеристку. — Скажи там, пусть сварят кофе, как я люблю.
— Мне тоже, — поддержал супругу Бармин. — И что-нибудь эдакое к кофе, пожалуйста. Может быть, чуточку граппы?
— Тогда, мне тоже! — тут же оживилась Мария. — Граппа — это хорошо! Стравеккья [123] , да? — повернулась она к мужу.
— Да, — кивнул он, — но только совсем немного. — Нас же в аэропорту встречать будут. Негоже пьяными к хозяевам выходить!
Под
123
Stravecchia (Стравеккья) — очень старая граппа.
124
Ниен — в нашей реальности Петербург.
«Достойные имена, — отметил Бармин мысленно. — Дорогая коллекция…»
В общем, они с Марией так увлеклись исследованием своих новых богатств, что даже забыли о времени. Но им, разумеется, напомнили. Первый пилот вышел к ним в салон и сообщил, что через полчаса они будут садиться в аэропорту Ландветтер, где их ожидает торжественная встреча.
— Спасибо, Август Борисович, — поблагодарил своего шеф-пилота Бармин и сразу же объявил «аврал».
Ему-то самому одеться и десяти минут не возьмет. Другое дело Мария. Ей, тем более, по зимнему времени, — а конец ноября в этих широтах вряд ли сильно отличается в этом смысле от начала декабря, — чтобы выглядеть достойно, требовалось гораздо больше времени. Однако Мария его удивила. Не в первый раз, впрочем, и снова по-хорошему. Оделась быстро, и к тому моменту, как конвертоплан замер на бетоне аэрополя, двигатели замолкли, и бортинженер распахнул люк, к которому тут же подъехал трап, она уже стояла рядом с ним. Сам Бармин одел поверх костюма-тройки длиннополое черное пальто из кашемира, которое не стал, впрочем, застегивать, и белый шелковый шарф, а голову оставил непокрытой. Мария была в манто из мангазейского соболя и тоже с непокрытой головой, но в ее случае на то имелась более веская причина, чем нежелание надевать шапку. Ее голову украшала княжеская корона, — облегченная, а не церемониальная, — украшенная изумрудами и жемчугом, но все-таки корона.
— Ну, что, красавица, готова?
— Пошли уж, — улыбнулась Мария.
— Тогда, за мной!
Бармин спускался по трапу первым, Мария шла следом за ним, а на бетоне посадочного поля их ожидала представительная делегация, в которой затянутых в мундиры мужчин было гораздо больше, чем штатских. Женщина же была всего одна. В центре композиции и несколько впереди остальных встречающих стояла герцогиня Сконе. Она снова была в парадном мундире офицера ВМФ Швеции и, как и все остальные военные, в фуражке, но без шинели. Зато орденов на ней сегодня было столько, что глаза разбегались от блеска золота и бриллиантов. Впрочем, Бармин знал, боевых орденов у нее всего два, и это более, чем достаточно для человека, являющегося всего лишь офицером-резервистом. Остальные ордена прилагались к ее высокому титулу или были иностранными наградами, вручаемыми членам королевской семьи из уважения, а не за заслуги.
Обмен приветствиями занял совсем немного времени, поскольку всем было холодно, и вскоре Ингвар и Мария уже ехали в резиденцию шведских королей, в которую их пригласила Ульрика Катерина, не желавшая, по-видимому, принимать жениха хуже, чем он принял ее, при том, что у него времени на подготовку практически не было, а она имела возможность решить все логистические вопросы загодя. Впрочем, она в своем дружественном гостеприимстве пошла даже дальше, сев с Барминым и его второй женой в один автомобиль.
— Как ты себя чувствуешь? — подозрительно посматривая на Ингвара, спросила она, как только
машина тронулась и толстое звукоизолирующее стекло отделило пассажирский салон от водителя и офицера охраны.— Не волнуйся, Рикке! — успокоил ее Бармин. — Как видишь, я жив, и по мнению врачей, в ближайшее время не умру, если не убьют конечно.
— Я же тебя спросила о другом!
— Чувству себя, как вполне здоровый человек. Правда, сплю пока несколько больше, чем обычно, но зато аппетит вернулся к своему исходному состоянию. Так что волноваться не о чем. Лучше расскажи, что происходит у вас. Слухи, знаешь ли, и до нас доходят.
— У нас… — задумалась кронпринцесса. — У нас все, как и у вас. Одна попытка покушения за другой, и все, в основном, против меня. На Карла Августа тоже наскакивают, но на меня чаще.
— Вывод напрашивается, — кивнул Ингвар, — не правда ли?
— Наша разведка утверждает, что кроме обычных врагов династии, против нас действуют также лютеране, поскольку язычники сейчас оказались в стране в численном меньшинстве, но по-прежнему обладают всей полнотой власти. Нашу династию церковь практически открыто сравнивает с римским поганством, угнетавшим и истреблявшим первых христиан. Есть основания полагать, что недавно они каким-то образом узнали об Источнике, и боятся теперь нашего усиления, если я выйду за тебя замуж и рожу от тебя наследника престола. К сожалению, это не все. Есть кто-то еще, и боюсь, что это кто-то из тех, на ком лежит благословение богов. Сейчас таких семей в Европе осталось всего одиннадцать, но они все несут благословение именно богов, а не богинь. И, возможно, для них это что-то значит. Знают ли они обо мне и о тебе, это открытый вопрос. Но, если знают, и все обстоит именно так, как я думаю, это может объяснить часть покушений, как на меня, так и на тебя.
— Воевать со всем миром — занятие не для слабонервных. — Как ни странно, Бармин не испугался. Ему надоело бояться, но, с другой стороны, у него не было ни одной конструктивной идеи, как переломить негативную тенденцию. Главное, от такой охоты даже на краю земли не спрячешься. Все равно найдут. Тут уж лучше принимать бой на хорошо оборудованных позициях. В собственном замке, окруженным преданными людьми. И более того, в свете последних событий, Ингвар начинал думать, что брак с Рикке — не такая уж плохая идея. Вместе они сила, и при том немалая сила.
— К сожалению, нас не спрашивают, хотим мы воевать или нет, — чуть пожала плечами кронпринцесса.
— Тогда вопрос, — кивнул Бармин, соглашаясь с позицией свой будущей невесты. — Вернее, группа взаимосвязанных вопросов. Первое. Когда объявим о помолвке? Второе, когда свадьба? Спрашиваю тебя, поскольку готов согласиться с твоим видением ситуации. Но, по мне, так чем быстрее, тем лучше. Но это тебе решать. Однако место проведения свадебных ритуалов не обсуждается. Я муж, значит, у меня в замке. И наконец, четвертый вопрос: ты согласишься хотя бы какое-то время после свадьбы пожить со мной в Усть-Угле?
— О помолвке, если нет возражений, можно объявить послезавтра на коронационном балу. Свадьба… Самое раннее, если не нарушать приличий, через три месяца. Свадьбу придется играть в два этапа. Король Швеции не может приехать к тебе в замок. Без обид, но он мой старший родственник…
«Да, — согласился мысленно Бармин. — Тут я погорячился. Не учел с кем вздумал брачеваться».
— Хорошо, — сказал вслух. — Довод разумный, принимаю.
— Тогда, если хочешь, тайный брак, без публичного объявления, у тебя в Усть-Угле, а через неделю уже гласно у нас в Гетеборге или Стокгольме.
Что ж, женщина явно старалась сглаживать углы. Понимала, что отношения только-только начали налаживаться. И это она еще не знает, что он хочет представить ее своему Источнику.
— Согласен.
— После свадьбы, сразу уедем к тебе, — продолжила между тем кронпринцесса. — Мне надо будет вернуться домой только за месяц перед родами, и… Как ты смотришь, если Сиф тоже переедет к тебе?
Сиф баронесса фон Фризендорф — шестнадцатилетняя внебрачная дочь кронпринцессы. Признанный бастард она получила от отца Ульрики баронский титул и, насколько было известно Ингвару, постоянно жила с матерью в Стокгольме, где у герцогини Сконе было собственное ателье от-кутюр. Бармин с этой девочкой знаком пока не был, но принимал ее в расчет, как часть брачной сделки.