Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом «ненормальности». Какая она изнутри? Моя жизнь с синдромом Аспергера

– Я к ней пристрастился во Вьетнаме, – растолковал Пол. – Здорово помогает уберечься от малярии.

В жизни не слыхивал, чтобы в Новой Англии кто-то болел малярией. «Может, это редкая хворь вроде менингита? – предположил я. – А бурда в бутылке – лекарство?» Я отпил еще глоток. Я читал, как во время постройки Панамского канала шла борьба с малярией. Прихлебывая угощение, я огляделся, сравнивая наши местные леса с джунглями Центральной Америки.

Пол старался держаться подальше от дорог и обходился простенькой палаткой и спальником. Сидел он на бревне, а кострище сложил из камней, и на огне грелся старый кофейник. Чем же он питался, мой новый знакомый?

– Охочусь, рыбачу помаленьку, в городе промышляю, – сказал Пол. Уж не знаю, чем он промышлял в городе, но вид у него был крепкий и сытый.

– А почему не построите домик? – спросил я. – Или хотя бы навес от непогоды?

– Не хочу пускать корни, – объяснил Пол. – Надо всегда иметь возможность свернуть лагерь за минуту и сняться с места.

Он и тента никакого не натянул. Похоже, непогода была ему нипочем.

Я всегда считал, будто знаю местные леса как свои пять пальцев и прекрасно могу здесь выжить, но Пол показал, что мне еще многому надо научиться. Он умел ловить кроликов, обдирать, потрошить и готовить. Мог наловить форели на уху. И, более того, умел отыскивать в городских помойках вполне пригодную в пищу еду – свежий хлеб и овощи. До встречи с Полом я и не подозревал, какую богатую добычу можно промыслить в наших местных помойках в небольшом городке.

Благодаря Полу я выучился бить рыбу из духового ружья. Оказалось, это проще простого – при условии, что ты меткий стрелок. Садишься на берегу с ружьем на взводе. В идеале нужно забраться на сук дерева, чтобы смотреть в воду с высоты футов в восемь-десять. Потом кидаешь в воду хлебные крошки. Когда рыба подплывает к крошкам, подстреливаешь добычу. Гораздо удобнее рыбалки, просто нужна твердая рука и зоркий глаз.

– Я заряжаю ружье пулями, – пояснил Пол. – Рыбу даже не приходится ранить. Ее оглушает, когда пуля ударяет в воду, и остается только вытащить. Еще проще – бросить в воду гранату и потом вытащить рыбу сетью.

Потом он как-то показал мне, как глушить рыбу взрывчаткой. Весь берег был усеян мертвыми рыбинами.

Благодаря Полу я научился передвигаться по лесу совершенно бесшумно, ловко прятаться в подлеске и не оставлять следов, – словом, ходить по лесу как настоящий индеец. Я научился не просто гулять по лесу, а жить в лесу.

И еще я приучился смотреть, куда иду.

– Осторожно, проволока!

Проволока?

Оказывается, Пол огородил свой лагерь проволокой, протянув ее в траве на высоте чуть ниже колена. Таким образом, никто бы не подошел к его стойбищу незамеченным.

– Если бы я ее заминировал, тебя бы уже в клочья порвало!

Поскольку я с детства гулял по этим лесам, мне в голову не приходило опасаться натянутой проволоки – я не знал, что она может быть так называемой растяжкой, задев которую, ты выдергиваешь чеку гранаты, и она взрывается. Но и тридцать лет спустя я помню уроки Пола и всегда внимательно смотрю под ноги.

Пол много рассказывал мне о службе в армии. Я ожидал услышать истории о сражениях в далеких краях, но ошибся. Пол рассказывал, как отбивался от тигров в джунглях. О том, как возил контрабанду – огромные партии наркотиков и всякое другое – на армейских самолетах. Рассказал, как ставил западни на врага и оснащал их заточенными палками. В его рассказах не было ничего общего с моими прежними познаниями о войне, почерпнутыми из кино и телевизора.

Пол прожил в своем стойбище в чаще леса все лето. Я навещал его едва ли не каждый день, а бывало, что и жил у него по несколько дней. Место было славное. Тут никто на меня не давил, не требовал искать работу, не закатывал скандалы и вообще не цеплялся. Вся армейская сноровка по части лесной жизни, приобретенная Полом в азиатских джунглях, помогала ему благополучно жить невидимкой в наших лесах. И когда я навещал Пола, то тоже становился лесным невидимкой.

Вот только отшельником мне быть совсем не улыбалось, а от Пола каждый раз приходилось пилить до города целых шесть миль. Я всегда видел свою жизнь как жизнь среди людей, хотя у меня и не очень получалось с ними ладить. Я пришел к выводу, что мне необходим какой-то неповторимый талант, который бы привлекал ко мне окружающих. В таком случае мне не придется самому выступать инициатором общения и завязывать разговор. Нужно будет лишь отвечать, а это мне куда легче. К счастью, похоже было, что подобный талант у меня уже есть – и это оказался талант к починке, переделке и сооружению разного музыкального оборудования. Все чаще получалось, что музыканты сами искали общения со мной.

Я чувствовал, что с каждой неделей взрослею. Научился избегать лесных ловушек и все отчетливее представлял себе собственное будущее, связанное с музыкой.

В сентябре, когда по ночам стало все сильнее холодать, Пол заговорил о том, что собирается на юг, во Флориду. Как-то утром я пришел в лес, и увидел, что Пола больше нет. Он исчез, не оставив ни малейшего следа. Через несколько дней можно было прийти на это место и, если не знать, что Пол три месяца прожил тут в палатке, даже не заподозрить, будто здесь был обжитой лагерь. Ни мусора, ни следов на земле, ничего не осталось.

Я так и не узнал, куда отправился Пол, и никому не рассказал о нем и о том, чему он меня научил. Годы спустя фотография Пола промелькнула в газетах: он выступал свидетелем в Бостоне на судебном антивоенном процессе. Тогда я узнал, что Пол был героем войны, обладателем множества военных наград, ветераном Войск Особого Назначения – десантником из «зеленых беретов». [4]

Мне пришла пора выйти из лесов и вступить в ряды человеческого общества.

4

Войска специального назначения – десантно-диверсионные войска. Подразделения для специальных операций в составе Сухопутных войск. Основные функции: проведение противопартизанских операций (в частности, в странах Латинской Америки) и обучение военнослужащих дружественных армий приемам проведения специальных операций. Активно использовались в диверсионно-десантных операциях во время войны во Вьетнаме.

Глава 10 Как я назвался мусорщиком

Я давно уже размышлял, как бы уйти из дома и жить отдельно, независимо от родителей. Когда мне исполнилось пятнадцать, отец купил себе мотоцикл, чтобы ездить на нем в университет. Мне он мотоцикл не давал, но я задумался, как бы завести собственный. Начал расспрашивать всех знакомых, не продает ли кто мотоцикл, пусть и подержанный. Изучил уйму объявлений в газетах и, наконец, нашел то, что искал – дешевый мотоцикл, «Хонда-Дрим» 1966 года за двадцать пять долларов. Я купил его, привел в порядок и получил возможность хотя бы на время сваливать из дома. Именно о возможности сбежать я и думал, когда согласился поехать с родителями на сорокалетие их друга Уолтера Хендерсона. На публике родители обычно старались вести себя как можно приличнее и держались в рамках, поэтому я знал – они мне ничего не сделают. Кроме того, мы будем в центре города, а там в случае чего легче сбежать.

Рабыня и Тупица редко устраивали какие-нибудь совместные затеи. Однако оба они, и мать, и отец, симпатизировали Хендерсонам, поэтому на юбилей Уолтера поехали вместе. Мне Уолтер тоже нравился, – по крайней мере, тот Уолтер, которого я знал. Он преподавал английский в колледже Амхерст и носил коричневую вельветовую куртку. Был интересным собеседником и даже проявлял ко мне какой-то интерес. Родителям почему-то очень хотелось, чтобы я поехал на ту вечеринку вместе с ними.

Раньше я никогда не бывал на университетских вечеринках. Это были мероприятия для взрослых – как правило, для родительских друзей. Некоторые из этих взрослых были ничего, но другие казались мне заносчивыми и самодовольными, и они меня раздражали.

Я знал, что почему-то считаюсь неудачником, чудиком и отщепенцем, но в то же время я начал отчетливо понимать: кое-то из взрослых, со сладкими улыбками объяснявших мне, какое я чудовище и ничтожество, сами были полнейшими неудачниками. А на опыте вращения в музыкальных кругах я усвоил, что есть места, где чудикам только рады.

Рабыня сказала:

– Джон Элдер, имей в виду, Уолтер и Аннет прекрасно к тебе относятся. Они очень хотят, чтобы ты пришел к ним на вечеринку.

«Может, и прекрасно, – подумал я. – А может, они просто рассчитывают, что я послужу развлечением для гостей – ведь я такой странненький». Да, эта версия казалась куда правдоподобнее. Хендерсоны считали меня чудиком.