Посмотри в глаза чудовищ

– Яков Вилимович. Не крути. Ты ведь пришел ко мне. Значит, знал, для чего?

– Да знал я, Колька, знал – токмо, может, забыл дорогой… Эх, не обижайся: слишком я обрадовался, когда тебя учуял, голову потерял. Не знаю сейчас, правильно ли сделал, что пришел.

– Правильно, Яков Вилимович. Правильно.

– Не послушаешь ведь ты меня, когда узнаешь все.

– И это может быть.

– Ты ману свою про Дракона дописал? Я помню, тебе еще три книги оставалось…

– Дописал. Не нравится она мне. Как учили, портил я форму, чтобы избежать совершенства…

– За это и сердит на стариков?

– Может быть. Трудно себя понять.

– Трудно… Да нет, что тут может быть трудного. Мог ты быть таким поэтом, что бог бы заслушался и по-твоему стал бы миром править. Силы в тебе были – страшные… Оттого, может, и произошло все тогда. Чтобы – не дать, не допустить… Вот – не допустили. Не таской, так лаской.

– О чем ты говоришь, Яков Вилимович?

– О том, чего не знаю. Знаешь, как легко говорить, о чем не знаешь? И наоборот… Чем меньше знаешь, тем легче говорить.

– Вернемся к трудному.

– Ладно. Скажу. Что хочешь знать?

– Куда ушли асуры?

– Да, Колька, спросил… Куда – не знаю. А войти к ним будто бы можно с острова Шаннон…

– С острова Шаннон? – тихо сказал Николай Степанович. – Туле… Полая Земля… Тихие идиоты. Как все сходится.

– Да, сходится. И вряд ли спроста.

– Вот, значит, зачем ему был нужен тетраграмматон. А мы-то все думали – для оживления железных идолов. Но постой! Он же добыл где-то…

– Что добыл?

– Тетраграмматон. Я же сам видел – живая железная бабища с руками до земли! Два отделения солдат – в три секунды…

– Нет, Колька, не может того быть. Ежели принципу, в книгах запечатленному, следовать, отзвук от применения четырехбуквия долго должен держаться во всех сферах. А такового нет. И не было пока еще.

– Я своими глазами…

– Тут вот что не исключается: как для ксериона проверка есть: превращение простых металлов в золото да платину, так и для четырехбуквия: оживление глиняных да железных персон-антропоморфов. Однако же как, помимо ксериона, есть всяческие неподлинные трансмутаторы, что на металлы влияют, а человеческому телу есть яд смертный, так и четырехбуквия, должно быть, есть и мнимые: те, что лишь над глиной да железом власть имеют, а не над асурами. Для отвода глаз, для обмана…

– Ложный бастион.

– Истинно так. Барон твой вполне мог такой обманкой овладеть…

– Хорошо. Остров Шаннон. Что там?

– Большой рум. Попасть туда можно вот из этих, которые тебе открылись. Направление определим – да там, наверное, есть на стене заметки. Токмо использовать следует не одну свечу и не одну карту, а две – так, чтобы тень на тень ложилась. Понятно это?

– Соображу… А отчего эти румы закрыты были, не знаешь?

– Давняя это история, еще до меня случилась. Был будто бы такой шляхтич мальтийский Поликарп. Попал он в драконью страну, еле уцелел, а уходя – пустил тьму египетскую позади себя…

– Понятно. А что же ты сам, Яков Вилимович… не ходил в поиск на остров Шаннон?

Брюс наклонил голову:

– Ходил, Колька. Запустение там и холод. Одно лишь нашел существенное и важное: на камнях пола карта румов нанесена.

– И ты молчишь?

– Говорю, раз слышишь, имеющий уши. Не так проста эта карта, как хотелось бы…

– С собой? Срисовал?

– С собой. В камзоле. Хороший был камзол, износу не знал… Так вот, есть там – в руме шаннонском – место, которое я за ворота счел. Но открыть их не сумел, как ни пытался.

– Из того же камня? – спросил Николай Степанович. – Черные, матовые?.. – Черные, да. Тоже видал где-то?

– Если я что-то помню из географии, – сказал Николай Степанович, – точь-в-точь на противоположной стороне Земли…

– Чего ты хочешь добиться, Колька? – тихо спросил Брюс, наклоняясь вперед.

– Добиться… – Николай Степанович сцепил пальцы и уставился на побелевшие костяшки. – Ты поверишь, если я скажу, что мне вся эта возня смертельно надоела?

– Поверю.

– Я хочу заниматься своим делом. Растить сына. И чтобы ни одна сволочь… Мясной резерв, понимаешь. Да. Я просто хочу их уничтожить. Стереть с лица земли. Они мне уже не интересны – ни сами по себе, ни тем, что от них можно получить…

– Варвар, входящий в Рим.

– Возможно. Roma delenda est. Можно прихватить себе на память пару бронзовых пуговиц… А теперь, Яков Вилимович, самый главный вопрос. Что в Предтеченке стряслось?

– Не до конца я это понял. Прочел перед тем одно письмо Фламеля и сообразил кое-что. Решил, что надо проверить. Но сказать, что к чему, могу тебе токмо часом позже. А ну, встань, сыне.

Николай Степанович поднялся на ноги. Брюс, ставший внезапно величественным и грозным, возвысился над ним.

– Властию, данной мне Уставом Светлого Братства Мозаичников, произвожу тебя, малый таинник Тихий, в таинники великие и назначаю маршалом Ордена Пятый Рим…

Формально Брюс не имел права делать ни того, ни другого, но Николай Степанович все равно опустился на колено и поцеловал широкую костистую лапищу старого колдуна…

ЗОЛОТАЯ ДВЕРЬ (Конго (Киншаса), 1968, 1 апреля)

– Вот вроде и тварь безмозглая, – сказал Коломиец, обгладывая косточку, – а кушать все равно неловко…

– Не любо, не кушай, – проверещал я, не разжимая губ.

Коломиец уронил косточку и уставился на обезьянью голову.

– С первым апреля, Евген Тодосович, – сказал я.

– Шутки у тебя, Степаныч, как у того боцмана…

Я ухмыльнулся, а сам подумал, что, пожалуй, лучшего, чем Коломиец, напарника для зимовок, робинзонад и прочих полетов на Марс найти сложно. Мы были вместе два месяца в пути и вторую неделю в безнадежной ситуации, но до сих пор друг другу не осточертели.

Сегодня по плану нам следовало покопаться в районе «казарм» – так мы условились называть эти низкие П-образные строения у самого болота. За проведенные здесь дни мы составили достаточно подробный план храмового комплекса и нашли много интересного – кроме следов ночной мистерии. Все кануло… Причем не только вещественные тела: и атмосфера вдруг очистилась от того напряжения, которое до этого неосознанно ощущалось и угнетало, подобно печному угару. Несколько дней мы провели в состоянии почти идиотической веселости, ничего больше не боясь и радуясь, что остались живы.

Надолго ли – об этом мысль не приходила.

Впрочем, мы вполне могли и выжить – если не постигнет нас какое-то неожиданное несчастье. Обезьяны являли собой неиссякаемый мясной резерв, два хлебных дерева мы уже обнаружили, роща масличных пальм росла неподалеку… Угроза могла исходить разве что от всякого рода кровососов, но не зря же нас изнуряли прививками (без чего я-то мог обойтись, а вот Коломиец – вряд ли).

Итак, мы вскинули на плечи легкие рюкзачки, ружья – и бодро потопали к воротам. Вот колодец, из которого вознесся в небо дракон. Коломиец лазил туда на следующий же день, но ничего не обнаружил – только следы когтей на каменных стенах. Вот башня, куда я поднимался. Таких башен здесь семь. Коломиец побывал на всех. Он продолжает искать что-то свое, притом вполне понимая, что его секреты в этих местах выглядят игрой в казаки-разбойники. ГРУ против ЦРУ. Я спрятал, ты нашел. Раз-два-три-четыре-пять, всем шпионам надо спать.