Пособие для внезапно умерших

Когда Вадим возвращается, он не торопится лечь.

– Как фамилия твоего знакомого, который только что звонил? – спрашивает он. – Мне показался знакомым его голос.

Я не хочу раздражать Вадима еще больше и называю фамилию.

– Да, так и есть, это он. Мы часто говорили с ним по телефону, особенно в последнее время, я хорошо помню его голос.

– Вы знакомы? – Я искренне поражена. – Как он выглядит? Я хочу убедиться, что ты не ошибся, мало ли в Москве Алексов…..

Вадим описал Алекса, именно того самого Алекса, ошибки быть не могло.

Совпали и внешность, и странная привычка Алекса подергивать правую бровь.

Это действительно невероятно. Они познакомились в спортивном баре, болели за одну футбольную команду. Слово за слово – разговорились. Это случилось в самом разгаре нашей любви, и ему хотелось с кем-то поделиться непостижимой историей наших встреч. О господи, он нашел достойного слушателя! Теперь понятно, как именно все у нас развалилось.

Постепенно они сблизились, Алекс стал его конфидентом, ну еще бы, Алекс наверняка для этого с ним и познакомился. Конечно, он и виду не подал, что отлично знает Вадикову новую подругу. И понятно, что ему нетрудно было давать Вадику пророческие советы, которые тот принимал за чистую монету. Потрясенный провидческими способностями своего знакомого, Вадим оказался полностью в его власти.

Но самое страшное ждало меня впереди. Оказывается, именно Алекс внушил Вадику, что я несу для него угрозу и что нельзя меня брать с собой на Кайлас, иначе он там сам погибнет. Поэтому-то он и отговаривал меня ехать.

Первым моим порывом было рассказать ему, как на самом деле обстоят дела: кто такой Алекс и в каких мы с ним отношениях. Но это только усугубило бы ситуацию. Чертов колдун! Но я вдруг поняла, что произошедшее необратимо. Разве это Алекс, в надежде удержать меня, разрушил мою жизнь? Разве я не добровольно приходила к нему?

Утром мы грузимся в джипы и выезжаем в сторону непало-китайской границы.

Пока дорога идет по предгорьям, на ней еще могут разъехаться две машины. Но когда начинается серпантин, становится по-настоящему страшно. Наш водитель сигналит перед каждым поворотом, чтобы предупредить случайно оказавшуюся за ним машину.

Кое-где оползни унесли асфальт, и тогда мы очень медленно переползаем через груды камней, перемешанных с мокрой глиной. С одной стороны – отвесная стена, с другой – отвесная пропасть. Лучше не смотреть. Укачивает.

Иногда мы останавливаемся пописать и размяться. И тогда перед нами открывается вид, ради которого мы и летели за тысячи километров. О, это совсем не похоже на игрушечные Альпы. Это огромные суровые горы, и узенькая дорожка, по которой катятся наши джипы, кажется здесь случайной и лишней. И я себе кажусь здесь лишней. Как я здесь оказалась?

Мы ночуем в гестхаузе при монастыре. Здесь есть горячая вода и простыни на кроватях. Все не так уж плохо. На утро мы завтракаем простоквашей и тонкими лепешками, испеченными на открытом огне, и снова грузимся в наши джипы. Сегодня нам предстоит преодолеть непало-китайскую границу и получить офицера сопровождения.

И конечно, оказалось, что у нас неправильные визы. Никто особенно и не удивился. Вид нашего руководителя предполагал нечто подобное.

Но и китайцы – тоже люди и тоже берут на лапу. А мы-то думали, что они более идейные борцы, чем мы. Виза после совсем небольшого, по нашим меркам, сбора в пользу китайских погранвойск была готова, и мы снова двинулись в путь.

Вадька устроился на заднем сиденье и заснул. А я завороженно смотрела по сторонам и пыталась фотографировать на свою мыльницу, что успеваю ухватить, через стекла.

Мы уже на трех с половиной тысячах. Растительность постепенно исчезает. Зато начинает болеть голова. Надо пить, пить и еще раз пить.

И вот, наконец, мы в Дарчене, маленьком поселке, на высоте 4600 метров. Здесь начинает кора вокруг Кайласа. Это сюда стремятся буддисты всех окрестных стран, чтобы очистить карму. Поселок, по нашим меркам, совершенно нищий. Как можно так жить? При том количестве денег, которое протекает через эту местность.

Гестхауз, где нам предстоит переночевать, – это грубо сколоченная коробка с удобствами на улице. В удобствах гуляет ветер. Очень холодно и неуютно. И уже очень хочется мыться. Запасливый Вадик взял с собой мощное устройство для нагрева воды и переносной душ. Вся беда в том, что нет розетки, куда все можно было бы воткнуть. Так что придется ложиться спать немытыми. Завтра рано вставать.

Вероника. Первый день

Первый день, говорят, не самый трудный. Пока еще ниже 5000, но идти все равно очень тяжело. Вокруг простираются величественные, но очень жесткие каменистые пейзажи. Можно смотреть не отрываясь. Наша группа растянулась на несколько сот метров. Каждый тащится в своем собственном темпе. Идти тяжело. Кислорода не хватает. Но хотя ноги переставляешь с трудом – внутри странное ощущение приподнятости и движения. Впервые за несколько последних месяцев меня отпускает тупая ноющая боль потерянной любви, и кажется, я начинаю видеть всю ситуацию иначе.

Очень много воспоминаний, которые лежали где-то там годами, которые не приходили ни разу за жизнь. Воспоминания – яркие, как галлюцинации. Так ведь за тем и ехали.

Одна из картинок прошлого навязчиво возвращается, хотя никакого отношения к происходящему не имеет.

Мы снимали огромную дачу прямо на берегу Малаховского озера. Кроме нас в этом доме обитало еще одно семейство с двумя сыновьями. Старший был старше намного, аж на целых пять лет. Он был недосягаем как бог, играл в шахматы и не участвовал в наших мелких забавах.

А вот младший – Мишка, родился раньше меня всего на год. Он был грубоватый, крикливый, бровастый и в нашем девчачьем коллективе исполнял роль раскрашенного пряника, привязанного к вершине столба. Кто первый заберется, тот и съест.

Мне он не очень нравился, и я исключительно из вредности пыталась добиться его внимания – чтобы Наташке меньше досталось. Всем нам было в ту пору 8–9 лет, и, кроме Наташки – хозяйской дочки, были мы отпрыски еврейских интеллигентских семейств.

Через два забора от нас находилась другая дача, вокруг которой водилась еще одна мелкая компания со своим собственным светилом в центре. Вот это-то светило и не давало мне покоя. О, это был мальчик утонченный, очкастый и недоступный. Он был на год старше, у него была отличная спортивная фигура, потому что он занимался фехтованием. Этот последний штрих делал его окончательно неотразимым в моих глазах. Звали его Леша. Его родители дачей владели, а не снимали, и принадлежали к качественно совсем другой прослойке. Они были номенклатурой.

Леша упорно игнорировал меня на малаховском пляже. И вокруг него всегда вилась стайка из двух-трех стилистически схожих с ним девчонок. Одну из них он как-то поднял на руки и занес в воду. Он был очень сильным для своих лет. Как же мне хотелось быть на ее месте…

Я завидовала этим девчонкам. Как ладно сидели на них синтетические купальники – у меня был ситцевый. Какие стройные худенькие ножки выглядывали из-под их заграничных платьиц. А я была пухлая и носила то, что шили мне мама с бабушкой. Я всячески старалась привлечь его внимание, ходила колесом, садилась на шпагат, пела французские песенки. Безрезультатно. Он не собирался знакомиться. Зато его эскорт смотрел на меня зверем. Их мне было не провести.