Пособие по общественным связям в науке и технологиях
Шрифт:
При таком подходе возникает необходимость выдвижения программ по преодолению пропасти между экспертами и широкой публикой, изменению в лучшую сторону отношения общественности к науке и технике или по крайней мере по смягчению враждебности. Акцент на неспособности общества понимать достижения науки – в соответствии с моделью линейной, педагогической и патерналистской коммуникации – и обусловил ярлык «модели дефицита» (например,Wynne 1991; Ziman 1991).
С начала 1990-х гг. несколько ученых подвергали концепцию дефицита критике, указывая на слабую эмпирическую базу лежащих в ее основе допущений и весьма ограниченный успех предпринятых на основе этой модели коммуникативных акций. Критики не отрицали, что проблемы, связанные с неосведомленностью широкой публики (см. ниже) в научных проблемах, могут иметь место, но указывали, что это не лучшая стартовая позиция: можно сфокусироваться на том, чт'o аудитория знает, какие вопросы ее волнуют и что ее заботит. Много лет продолжается дискуссия о том, каких именно знаний о науке недостает публике и какие знания ей нужны: о научных фактах, научных теориях, научных методах или организации и управлении наукой (см. Durant 1993). Более традиционная теория о недостатке
Диалог, хотя и требует значительных коммуникационных усилий, стал рассматриваться в качестве приемлемой альтернативы «модели дефицита» с конца 1990-х гг., по мере того как становилась очевидной обеспокоенность общества относительно ряда научных и технологических проблем и росла потребность непосредственного участия общественности в их обсуждении. Все больше было случаев, когда неэксперты или альтернативные эксперты активно участвовали в формировании направлений исследований в таких областях, как биомедицина. Все это привело к переосмыслению точного значения научной коммуникации в нескольких областях. Например, часто цитируемый доклад Специального комитета британской палаты лордов по науке и технике (2000 г.) отмечал пределы научной коммуникации, основанной на патерналистских, направленных сверху вниз, от науки к обществу, отношениях, и обнаруживал «новый тон диалога». Во многих странах и на общеевропейском уровне ключевые слова в финансовых и политических документах претерпели изменения: вместо «осведомленности общественности о достижениях науки» стали говорить об «участии граждан», «коммуникация» уступила место «диалогу», формулировка «наука и общество» изменилась на «наука в обществе».
Переход от дефицита к диалогу остается распространенной концепцией, описывающей отношения науки и общества. Принято считать, что эти два подхода различны и один явно лучше другого. Переход к диалогу часто рассматривается как неоспоримый факт: о «повороте к диалогу» говорят как об исторической перемене, эффект которой сказался по всей Европе и в более широких масштабах (см. Philips et al. 2012). Концепция диалога и сходные с ней предлагаются и принимаются к исполнению куда чаще, чем модели, основанные на идее дефицита (по крайней мере в Европе, Австралазии и Северной Америке). Более пристальный взгляд, однако, обнаруживает более сложную картину: к примеру, парадоксальный случай в давно и прочно ассоциировавшейся с передовыми диалоговыми инициативами Дании, где тем не менее наблюдается противоположный тренд (Horst 2012).
Однако исследования и дискуссии последнего десятилетия не свободны от ноток скептицизма относительно масштабов и даже реальности перехода к диалогу. Ожидалось, например, что подходы на основе диалога будут эффективнее исправлять ситуацию с неосведомленностью публики. Утверждалось, что некоторые диалоговые методы не столь уж двусторонние, коммуникации, как правило, находятся под контролем инициировавших их научных или политических организаций, а граждане не могут всерьез влиять на результат (Bucchi 2009; Davies et al. 2008). Ведутся дискуссии о возможностях и плюсах диалога, ориентированного не на конкретные информационные или политические цели, а на процесс участия как таковой (Davies et al. 2008). В такой все шире распространяющейся форме научной коммуникации, как научные кафе, посетителей порой больше интересует само общение, чем получаемые знания.
Вовлеченность – во многих странах этот термин преобладает при описании широкого спектра научно-общественных практик в политическом, образовательном, информационном и развлекательном контекстах [2] . Понятие вовлеченности может относиться к действиям и позициям как производителей знаний, так и различных секторов публики. Когда, например, ученые идут к людям, чтобы рассказать о своей работе, это называют «вовлечением общественности». Интерес и внимание широкой аудитории к научным исследованиям также называют «вовлечение (вовлеченность)» [3] . В некоторых культурных контекстах, особенно в Британии, слово «вовлеченность» – фактически синоним общественной коммуникации, оно прочно утвердилось в таких устойчивых словосочетаниях, как «вовлеченность общественности в науку и технику», которое используется чаще, чем «информирование общественности о науке и технике» или «общественное понимание науки» [4] . Изменение словаря влечет за собой, даже неявно, переход к тому, что отношения между участниками процесса начинают восприниматься как более равноправные и активные.
2
Эти виды деятельности обозначают зонтичным термином science-in-society – «наука в обществе». – Прим. пер.
3
Авторы в обоих случаях используют термин public engagement. – Прим. пер.
4
Используются термины engagement, public engagement with science and technology, public communication of science and technology и public understanding of science. – Прим. пер.
Разные уровни и модусы участия рассматриваются, например, как нисходящие и восходящие (Wilsdon and Willis 2004); последнему предлагается уделять приоритетное внимание на том основании, что раннее участие широкой аудитории в дискуссии, а следовательно, в определении направления исследований, скорее всего, приведет к более удовлетворительному результату для всех участников процесса и будет способствовать доверию общества к знанию. В качестве примера запоздалого (нисходящего) вовлечения приводится
случай с генно-модифицированными продуктами и растениями: во многих странах мира эта продукция была представлена как товар под ключ и встретила враждебную реакцию. В Европе ученые, власти и бизнесмены учли этот опыт, попытавшись обеспечить раннее (восходящее) вовлечение общественности в сферу нанотехнологий.Деятельность по вовлечению публики рассматривается в ряде стран как важная обязанность – и ответственность – научных организаций в контексте так называемой «третьей миссии» университетов. Основываясь на этом, ученые и политики обсуждают, какие показатели лучше позволяют судить о масштабе и эффекте такой деятельности (Bauer and Jensen 2011; Bucchi and Neresini 2011).
Участие – более тесная форма вовлечения общественности в научные идеи и управление наукой. Термин приобрел специфическое значение в рамках концепции «науки в обществе» посредством связи с идеями «демократии прямого участия» и интерактивной коммуникации. В этом контексте интерактивность подразумевает очень активных граждан, которые могли бы участвовать в выборе тем для обсуждения. Таким образом, в концепции «науки в обществе» участие рассматривается как третья возможность, лежащая за пределами бинарной «дефицитно-диалоговой» системы и преодолевающая необходимость упоминать, например, о «реальном диалоге», чтобы подчеркнуть, что таковой действительно имеет место (см. Riise 2008). Если дефицитные и относящиеся к ним модели коммуникации можно рассматривать как односторонние, а диалоговые – как двусторонние, то модели с интерактивным участием можно представить как трехсторонние, поскольку они подразумевают и общение широкой аудитории (граждан) между собой, и откровенный их разговор с научными организациями. Программа научных исследований Европейской комиссии «Горизонты-2020» {6} поддержит изучение участия общественности в оценке и направлении развития науки. Это участие будет осуществляться через гражданские организации. В современных научных центрах, которые интересуются связями между наукой и искусством, все больше внимания уделяют культурным репрезентациям науки – открытым и доступным для интерпретации и критики (см. написанную Шиле главу этого пособия). В этом смысле общественное участие в науке становится эквивалентным вниманию публики в театре или концертном зале.
6
Эта программа рассчитана на период 2014–2020 гг. и в основном направлена на то, чтобы научные исследования приносили отдачу в виде технологических инноваций: http://ec.europa.eu/research/horizon2020/index_en.cfm?pg=h2020.
Другие формы общественного участия в науке представлены «гражданской наукой» и «открытой наукой» (Bonney et al. 2009; Delfanti 2013). В первом случае граждане могут внести вклад в исследования ученых, пополняя данные и собирая факты: например, добавляя свои наблюдения за определенными видами животных в онлайновые базы данных, которые будут изучать специалисты. Во втором случае ученые выкладывают в свободный доступ все свои протоколы, данные, способы анализа и публикации, чтобы любой мог подвергнуть их тщательному изучению. Таким образом, все заинтересованные получают не только «науку под ключ», как это происходит при классической популяризации, но «науку в процессе». В некоторых случаях такая доступность прокладывает путь и реально содержательному вкладу: например, в проекте Fold-It формы некоторых белков были определены в ходе сотрудничества между экспертами и неспециалистами (см. написанную Айнзидель главу этой книги).
«Аудитории» (publics) – термин, ставший принятым в исследованиях отношений науки и общества и подчеркивающий, что аудитория разнообразна и разделена на части. Поскольку слово это выглядит необычно, на письме его часто выделяют кавычками. Форма множественного числа подчеркивает, что всякого рода обобщения относительно аудитории – особенно в условиях дефицита – редко являются обоснованными и часто вводят в заблуждение (Einsiedel 2000). Концепция «аудиторий» связана с ситуативной моделью коммуникации, основанной на признании того, что в обществе бытуют разные варианты понимания, разные убеждения и позиции.
Помимо очевидной дифференциации на молодые и старые, мужские и женские, научно образованные и необразованные «аудитории», к принятию концепции «аудиторий» подталкивало то, что люди очень по-разному воспринимают научную проблематику. Интересы, склонности и объекты внимания различаются как внутри отдельных стран, так и у разных стран и континентов. Со времен предпринятых более 50 лет назад исследований осведомленности широкой общественности о научных фактах методики исследования становились все более сложными и нюансированными. Они, например, измеряли тонкие различия в степени доверия к ученым и научным организациям, а также к новым технологиям как в отдельных странах, так и у жителей разных стран. Эти данные удается соотнести со сведениями об образовании и мировоззрении. На основе полученных из разных стран данных можно очертить контуры (см. Allum et al. 2008; Bauer et al. 2012) национальных научных культур (см. ниже Научная культура). Пристальное внимание к «аудиториям» ныне стало почти стандартным элементом подготовки ученых к работе в сфере общественной коммуникации. Краткие курсы, которые исследователям предлагают научные советы, университеты и профессиональные организации, очень часто открываются вопросом: с какими «аудиториями» вы хотите общаться и почему (Miller et al. 2009)?
Экспертиза – один из самых распространенных вариантов вхождения научного знания и его носителей в область общественного, когда ученые выступают в общественной роли, оценивая, интерпретируя и комментируя достижения науки, обсуждая с властями и общественными организациями эффект научных открытий. В качестве производителей знаний ученые стремятся работать в четко очерченных и все более специализированных областях. Когда ученых зовут выступить в качестве экспертов на каких-либо публичных площадках, от них ждут более широкого подхода, ответов на вопросы СМИ или политических советов в областях, в которых они могут оказаться не столь уж компетентны (см. написанную Петерсом главу этого пособия).