Пособие по общественным связям в науке и технологиях
Шрифт:
Исследования отношений науки и общества часто сосредоточиваются на формах выражения экспертных научных мнений и признании их авторитетными. При публичном обсуждении сложных научных проблем требуется опыт специалистов из разных сфер. Сегодня прорывы, как правило, происходят на стыке различных областей науки и техники. Иногда они чреваты экономическими, политическими и этическими последствиями, которые требуют привлечения экспертов. Ученым, активно участвующим в общественных коммуникациях, все чаще приходится соотносить свой опыт с опытом ученых и практиков, работающих в сферах, которые раньше казались им далекими. При обсуждении сложных проблем здравоохранения или окружающей среды на юридическом или парламентском уровне (например, для выработки общих юридических или регулирующих норм) научная экспертиза может быть подвергнута критике в непривычном контексте и по критериям, весьма далеким от тех, что приняты в научном сообществе.
Научное знание все чаще испытывает проблемы, сталкиваясь с менее формализованными знаниями, основанными на опыте или культуре отдельных социальных групп. В ряде исследований
Научная экспертиза в современном обществе сталкивается с серьезными вызовами, такими как возрастающая доступность научной информации для неспециалистов, растущие сомнения в выборе и компетентности экспертов, доступность для широкой аудитории противоречивых дискуссий, которые ведут специалисты в своем кругу, а также конкуренция экспертиз.
Фигуры известного (visible scientist) или публичного ученого (public scientist) встречаются в каждом поколении с тех пор, как в XVII в. возникла современная наука. Известными общественными деятелями были некоторые основатели современной науки, а такие научные институции, как профессиональные сообщества и академии, хотя бы частично занимались тем, что открывали науку для широкой аудитории. Однако тех, кто занимался наукой, вплоть до XIX в. даже не называли учеными, а слой общества, потенциально интересовавшийся наукой, сводился к узкой группе высокообразованных людей. По мере профессионализации занятий наукой, быстрого роста числа ученых и формирования массовой аудитории росла обеспокоенность относительной незаметностью науки: большая часть науки и ученых оставалась невидимой для большей части общества. Классическое американское исследование (Goodell 1977) привлекло внимание к известным антропологам, психологам, молекулярным биологам как популяризаторам и толкователям современной науки. Но оно также высветило институциональные оковы – за стремление к публичности ученый мог быть и вознагражден, и наказан.
Социальные обстоятельства той эпохи требовали большей доступности научных знаний. Космическая гонка, в которую вступили два главных геополитических блока, привела к росту государственных инвестиций в науку и технику и подстегнула интерес к научным открытиям. Быстрое развитие медицины и информационных технологий требовало популяризаторов. Самые успешные из них воспользовались возможностями, которые предоставляло быстро распространившееся телевидение, и вскоре стали широко известны. Харизматичные или просто фотогеничные специалисты по астрономии, новым технологиям, естественной истории сделали карьеру в качестве телеведущих. Другие, призываемые в политику и медиа в качестве экспертов, также становились публичными фигурами как авторы газетных статей, участники телешоу, члены консультативных комитетов или экспертных групп, наконец как политики.
С 1970-х гг. в разных странах мира создавались министерства науки, технологий или научных исследований, а отдельные ученые вошли в политику как советники или политические деятели. Эффект присутствия таких широко известных ученых – в медиа, политике и в общественной деятельности в широком смысле слова – и характер их известности могут рассматриваться как важная составляющая при анализе научной культуры той или иной страны (см. ниже Научная культура). Подпитываемая дальнейшим развитием массмедиа, культура знаменитостей, выросшая вокруг сферы развлечений и спорта, оказала влияние на многие секторы, и теперь наряду со знаменитыми актерами, писателями, экономистами во многих обществах присутствуют знаменитые ученые (см. написанную Фэи и Левенстайном главу этого пособия). Их мнения востребованы и распространяются на темы, лежащие далеко за пределами сферы, в которой они получили признание как ученые, их частная жизнь становится достоянием публики: одна из особенностней современной ситуации состоит в том, что взаимопроникновение науки и общества происходит и подобным образом.
Термин «научная культура» или «культура науки» используется в разных вариантах и означает место науки в культуре страны или ином культурном контексте. Эти взаимозаменяемые термины преобладали в дискуссиях последних нескольких десятилетий. Один из вариантов, на который явно оказала влияние концепция «двух культур» Чарльза Перси Сноу, сопоставляет научную культуру с культурой гуманитарной, искусством, оспаривая их разделение и недостаток общественного внимания к науке (Snow 1959). Другой вариант употребления фактически взаимозаменим с пониманием науки обществом в более традиционном и ограниченном значении. Такое использование термина приравнивает научную культуру к уровню научной грамотности, а также вниманию и интересу публики к проблемам науки; таким образом, общественность переходит с дефицитно-диффузионистской точки зрения к принятию и поддержке достижений науки и техники. Такое употребление термина было расширено, чтобы он охватывал также и технику, как во французской формуле CSTI (culture scientifique, technique et industrielle)
или как в недолгое время принятом Европейской комиссией сокращении RTD culture, относящемся к научно-техническим разработкам (Miller et al. 2002).Узкая диффузионистская интерпретация научной культуры подвергалась критике как ограниченная и плохо обоснованная (см. выше Дефицит, Модели). Как показывают исследования, опасения и скептицизм по поводу достижений науки могут быть связаны с более высоким уровнем образования и информированности (иначе говоря, с более высокой научной культурой), и напротив, слепое доверие к науке – а в некоторых случаях даже ожидание от нее чудес – может быть совершенно оторвано от реальных знаний и понимания науки (см. Bucchi 2009; а также главу, написанную для этого пособия Бауэром и Фаладе). Узкое понимание научной культуры в духе построений Сноу подразумевает, что она представляет собой отдельный, целостный и монолитный объект, который может быть внедрен в общую культуру и общество с помощью соответствующих коммуникаций.
Более широкий подход подчеркивает разнообразие и фрагментированность научной деятельности, значительную проницаемость границ между современной наукой и жизнью общества, взаимное оплодотворение образов и нарративов в культуре и научных идеях и концепциях, заметное присутствие в общественной жизни и современном искусстве деятелей науки и научных концепций. Такое понимание взаимодействия научной культуры и жизни общества включает не только восприятие общественностью научных знаний как таковых, но и осознание науки частью общества и частью культуры и, следовательно, способность открыто, уравновешенно и критически обсуждать и оценивать роль науки, ее приоритеты и влияние. С недавних пор идет дискуссия об индикаторах измерения научной культуры как комбинации традиционных показателей (например, инвестиций в науку и их отдачи), показателей активности научной коммуникации (от освещения в СМИ до посещаемости научных музеев) и отношения общества к науке.
Проблемы изучения научной коммуникации
Концепции, подобные рассмотренным выше, будет использоваться и дальше, и б'oльшая ясность относительно их применения поможет будущим исследованиям. Однако, как упоминалось выше, в этой сфере наблюдаются значительные сдвиги, требующие новых подходов, а возможно и новой терминологии. Так, для описания доступности (во всех смыслах этого слова) ученых и научных организаций к практике и логике общедоступных медиа была предложена концепция медиатизации (Weingart 1998; Peters et al. 2008; R"odder et al. 2012). Она может оказаться продуктивным способом перестроить коммуникационные отношения и прежде всего отойти от представления науки и общества как отдельных и отличных друг от друга. Вероятно, это остается центральной проблемой современного изучения научной коммуникации, но есть и ряд связанных с ней проблем, порожденных коэволюцией науки, общества и средств коммуникации. Мы попытаемся определить наиболее важные из них.
Взаимопроницаемость науки и общества и их разнородные связи накладываются на растущую фрагментацию «аудиторий», медиа и их социальных функций. Научные организации и деятели науки все более разнообразят свои подходы и действия, в том числе в сфере коммуникации, что делает проблематичным дальнейшее использование таких привычных терминов, как «научное сообщество», предполагающих внутреннюю общность и приверженность особым нормам и ценностям (Bucchi 2009; 2014). Не менее важно осмыслить и исследовать определения и разнообразие «аудиторий» в научной коммуникации. Традиционно используемое понятие «аудитории» несет в себе идею пассивной «целевой» аудитории читателей и зрителей, к которой обращаются покровительственно. Нельзя отрицать, что немалая доля аудитории потенциально может остаться отлученной от взаимодействия с наукой и связанной с ней деятельности. Тем не менее очевидно, что социальные изменения, в описаниях современного общества связанные с чувствами неопределенности, риска и недоверия, наряду с изменением медиатехнологий и их использования играют важную роль в переопределении и увеличении количества площадок для научной коммуникации. Эти перемены требуют от исследований в области научной коммуникации более точных карт взаимосвязей между наукой и обществом.
Сегодня цифровые медиа, помимо всего прочего, дают научным организациям и ученым возможность предоставлять конечному пользователю беспрецедентное количество и разнообразие материалов: например, интервью с учеными, тематические подборки новостей, видео. С учетом того, что научные организации все активнее ведут работу по связям с общественностью, это приводит к явлению, которое можно назвать кризисом посредников. Этот кризис не специфическая черта научной коммуникации или даже научной журналистики, в кругах которой он активно обсуждается, но он весьма важен для всей этой сферы. Привычные посредники в сфере научной коммуникации – газеты, журналы, теле- и радиопрограммы, научные центры и музеи, традиционно служившие фильтрами и гарантами качества информации – утрачивают свою роль. Возможно, какие-то ожидания относительно того, что цифровые медиа заново откроют науку широкой общественности (Trench 2008a), оказались ошибочными или преждевременными, но все более широкое использование интернета заставляет ученых воспринимать его как нечто большее, чем просто канал распространения научной информации.