Посох Времени

— Что значит быстрее? Ангус? Объясните всё, наконец.

Берцо вздохнул и, не сбавляя шагу, произнёс:

— Редкая удача, Джеронимо, редкая. — Он криво улыбнулся, на ходу вскинул к небесам взгляд, полный искренней благодарности Богам. — Она проводит нас.

— Как? — Удивился Лонро. — Я…, я не верю своим ушам. Что вы ей такое сказали?

Берцо повторно ухмыльнулся:

— В том-то и дело, что ничего особенного. Ту самую дурацкую историю о моих больных коленях.

— И что?

— А то, что выслушав эту ерунду, она мало того, что пожалела меня, несчастного, так ещё и заверила, что чудесная вода Родника исцелит меня полностью. Повторяю, она проводит нас, поскольку, как она сказала, их путь лежит туда же…

— Их?

— Джеронимо, — упрекнул Берцо своего товарища, — Вы, как видно, забыли? Разговор о мальчике…

— А-а-а, — вспомнил Лонро, — конечно. А эти…?

— Старики тут не причём, — отмахнулся Ангус, — сейчас главное поскорее добраться до Слободы и нанять хороших лошадей. Видели её вороного? — С нескрываемой завистью, спросил он. — Вот то-то же…

Ромеи торопливо удалялись, а ставшая вдруг серьёзной Йогиня, задумчиво смотревшая им вслед поверх выгнутого свода резной калитки, как видно что-то прикидывала себе в уме на их счёт. Тихий детский голос, прозвучавший где-то позади, разом смахнул озабоченность с её прекрасного лица. Она обернулась.

У тёсанного, высокго крыльца стоял худощавый, белоголовый мальчик с такими ясными, зелёными глазами, что Йогиня, глядя в них, невольно улыбнулась.

— Кто ж это, из какого Рода? — спросила она. — Уж и узелок прихватил…

Малец покосился в сторону Радимира и опустил взгляд.

— Ну что же ты? — Упрекнул старик, подходя ближе и опуская ему на плечо сухую, горячую от волнения руку. — Говорено ж было…

Мальчик встрепенулся:

— Азъ, — прозвенел его тонкий голосок, — наречённый чадом Яр, д’Арийского Рода Медведя, сын Велимудра, внук Ортая, ведающих Ра, послуживших Прави[21] и Святорасе[22] в Слободе Пореченской…

Лицо Йогини потемнело:

— Ведаю, — тяжело произнесла она, — Род твой. Знала и Предков твоих, великие были штоурмвои. Слышало всё Беловодье о том, как полегли они, защищая числом малым своих жён и детей. Да только по слуху тому вся Пореченская Слобода отправилась в Небесную Сваргу Пречистую. Как же ты уцелел?

— Его Олега спасла, — вступил не к месту в разговор Гостевид.

— Погоди ты, сосед, — остановил его Радимир. — О том не ты должон говорить. Тут надобно без прикрас и воздыханий.

Гостевид потупился и замолк, а Радимир продолжил:

— Пореченская Слобода и в самом деле чуть ли не вся полегла в Тарийском Святилище[23]. Ночью, в самый разгар празднества напали на них Аримы с Рыбоедами[24]. Кого видели – всех побили, только самых малых увели в полон. Олегу, жрицу из Капища Тары, в самый разгар битвы отослал Жрец Трислав-Воитель в сторожевой град, что на слиянии Тары и Ирия. Жрица, ведомая Великой Богиней Тарой Многомудрой и хранимая Родом Небесным, идя кустами вдоль берега реки, видела чужие струги, и ладьи на коих сидели два стражника Ариманских, что охраняли наших полонённых деток.

Поведав воеводам сторожевого града о постигшем Слободу и Храм несчастии, рассказала она и о ладьях да стругах, стоящих на воде. Четники связали неводы, перетянули ими реку у устья, а сами спрятались в прибрежных кустах. Едва только сдерживаемые неводом ладьи остановились, Тарские штоурмвои набросились на ворогов. Те, увидев, что не отбиться им от мщения, стали убивать детей. Из более чем сотни ребятишек, уцелело только сорок.

С восходом дружинники, старцы и уцелевшие женщины с детьми Пореченской Слободы, пошли к Тарийскому Святилищу. Всё было сожжено. Вокруг только груды окровавленных тел.

Нашли и погибшего Трислава-Воителя. Вокруг него и отца этого малого, штоурмвоя Велимудра, что-то с четыре с лишком десятка порубленных ворогов лежало. Что в Триславе, что в Велимудре, в каждом не меньше десятка ворожьих стрел и множество ран. Штоурмвой, как видно, перед смертью вообще рубился одной рукой, другую-то отсекли в бою.

Великие вои и пали достойно. Они родичи по крови, оба из рода Медведя. После тризны Олега собрала детишек и всех, за исключением этого, отправила в Растовый Скит[25].

Йогиня оторвалась от тяжёлых мыслей и, вскинув брови, вдруг весело спросила:

— А этого что ж, …к нам?

Оба старика согласно закивали:

— К вам, матушка. Вам такое диво-дитя как раз сгодится…

— Ну, — развела руками гостья, — раз так, знать после полудня и поедем. Ты, старче, гостью в дорогу думаешь кормить? Нам с малым Яром путь не близкий предстоит.

— Что ты? — Замахал руками Радимир. — Всё уж готово. Только…

— Что «только»? — Удивилась гордая красавица, уже собравшаяся было отправиться к высокому резному крыльцу.

— Радмила-Йогинюшка, — замялся дед, нервно оглаживая бороду. — Прости, матушка, что назвал по имени, но тут все свои. М-м-м, спросить-то тебя как-то…

Йогиня бросила взгляд в сторону калитки:

— Не о ромеях ли?

— О них, Радмилушка. Неужто и этих поведёшь к свешенной Пещь Ра?

Красавица горько улыбнулась:

— Поведу, — просто ответила она, протягивая к ребёнку тонкую руку, и гладя его по светлой голове, — али и до них таких же не водила?

— Так что ж, — старец снова замялся, — и этих златом-жиром одаришь?

— Одарю, — согласилась она. — Ты же знаешь, Радимир, сие мой урок. Одного из них одарю златом, у другого же отберу его пустое сердце. Этот сердешный торг не мы придумали, а они и их предки, так что... А жир-злато? …Пока им нужно только наше злато, путь берут. Пусть хоть дороги у себя этим жёлтым железом выстелют, им от того только недоброго и прибудет. Нам же нужно, чтобы они к детишкам нашим, таким, как этот, не тянулись. Злата у нас много, пусть жиреют, а вот детишек Светлых во время Сварожьей Ночи[26] нарождается мало. Глядишь, за сладким сиянием самого ценного-то эти ромеи и не приметят.